В распоряжении Службы Идентификации ЗС на меня имеются подробные сведения — полное имя, национальная принадлежность, время и место рождения, данные о моих родителях, мой служебный ранг, Образование, профессия, внешние признаки, номер банковского счета, место работы, должность, место жительства в данное время. Имеются также мои фотографии, отпечатки пальцев, запись биотоков и картина генотипа. Все это размещено на практически неуничтожимом и микроскопическом по размерам кусочке какого-то вещества, который называется идентификатором. Копию его я имею при себе. Она вделана в стерженёк диаметром в два миллиметра и длиной два сантиметра, который постоянно висит у меня на шее наподобие креста и служит удостоверением личности. Но чаще он служит средством денежных плат. Это очень удобно. В случае надобности суёшь свой идентификатор в отверстие соответствующего прибора, и в какие-то доли секунды тебя безошибочно идентифицируют. И делают то, что нужно. Разумеется, в рамках того, что тебе дозволено. Опять-таки это чудо науки и техники (с точки зрения прошлого чудо) свидетельствует о том, что я нахожусь на низшем уровне социальной иерархии. На более высоком уровне просто создают в мозгу идентификационный («паспортный») центр, выполняющий ту же функцию.

Помимо сведений, о которых я упомянул, в идентификаторе имеются сведения о моих убеждениях и общественно-политической активности. На основе этих сведений вычисляется коэффициент лояльности. Существование этой системы контроля многих, конечно, возмущает. Она считается признаком тоталитаризма. Я же ничего против неё не имею, поскольку мне опасаться по этой линии нечего. У меня самый высокий коэффициент лояльности, по словам начальника отдела лояльности моего учреждения — как у новорождённого младенца. Чтобы меня не сочли полным идиотом, он несколько занизил его. Он мотивировал эту несправедливость тем, что даже у президента США коэффициент лояльности ниже моего, поскольку тот в молодости принимал участие в какой-то профсоюзной деятельности, в период предвыборной кампании обличал язвы капитализма и надавал кучу невыполнимых обещаний в духе социализма. Я подумал, что такого рода факты следовало бы учитывать при вычислении коэффициента интеллектуальности, а не лояльности. Но начальник мой намёк наверняка не понял бы, и потому я промолчал.

Если я буду иметь возможность перейти на работу в другое государственное учреждение, то там первым делом поинтересуются моим коэффициентом лояльности. И если он превысит некоторый предел, на работу меня не возьмут ни в коем случае. Не поможет никакая протекция. Частные фирмы при найме сотрудников на некоторые важные должности тоже интересуются коэффициентом лояльности. В критической прессе это считают одним из, признаков огосударствления бизнеса.

Как государственный служащий я обязан постоянно держать себя в состоянии спортивной весёлости и бодрости. Я должен быть готов в любую минуту, если потребуется обстоятельствами, растянуть свой рот в улыбке от уха до уха, как будто я — по меньшей мере кандидат в президенты страны, выступающий в данный момент перед избирателями или позирующий для репортёров и для телевидения. Я нисколько не иронизирую над этим. Я ещё от школьного робота-наставника навечно запомнил аксиому нашего бытия: внутренний мир человека есть лишь концентрация внешних форм его поведения. Когда нас, западных людей, обвиняют в том, что у нас все деланное, поверхностное и показное, то говорят лишь одну половину истины и опускают вторую, а именно — то, что все это уходит внутрь наших душ и становится органично присущим нам. Мы не только снаружи, но и внутри такие. Во всяком случае, внутренний мир современного западного человека есть лишь концентрация улыбки от уха до уха по голливудским образцам. Стоит сменить это состояние на какое-то иное, как все сразу почувствуют, что с тобой не все в порядке, и тогда тебе ни в коем случае не повысят служебный ранг, а о повышении в должности и думать нечего. Даже с преуспевающими людьми случаются неприятности именно из-за того, что они чуточку приоткрывают своё не совсем благополучное внутреннее состояние так, что его замечают окружающие. Один американский президент проиграл свою первую выборную кампанию из-за того, что ему плохо сделали грим и настроение его испортилось. Это заметили миллионы телезрителей и, естественно, проголосовали против него. Президент США всегда должен быть в бодром расположении духа и улыбаться даже в туалете: вдруг за ним подсматривают сотрудники ЦРУ?! Но если президент великой страны должен постоянно делать вид, что находится в наилучшей форме, то что уж говорить о чиновнике низшего ранга?!

