Осава говорил с князем как равный. «Он не только храбрец, но и благожелательный человек», — подумал Хидэёси.

— Давайте встретимся в другой день и обстоятельно поговорим обо всем. Меня ждут неотложные дела. — Нобунага поднялся с места.

Чуть позже он вызвал Хидэёси для разговора наедине. Неизвестно, о чем шла речь, но Хидэёси, похоже, получил хороший нагоняй. Он ничего не сказал Осаве и продолжал вести себя с ним как радушный хозяин, развлекая гостя уже в крепости Комаки.

— По возвращении в Суномату я извещу вас о решении князя, — сказал Хидэёси Осаве.

Как только они вернулись в крепость Хидсэёси и остались одни, Хидэёси сказал:

— Господин Осава, я поставил вас в неловкое положение. Я могу искупить свою вину только ценой собственной жизни. Не испросив позволения князя Нобунаги и будучи уверен, что он обрадуется, я самовольно предложил вам союз и был счастлив, получив ваше согласие. Но князь Нобунага не разделяет моего мнения. — Хидэёси вздохнул и печально потупил взор.

Осава уже догадывался о том, что Нобунага не расположен к нему.

— Вы очень расстроены, но, право, нет повода для огорчений. Поверьте, я прекрасно проживу и без жалованья от князя Нобунаги.

— Хорошо бы недоразумение ограничилось только этим.

Хидэёси чувствовал неловкость от разговора, но внезапно он выпрямился, словно приняв важное решение:

— Лучше я поведаю вам все начистоту, господин Осава. Перед нашим отъездом князь Нобунага жестоко бранил меня за то, что я не владею искусством двойной игры. С какой стати, сказал он мне, Осава Дзиродзаэмон, человек чести, имеющий доброе имя во всем Мино, поддастся на мои уговоры и станет нашим союзником? Упрек князя застал меня врасплох.

— Представляю.

— Нобунага сказал, что мы имеем дело с тем самым Осавой, который известен, как яростный защитник Мино, недаром его зовут Тигром, с человеком, который на протяжении многих лет терзает жителей Овари. Он даже предположил, что я сам угодил в вашу западню, обманутый хитрыми речами и уловками. Князь, как видите, терзается сомнениями.

— Понятно.

— Князь считает, что если вы задержитесь на горе Комаки, то изучите устройство наших укреплений, поэтому он приказал немедленно сопроводить вас в Суномату и… — У Хидэёси слова застряли в горле.

Осава насторожился, но смотрел собеседнику прямо в глаза, подбадривая его выговориться до конца.

— Мне трудно говорить, но это приказ князя Нобунаги. Он приказал убить вас в Суномате, считая, что нельзя упускать удобный случай.

Растерянно оглядевшись по сторонам, Осава вспомнил, что находится во вражеской крепости, где нет ни единого человека, который помог бы ему. Он был бесстрашным воином, но по спине у него пробежал холодок.

Хидэёси продолжил:

— Выполнив приказ князя, я нарушу данное вам обещание, а значит, потеряю честь как самурай. На такой шаг я не пойду. Не подчинившись приказу, я нарушу долг вассала. Это камень преткновения в моих рассуждениях, вот почему на обратном пути в Суномату я пребывал в растерянности и печали. Вы, конечно, заметили мое состояние и, возможно, сочли его подозрительным. Прошу вас, оставьте сомнения! Мне удалось найти верный выход из положения.

— Что вы намерены предпринять?

— Я совершу сэппуку и таким образом освобожусь от обязательств и перед князем Нобунагой, и перед вами. Иного пути у меня нет. Господин Осава, поднимем прощальную чашечку, а после нее я отправлюсь в иной мир. Я позаботился о том, чтобы в крепости вас никто и пальцем не тронул. Вы спокойно можете удалиться под покровом ночи. Обо мне не печальтесь, пожалуйста!

Осава молча выслушал Хидэёси, и слезы навернулись у него на глаза. Он был жесток в бою, за что и получил свое прозвище, но сейчас он плакал искренне, потому что по натуре был человеком с обостренным чувством справедливости.

— Я перед вами в великом долгу, — сказал Осава, вытерев слезы, — неужто плакал испытанный воин, прошедший сквозь столько сражений?! — Господин Хидэёси, с вашей стороны было бы непростительной ошибкой уйти из жизни.

