Спрессованное в тугую пружину время хлопком начало раскручиваться, набирая обороты. Стрельцы подтащили меня к изрубленному чурбану и припечатали к нему грудью. Комок желчи подступил к самому моему горлу, не давая свободно вдохнуть.

Палач поднял топор, примеривая его к руке.

Я рванулся, ослепленный животным ужасом. Но тело словно окаменело. Лишь мычание сорвалось с моих губ.

— Остановитесь!

Словно прорвав пелену, застившую мозг, до моего сознания долетел звонкий женский крик. И нет голоса милее и чудеснее…

Аленушка взбежала на помост и набросила мне на голову свою шаль. Я мгновенно лишился возможности наблюдать за происходящим, осталось лишь положиться на слух.

— Что это значит? — гневно воскликнул Далдон. — Отвечай, дочь моя.

— Я беру в мужья этого человека.

Это уже интересно.

Начинаю помаленьку извиваться, пытаясь принять более приемлемую для столь важного мероприятия позу.

— Что?! — Голос Далдона заставляет заледенеть самые храбрые сердца.

— По старинному обычаю, — продолжает гнуть свое царевна, — если приговоренного к казни человека покроет покрывалом и наречет своим суженым невинная дева, то он волею богов становится мужем ей, а не Смерти.

Наконец-то мне удается принять относительно вертикальное положение — остается подняться с колен. Но вот это-то и является проблемой из-за связанных рук и затекших ног. Трое-из-Тени, о которых я из-за волнения позабыл, — подхватили меня под белы рученьки и поставили на ноги.

От резкого движения накидка сползла набок, и я смог обозреть происходящее. Для этого, правда, приходится скашивать левый глаз, но эти мелкие неудобства ерунда по сравнению с тем, что меня ожидает в случае, если Аленушке не удастся настоять на своем.

Царь Далдон гневно сверкает очами и потрясает короной, но пока не отдает никаких приказов. Изрядно захмелевшая толпа растерянно собирается с мыслями: с одной стороны, ее пытаются лишить законного зрелища, а с другой — происходящее вышибает слезу. Бражка способна качнуть толпу из одной крайности в другую. От звериного буйства до умильного всеобщего лобызания и братания.

И тут на арену выступил начинающий шоумен в лице (или морде) кота-баюна Василия. Певец из него, прямо скажем, не очень, но зато оратор…

— Люди добрые! — заорал он, взбираясь на помост. — Судьбы человеческие куются на небесах. И лишь богам ведомо предназначение каждого человека. И не в людской власти становиться на пути высших сил. Нечего и…

Царь сделал стражникам знак убрать с помоста баюна. Думается, и для него найдется плаха и топор, тем паче что Далдон давно собирался это сделать.

— Беги, — посоветовал я коту.

Да он и сам это уже сообразил. Поэтому перешел сразу к делу:

— Горько!

Нахмурившаяся было от обилия ненужных слов толпа воспрянула духом, получив четкие инструкции к дальнейшему действию. Свадьба — это по-нашему.

— Горько!!! — взревел многоголосый хор. — Горько, горько…

Царевна зарделась, зато я не растерялся. Крутанув головой, сбросил покрывало и, оттолкнув стоявшего на пути стражника, запечатлел на ее устах горячий поцелуй.

Собравшимся это понравилось, и они затребовали повторения на бис, подлив бражки и скандируя:

— Горько!

Я с удовольствием повторил.

Далдон досадливо запустил короной в своих советников и хлопнул в ладоши. Шум мгновенно прекратился.

— Я согласен, — как-то уж очень быстро согласился он.

— Ура! — троекратно проревела толпа, и я в том числе.

— Да здравствует самый справедливый и милосердный царь на свете! — перекрывая восторженный рев толпы, провозгласил кот-баюн.

Стражники освободили меня от веревок, и Алена, подхватив под руку, потянула к Далдону. Мы дружно грохнулись ему в ноги и попросили благословения.

— Не так быстро, — охладил наш восторг царь. — Я согласен, но у меня есть три условия. Выполнишь — отдам за тебя дочь, а нет, не взыщи — голова с плеч.

— Какие условия?

