Сместив взгляд себе под ноги, чтобы видеть ступеньки, ведущие на помост, я заметил надпись на черной обивке. Присмотревшись внимательно, так опешил, что умудрился-таки поставить ногу мимо ступени. Корявыми буквами выведено: «Долой самодержавие! Пролетариев на трон! Все объединяйтесь! No pasaran!»
— Вот наш герой! — ударил визгливый возглас в спилу. — Мученик за права простых людей!
Медленно поворачиваюсь, уже зная, кому принадлежит этот голос. Так и есть — кот-баюн. Заметно похудевший, со свалявшейся шерстью, в дырявой черно-красной футболке с надписью: «ШАХТЕР», но точно он.
А Василий тем временем продолжает нагнетать обстановку.
— Для чего вообще тиран, непонятно по какому такому праву занявший трон, устроил эту казнь? А для того, чтобы запугать нас. Но мы не боимся! И не хотим жить по-старому. А он хочет править по старинке, но не может, потому что есть мы. И мы сила, если вместе. Так встанем же на защиту нашего достоинства и чести. Да, у них мечи, но наше дело правое и у нас есть это. — Кот поднял с земли булыжник и потряс им над головой. — Это оружие пролетариата.
Толпа заворчала, щедро одаривая стрельцов недобрыми взглядами. Те плотнее обступили меня кольцом и взяли бердыши наперевес.
Выступление привлекло внимание жителей всех окрестных хат, начали сходиться люди: послушать да поглазеть. Не каждый день, поди, балаган концерты устраивает.
Не иначе как поэт-самоучка затеял учинить революцию. Я-то думал, что он стихи пишет, а он спасает меня в меру своего таланта. Но где он так политически подковался?
— Товаищи! — заметно картавя, возопил баюн. — Скажем решительное «Нет!» мировому империализму в лице отдельно взятого представителя правящей кучки.
Многие вновь прибывшие оказались политически несознательными или просто тупыми. Они принялись хлопать в ладоши и скандировать, притопывая в лад:
— Казнь! Казнь!
Завязалась небольшая словесная перепалка, по хорошей славянской традиции переросшая в потасовку с мордобоем.
Подоспел развод царских стрельцов, который попытался разнять дерущихся.
А вот это зря. Не любит этого наш народ.
— Менты поганые! — Кот Василий рванул на груди майку и затянул: — Врагу не сдается наш гордый «Варяг»…
Недавние противники объединились против представителей власти, посягнувших на их законное право дать в зубы и получить в глаз.
Поднятый хай поставил на уши всю столицу.
Собаки заливались лаем, сцепившиеся в драке мужики матерно комментировали ход потасовки, бабы принимали во всем происходящем самое живое участие: одни, подобрав юбки и истерично визжа, пытались выбраться из людского круговорота, понимая, что на их попытки упасть в обморок внимания не обратят — затопчут, и поминай как звали; вторые были заняты спасением собственных дражайших супругов, третьи азартно болели, делясь одна с другой мнением о ходе поединка, четвертые, сообразив, что это добром не кончится, поспешили прочь, разнося со скоростью степного пожара весть о побоище.
В процессе увеселительного мероприятия о моей скромной персоне позабыли. Даже мои стражники, и те увлеченно болеют за сборную стрелковую команду. Но произошло это после того, как я оказался намертво привязан к угловым стойкам помоста. Надежда воспользоваться минутной невнимательностью растаяла как снег под струей горячей жидкости. Лишь горький осадок остался.
Я присел на шероховатые доски и принялся наблюдать за сражением, по своему размаху не уступающим эпическим битвам минувшего.
Сидел я, смотрел… плюнул и отвернулся. Революционная ситуация на глазах перетекла в слепой бунт, где главное свернуть челюсть своему противнику, а не добиться чего-либо. Один Василий целеустремленно продолжает свою агитацию, пытаясь направить энергию масс на мое освобождение. Но его игнорируют даже ближайшие сподвижники, не говоря уже про случайных участников.
Взошедшее солнышко начинает припекать. Для осени очень даже… Так и голову напечь может.
— Царь-батюшка едет!!!
