Заслонив глаза рукавом, она из-под него взглянула на Кацуиэ. Но супруг не унимался:

— Нет-нет! Меня восхищает ваше желание разделить мою судьбу — и это при том, что наш союз оказался таким недолгим. Но у вас три дочери от князя Асаи. Более того, Хидэёси наверняка проявит милосердие к сестре князя Нобунаги и ее дочерям. Так что вам следует покинуть крепость — и сделать это как можно скорее. Прошу вас, извольте заняться приготовлениями к отбытию.

Призвав одного из приверженцев, Кацуиэ приказал ему заняться этим и велел госпоже Оити с дочерьми немедленно покинуть пиршественный зал. Но она только покачала головой и наотрез отказалась подчиниться.

— Что ж, если вы настроены так решительно, то вас не переубедить. Но, может быть, вы позволите хоть этим невинным созданиям покинуть крепость, как распорядился мой господин?

Лишь на это госпожа Оити соизволила согласиться. Она разбудила младшую дочь, мирно спавшую у нее на коленях, и объявила девочкам, что их отсылают из крепости.

Тятя прильнула к матери:

— Никуда я отсюда не поеду! Никуда не поеду! Я хочу остаться с вами, матушка!

С уговорами обратились к ней мать и Кацуиэ, но им не удалось остановить поток слез. Наконец ее увели и заставили покинуть крепость против воли. Но и когда девочек уводили, издалека по всей внутренней цитадели разносился их плач. Настал час четвертой стражи, и безрадостное пиршество подошло к концу. Самураи натуго перетянули тесемки на доспехах, взяли оружие и разошлись по местам, где каждому предстояло встретить свой смертный час.

Кацуиэ, его жена и несколько ближайших приверженцев удалились во внутренние покои главной цитадели.

Госпожа Оити распорядилась, чтобы ей принесли столик, бумагу, тушь и кисть, и начала сочинять предсмертное стихотворение. Написал стихотворение и Кацуиэ.

Одна и та же ночь стояла повсюду, но люди проводили ее по-разному. Близящийся рассвет сулил победителю одно, побежденным — другое.

— Позаботьтесь, чтобы мы на заре захватили крепостные стены, — распорядился Хидэёси, после чего спокойно отправился спать.

Относительная тишина царила и в городе. Лишь в двух-трех местах вспыхнули пожары. Причиной поджога, скорее всего, были не действия воинов Хидэёси, а беспорядки и волнения среди горожан. Пожары решили не тушить, ибо в их свете было удобнее вести ночной бой.

С вечера до полуночи в ставке Хидэёси появлялись и исчезали многие военачальники. Пошли разговоры, что Кацуиэ выторговывает для себя условия почетной сдачи, хотя многие утверждали, что она будет безоговорочной. Тем не менее и после полуночи намерения осаждающих не изменились.

По начавшейся суете в расположении отрядов можно было догадаться, что приближается рассвет. Вскоре протрубили в раковину. Разрывая клочья ночного тумана, зазвучала барабанная дробь. Ее гул разнесся по лагерю.

Штурм, как и было решено заранее, начался в час Тигра с мощного ружейного залпа.

Послышалась ответная стрельба, но затем совершенно неожиданно выстрелы и боевые кличи с обеих сторон смолкли.

В это время сквозь туман промчался одинокий всадник. Он спешил из лагеря Кютаро туда, где водрузил свое знамя Хидэёси. За ним следовали самурай из враждебного клана и три девочки.

— Прекратить огонь! Остановить бой! — кричал на скаку всадник.

Девочки были племянницами Нобунаги. Не понимая, что происходит, воины провожали недоуменными взглядами плывущие в тумане их изысканные кимоно. Старшая из сестер держала за руку среднюю, а та сжимала ручонку младшей. Так они и шли, семеня по каменной дороге. Согласно тогдашним обычаям, беженцам надлежало обходиться без обуви, и девочки поступили именно так: они шли в одних только плотных шелковых носках.

Младшая внезапно остановилась и объявила, что ей хочется вернуться в крепость. Самурай, которому было поручено проводить их, успокоил ее, посадив себе на плечи.

— Куда мы идем? — с дрожью в голосе спросила младшая.

— В гости к хорошему человеку, — ответил Синроку.

— Нет! Я не хочу! — заплакав, закричала девочка.