Как служащий низшего ранга я есть лишь некая среднестатистическая величина. У меня нет даже своей собственной, неповторимой внешности. Я изготовлен по образцу героя голливудских фильмов Эда-Джи, игравшего роли безымянных и безликих персонажей десятистепенной важности в фильмах самых низкопробных, но почему-то запоминавшегося сразу и навечно. Именно его безликость была его индивидуальностью — одна из необъяснимых загадок бытия. Когда я иду по улицам, прохожие иногда кивают на меня и говорят друг другу: гляди-ка, Эд-Джи прошёл! Их не смущает то, что Эд-Джи умер десять лет назад в возрасте ста лет. Не будь этого Эда-Джи, меня вообще бы никто не заметил.

Меня вдруг поразила мысль: до сих пор никто не поинтересовался тем, как я жил и что творилось в моей голове. Почему?! «Ну а ты, — спросил я себя, — много ли ты проявлял интереса к другим с этой точки зрения?» Почти никакого. Почему?! Да потому, что в этом не было надобности, ибо все было известно заранее. Это — общее правило нашей жизни: если известен твой социальный статус (а он заметён с первого взгляда!), то заранее известно о тебе все остальное, — то, как ты живёшь и что думаешь.

Думая в этом направлении, я дошёл до логического конца и спросил себя, а существую ли я вообще в качестве некоего «я» или нет. Проблема «Быть или не быть?» есть проблема для существа, осознающего себя в качестве индивидуальной личности, хотя и разочарованного в своём бытии. Это ещё полбеды. Беда, когда перед тобой встаёт проблема, есть ты или нет. У тебя при этом возникает претензия на то, что ты есть, но нет возможности реализовать её так, чтобы отпали все сомнения на этот счёт.

Отдельно взятый человек вообще не представляет никакого интереса для других, ибо это есть пустая абстракция. Человек есть нечто лишь как частичка социального механизма. Степень его интересности есть лишь степень интересности роли этой частички в механизме.

Некоторые авторы XX века писали, будто уже тогда человек (они имели в виду западных людей, конечно) стал безликим существом, будто раньше он был индивидуализированной личностью. А некоторые авторы даже утверждали, будто человек от рождения является индивидуализированной личностью, а в западном обществе второй половины XX века стал утрачивать это качество. Я думаю, что эти авторы смешивали два различных явления — прирождённую склонность западных людей к психологическому индивидуализму и возможность стать индивидуализированной личностью в социальном смысле. Психологический индивидуализм (доминирование «Я» над «Мы") стал одним из исторических условий западной цивилизации и со временем развился в одно из важнейших прирождённых качеств западных людей. Но индивидуализированными личностями люди не являются от природы. Они становятся таковыми в силу обстоятельств их социального бытия, да и то в редких случаях. Проблема человека как личности есть проблема социальная, причём проблема того типа общества, какое у нас сложилось после Второй мировой войны, то есть начиная со второй половины XX века. В этом обществе впервые в истории появилась возможность для формирования людей как индивидуализированных личностей не в порядке исключения, а в массовых масштабах. Но одновременно вступили в силу факторы, исключившие реализацию этой возможности.

Каждый человек осознает себя в качестве индивида (в качестве «Я") и одновременно в качестве члена объединения подобных себе индивидов (в качестве „Мы"). Формы этого осознания и взаимоотношения „Я“ и „Мы“ в менталитете различных людей и различных народов различны. Исторически изначальным было „Мы“, в рамках которого происходило формирование „Я“. У подавляющего большинства людей и народов доминировало „Мы“ над „Я“. Прошли многие миллионы лет, прежде чем у отдельных народов „Я“ стало играть заметную роль в их менталитете. Эти люди и их потомки создали цивилизацию, в которой „Я“ получило гипертрофированные масштабы и подавило «Мы“, — можно сказать, создали Я-цивилизацию. Она развила сверх всякой меры самомнение людей и потребность у них становиться индивидуализированными личностями. Она развила также и средства, создающие иллюзию, будто каждый отдельный человек имеет возможность удовлетворить эту потребность. Но таких людей сотни миллионов, а индивидуализированная личность по самой своей социальной сути есть явление исключительное, выделяющееся из массы себе подобных, даже уникальное. Порождая у миллионов людей потребность стать индивидуализированной личностью, наше общество самим фактом их множественности исключает возможность удовлетворения этой потребности для подавляющего большинства из них. Невозможно сохранить статус короля в обществе, в котором все короли.