Надсадный вопль вырвался из сотен глоток, прокатившись по площади, словно цунами. Потасовка сама собой сошла на нет. Бывшие противники примирились и рухнули ниц пред венценосной особой.
— Слава тебе, царь-батюшка! Слава!!!
Кот-баюн, проявив удивительную для него проницательность, бросил на меня извиняющийся взгляд и поспешно ретировался. И правильно. За подстрекательство к восстанию и антицарские речи его по головке не погладят: укоротят национальное достояние на его уникальную голову, и все. Даже памятника благодарные потомки не поставят.
Царь Далдон величаво поприветствовал толпу ласковой улыбкой и брежневским покачиванием руки.
Человек сто краснокафтанников полукругом охватили Далдона с боярами да советниками, обеспечив безопасный путь до временной царской ложи.
Закончив с поклонами, толпа замерла в ожидании, утирая кровавые сопли и подсчитывая выбитые зубы.
Причина их ожидания стала ясна спустя несколько минут. Грохоча колесами, окованными металлическими ободами, на площадь выехало три груженые телеги. На первой — сдобные калачи да медовые пряники, на второй — колбасы и копченая осетрина и на последней, вызвавшей значительное оживление, — бочонки с первоклассной, из царевых погребов, бражкой.
С тем же рвением, с которым только что били друг другу лица, собравшиеся устремились к поспешно вскрытым бочонкам. На дне телеги отыскались и прототипы одноразовой посуды, изготовленные из дерева с минимальной обработкой.
Брага полилась рекой.
А кто-то говорил, что лозунг «Хлеба и зрелищ» придумали римляне. Ага, как же… Они лишь упростили наш исконный вариант: «Браги, хлеба и зрелищ». Кажется, все компоненты, требуемые для получения толпой удовольствия, на месте. Бесплатные брага и хлеб на телегах, а зрелище будет на десерт. Поскольку, как бы мне этого ни хотелось, главному действующему лицу развлечения — не самому активному, но единственно незаменимому, — сбежать не удалось.
Вот и палач пожаловал. С топором на плече и в куклуксклановском балахоне по самый пуп. Ему тоже налили и заставили выпить. А че? Он не уважает присутствующих? Да… для полноты ощущений мне только пьяного палача на собственной казни не хватало.
Уроды! Ни одна тварь и не подумала мне предложить….
Опорожнив половину бочонков, немного уменьшив горки с рыбой и колбасой, преимущественно рассовав по карманам, народ достиг необходимой кондиции — его потянуло на деяния. А поскольку морды у большинства в весьма плачевном состоянии, то и продолжать драку нет желания, то ли дело казнь. Как секс в резинке — есть и движение, и адреналин в крови, а последствий нет.
Царь-батюшка встал, улыбнулся и сыпанул в толпу горсть золотых монет. И сел на свое место. Ни слова, ни полслова. Скромненько и со вкусом.
Другое дело палач. Вот где человек, лепящий свой имидж своими руками. Он идет грозно, сверкая единственным глазом сквозь прорезь в съехавшем набок балахоне. Массивный топор мерно подпрыгивает на плече в такт шагам. Передник заботливо орошен свежей кровью. Крутанув топор, палач ловко перебросил его из руки в руку и… едва не лишился пальцев, уронив себе на ногу.
Несмотря на явный комизм ситуации, страх сковывает меня. Может, это и смешно, вот только к тому же и смертельно.
— Каково твое последнее желание? — величаво интересуется царь.
— О помиловании речи конечно же идти не может?
— Разумеется.
— Значит, так, хочу золотую рыбку или палочку-выручалочку.
— Нет.
— А мир во всем мире?
— А оно тебе надо?
— Ну… вообще-то я положительный герой.
— Ближе к делу.
— Сто грамм и пончик.
— На здоровье! — взревела толпа, взяв на себя роль тамады.
Я едва не поперхнулся. Своевременное пожелание.
— За дело! — скомандовал царь. Палач поплевал на руки.
Я обежал взглядом лица первого ряда зрителей, вычленяя знакомые. Вот Софон, рядом Баба Яга с Прокопом, вот Яринт и Потапыч, чуть правее Владигор с малознакомым волкодлаком.