— Иначе мне не искупить вины ни перед князем, ни перед вами.

— Что бы вы сейчас ни говорили, несправедливо лишать себя жизни ради спасения моей. Я тоже самурай, и моя честь не позволяет мне принять вашу жертву.

— Ведь это я пригласил вас в Суномату и устроил встречу с князем. Я неправильно рассчитал, как отнесется к моему предложению князь Нобунага. Снискать прощение у моего покровителя и у вас я могу лишь покончив с собой. Прошу вас, не отговаривайте и не пытайтесь меня остановить.

— Как ни тяжела совершенная вами ошибка, но я и себя упрекаю. Ваш поступок не заслуживает самоубийства. Позвольте в знак признательности за вашу верность предложить вам свою жизнь. Отвезите мою голову на гору Комаки. — Осава медленно потянул из ножен короткий меч.

— Что вы делаете? — Потрясенный Хидэёси схватил его за руку.

— Прошу вас, господин Хидэёси…

— Нет! Вы оскорбите меня, совершив обряд сэппуку.

— Я понимаю вас, поэтому и предлагаю вам свою голову. Если бы вы решили одолеть меня, прибегнув к низкой хитрости, я бы постоял за себя и спасся, оставив гору трупов у себя за спиной. Я глубоко тронут тем, что вы повели себя как истинный самурай.

— Не торопитесь, давайте подумаем! Как странно, что мы соперничаем друг с другом за право умереть. Господин Осава, если вы действительно мне доверяете, я изложу вам замысел, который позволит нам обоим остаться в живых, не уронив самурайской чести. Скажите, вы по-прежнему готовы доказать свою верность клану Ода? Вы готовы совершить поступок?

— Какой поступок?

— Сомнения Нобунаги вызваны только тем, что он чрезвычайно высоко ценит вас. Наша судьба зависит от того, решитесь ли вы на деяние, безусловно доказывающее верность клану Ода.

Этой же ночью Осава отбыл из крепости Суномата в неизвестном направлении. Что за спасительный план придумал Хидэёси? Никто не знал об этом, но, как выяснилось позже, замысел оказался простым. Трое из Мино — Иё, Андо и Удзииэ — получили убедительные предложения перейти на сторону Оды. И человеком, добившимся их согласия, был не кто иной, как Осава Дзиродзаэмон.

Хидэёси, разумеется, не совершил сэппуку. Осава добился своего, и Нобунага, не покидая своей крепости, получил в союзники четырех прославленных военачальников. Было ли это проявление природного ума Нобунаги или исключительного дара Хидэёси? Князь и его подданный вели окутанные тайной переговоры, в которых нельзя было определить, кому принадлежит главенствующая роль.

Нобунага проявлял нетерпение. Ценой больших жертв он воздвиг крепость в Суномате, а теперь заскучал.

— Надо обрушиться на этот бесчестный клан, чтобы отомстить за моего покойного тестя и освободить народ, страдающий от дурных правителей, — провозгласил Нобунага, замаскировав свои воинственные планы.

Со временем этот возвышенный призыв постепенно утратил привлекательность. Токугава из Микавы сомневался в полководческом искусстве Нобунаги, и последний чувствовал серьезного соперника у себя за спиной.

Клан Ода не мог претендовать на военное преимущество, а вероятность союза между Одой и Токугавой оставалась весьма неопределенной. Нобунага, однако, рвался в бой. Он заручился поддержкой Осавы и троицы из Мино, но это еще не гарантировало ему победы.

Он хотел сокрушить Мино одним ударом. Нобунага, казалось, со времени битвы под Окэхадзамой уверовал в тактику «одного удара». Приближенные, включая Хидэёси, изредка осмеливались высказывать несогласие с мнением князя.

На летнем военном совете, где обсуждался план завоевания Мино, Хидэёси, сидя в последнем ряду, угрюмо молчал. Когда спросили о его мнении, он ответил:

— По-моему, пока еще рано.

Ответ рассердил Нобунагу:

— Не ты ли утверждал, что в случае если Тигр Унумы склонит троицу из Мино на нашу сторону, то вражеская мощь рухнет сама по себе, и нам не придется даже покидать свои крепости?