— Завтра узнаешь. А сегодня будем пировать. Видишь, народ праздника желает.

Что-что, а праздник испортить он сумел. Неопределенность изматывает похуже ожидания казни. Знаем мы их царскую зловредную натуру. Забросит перстенек в море-окиян, а мне изволь достать его до завтрашнего утра. А у меня, как назло, ни одного ихтиандра знакомого или там команды аквалангистов…

— Что же ты не весел? — добродушно улыбаясь, поинтересовался царь, опорожняя серебряный кубок.

— Да вот мысль меня терзает…

— Какая?

От отчаяния набравшись смелости, ответил:

— Думаю — кого на свадьбу пригласить. Маловат дворец — все не поместятся.

От подобной наглости царь поперхнулся вином. Аленка чувствительно пихнула меня под ребра и прошептала на ухо:

— Не гневи.

Можно подумать, я сам не знаю, как опасно нарываться на царский гнев. Это чревато неприятностями покруче, чем у муравья, застрявшего на слоновьей тропе. Даже если не растопчет, то тряхнет так, что всю жизнь подпрыгивая ползать будешь.

Оставив народ пировать, мы с царевой свитой направились во дворец. Они верхом на конях, я на своих двоих. Что же… мы люди не гордые… можем и пешком пройтись. Особенно учитывая, что альтернативы все равно никакой.

У ворот в царскую слободу Далдон остановил коня и соизволил обратить внимание на мою скромную персону.

— Значицца так, волхв. Слушай мой царев указ. Коли выполнишь три мои поручения — быть тебе моим зятем, Аленушке — мужем. Коли нет — беги куда очи зрят, может, жизнь и спасешь, а вернешься ни с чем — плаха тебя ждать будет. Велю в готовности содержать — для казни лютой. Иди.

— Какие желания?

— Для интересу спросил аль счастия пытать будешь?

— Если это в силах человеческих и угодно небесам — свершу пожелания ваши.

Взмахом руки отослав свиту прочь, царь склонился ко мне:

— Что ж ты упертый такой? Поселись где от столицы подале и не высовывайся — я преследовать не буду.

— Не могу я без Алены.

— Так люба, что голову сложить готов?

— Люба.

Царь вздохнул.

— Вот ведь каков… Эй! — Повысив голос, он огласил свои условия. — Слушайте мой царев указ. Первое желание — Кощея со свету сживи аль в полон возьми, дабы неповадно было на нас войной ходить. Эта служба будет для отечества. Выполнишь — приходи, остальные узнаешь. Для царевны будут и для меня — царя тваво.

Развернув коня, он скрылся за воротами.

— Лучше убеги, — донеслось его пожелание. Аленушкино личико мелькнуло во дворе, и взлетела в прощальном напутствии ручка.

Понурив голову, я опустился на пожухлую траву, вытоптанную копытами и припорошенную пылью. Задал мне царь задачку, впору к ведьмачьему подарку обращаться. Сделать глоток, и прощай-прости, жизнь непутевая. Кощея мне вовек не одолеть. Даже с куклой и иголкой.

Чья-то рука опустилась мне на затылок и ласково погладила.

— Не горюнься, Аркаша, — просипела Баба Яга, — авось придумаем, как пособить горю твоему.

Подняв голову, я с удивлением увидел, что нахожусь в окружении своих друзей. Здесь и волкодлаки, и ведьма, и боевые маги, и домовой с котом Василием… Все собрались здесь. Верные друзья, которые рядом в тяжелую минуту, всегда готовые подставить плечо и подать руку.

— Что мне делать, други? — вопросил я.

— Знамо что, — за всех ответил кот Василий. — Выполнить Далдоново поручение и жениться на царевне. Я, конечно, без сапог, да и не на мельнице родился, но тоже не промах. Пусть только в мышь превратится — мигом съем, даром что сырого и немытого.

— Помолчи, пустобрех, — оттолкнул кота домовой. — Здесь совсем другие навыки нужны. Удавочку под воротник и коленом в хребет — пока язык не вывалится.

— Давайте отложим раздумья на утро — оно вечера мудренее, как говорила одна Кощеева знакомая жаба. На сегодня и так событий достаточно.