Старшие сестры постарались успокоить ее.

— Мама позже тоже туда придет. Ведь верно, Синроку?

— Да, конечно.

Переговариваясь, они незаметно дошли до небольшой сосновой рощи, на опушке которой разбил свой лагерь Хидэёси.

Он вышел из шатра и встал под сосной, наблюдая, как они приближаются. Затем пошел навстречу девочкам.

— Как все они похожи на своего дядю! — воскликнул он, взглянув на них пристальней.

Сестры были похожи не только на Нобунагу, но и на свою мать Оити. Очарованный девочками, Хидэёси сказал им что-то умиротворяющее. С рукава сливового цвета кимоно, в которое была одета Тятя, изящно свисала кисть. Узорчатые рукава кимоно средней из сестер украшал красный платок. С не меньшим изяществом была одета и младшая. У каждой в руках был узелок, издававший аромат алоэ, и золотой колокольчик.

— Сколько вам лет? — поинтересовался Хидэёси.

Ни одна из девочек не пожелала ответить. Их алые губы побелели. Казалось, все три сестры немедля расплачутся, стоит к ним прикоснуться.

Хидэёси весело рассмеялся, а потом с широкой улыбкой обратился к девочкам:

— Вам нечего бояться, дорогие княжны. Теперь вы сможете играть со мною! — и потянул себя за нос.

Средняя сестра рассмеялась, возможно, потому, что этот человек напомнил ей обезьяну.

Но вдруг звук стрельбы и боевые кличи сотрясли воздух сильнее, чем прежде.

Выстрелы доносились из крепости и ближайших окрестностей. Начало светать.

Маленькие княжны, увидев черный дым, поднимающийся над крепостными стенами, испугались и заплакали.

Хидэёси поручил их заботам слуги, затем громогласно потребовал коня и помчался туда, где разгоралось сражение.

Атакующим было непросто подступиться к крепости: ее окружали два рва, наполненные водой реки Кудзурю.

Когда удалось преодолеть первый ров, защитники крепости подожгли перекидной мост, ведущий к главным воротам. Пламя перебросилось на сторожевую вышку у ворот и на помещения, в которых жили готовящиеся сейчас встретить свой смертный час воины. Их сопротивление было отчаянным, хотя и безуспешным.

Воины Хидэёси со всех сторон хлынули во внутреннюю цитадель.

Кацуиэ со старшими соратниками отступил в башню, решив принять последний бой там. Башня была девятиэтажным сооружением с железными дверями и каменными колоннами.

За два часа сражения в башне и вокруг нее нападающие понесли большие потери, чем за все утро. Двор и башня были объяты пламенем. Хидэёси отдал приказ временно отступить — может быть, потому, что видел, как медленно развивается наступление. Так или иначе, он приказал отступить всем действующим в бою отрядам.

Воспользовавшись затишьем, он отобрал несколько сотен несгибаемых воинов. Никому из них не было разрешено взять в бой ружья, только мечи и копья.

— Пора завершить дело! Пробейтесь в башню! — приказал Хидэёси.

Отборный отряд копьеносцев налетел на башню и закружился вокруг нее, как осиный рой. Вскоре воинам удалось ворваться внутрь.

Угольно-черный дым вырвался из бойниц третьего этажа, потом — четвертого, потом — пятого.

— Отлично! — вскричал Хидэёси, когда языки пламени вырвались из-под крыши.

Эта вспышка пламени известила мир о гибели Кацуиэ. Кацуиэ и восемьдесят его ближайших сторонников сдерживали натиск врага на третьем и четвертом этажах башни, отчаянно сражаясь до конца, поскальзываясь в лужах разлившейся по полу крови. Но вот к князю воззвали трое членов его семьи:

— Готовьтесь, мой господин! Пора!

Взбежав на пятый этаж, Кацуиэ увидел там госпожу Оити. Сначала она покончила с собой, следом совершил сэппуку Сибата Кацуиэ.

Был час Обезьяны. Башня пылала всю ночь. Великолепные здания, высившиеся на берегу реки Кудзурю еще со времен Нобунаги, горели, как погребальный костер былых мечтаний. В клубах дыма вознеслось к небу несчитанное множество живых душ. Среди пепла и золы не осталось ничего, что могло бы напомнить о Кацуиэ.