— Ему не о чем беспокоиться! И мне хочется сказать ему об этом лично. Проведите меня, пожалуйста, к нему.

Следом за Микавой Хидэёси вошел в большой праздничный зал. Все взоры сразу же обратились в его сторону. В воздухе сильно пахло сакэ. Естественно, воины пировали, не снимая боевых доспехов, и каждый из присутствующих был исполнен решимости умереть. Они готовились погибнуть вместе, как цветы под могучим порывом ветра должны поникнуть одновременно. И тут в разгар предсмертного веселья перед ними внезапно предстал заклятый враг! Большинство собравшихся уставились на Хидэёси налившимися кровью глазами — такие взгляды способны нагнать страх на кого угодно.

— Простите меня, — произнес Хидэёси, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Он мелким шагом приблизился к Нагамасе и простерся ниц:

— Я пришел поблагодарить за вашу заботу о том, чтобы я не остался нынче трезвым. Относительно судьбы вашей супруги и детей, клянусь вам, что сумею защитить их даже ценой собственной жизни.

Хидэёси произнес это на одном дыхании. Стоило ему запнуться или хоть немного показать свой страх, и самураи набросились бы на него, разогретые винными парами и смертельной ненавистью.

— Прошу вас об этом, господин Хидэёси. — Нагамаса поднял чашу и передал ее приверженцу клана Ода.

Хидэёси осушил ее залпом.

Нагамаса казался удовлетворенным. Хидэёси не осмелился произнести имена княгини Оити и Нобунаги. Отгородившись от нескромных взглядов серебряной ширмой, его красавица жена сидела чуть в стороне вместе с детьми. Они были похожи на стебли ириса, прильнувшие друг к другу на краю пруда. Хидэёси украдкой посмотрел на них, освещенных мерцанием серебряных ламп. Он почтительно вернул чашу Нагамасе.

— Давайте на время забудем нашу вражду, — сказал Хидэёси. — Испив сакэ у вас на пиру, я с вашего разрешения хотел бы сплясать для вас.

— Вы хотите сплясать?

Изумление, прозвучавшее в словах Нагамасы, овладело и всеми присутствующими. Этот недомерок и впрямь позволял себе такое, до чего бы не додумался никто другой.

Оити взяла детей на колени; она защищала их, как наседка своих цыплят.

— Не бойтесь. Ваша мамочка с вами, — прошептала она.

Получив разрешение Нагамасы, Хидэёси поднялся с места и вышел на середину зала. Он уже собрался пуститься в пляс, когда маленький Мандзю вдруг закричал:

— Это он!

Мандзю и Тятя еще плотней прильнули к матери. Они увидели человека, который так напугал их сегодня днем. Хидэёси принялся отбивать ритм ногой и одновременно раскрыл веер, на котором был изображен алый круг на золотом поле.

Он громко запел и пустился в пляс, как будто и впрямь пришел сюда лишь затем, чтобы повеселиться. Но не успел он закончить пляску, как от крепостной стены донеслась ружейная пальба. Почти рядом прозвучал ответный залп. Похоже, защитники крепости и воины Оды принялись стрелять друг в друга в одно и то же мгновение.

— Ах, проклятье!

Выругавшись, Хидэёси швырнул веер наземь. Час Свиньи еще не настал. Но ведь воины Оды ничего не знали о сроке достигнутого им соглашения. Хидэёси не дал им второго знака. Надеясь на то, что они не пойдут на штурм вслепую, он чувствовал себя более или менее в безопасности. Но, судя по всему, у военачальников в ставке уже иссякло терпение, и они вынудили Нобунагу начать атаку.

Ах, проклятье! Веер Хидэёси упал к ногам военачальников Асаи, которые вскочили с мест и уставились на Хидэёси. До сего момента они не считали его врагом.

— Штурм! — воскликнул один из них.

— Подлец! Ты обманул нас!

Толпа самураев разбилась на две неравные части. Большая выплеснулась во двор, тогда как остальные обступили Хидэёси, намереваясь разодрать его на куски.

— Остановитесь! Разве я приказал вам это? Его нельзя убивать! — внезапно воскликнул Нагамаса во весь голос.

Воины отшатнулись от Хидэёси и обратились к своему князю:

— Но ведь враг начал наступление!

Однако Нагамаса не внял их доводам.

— Огава Дэнсиро, Накадзима Сакон! — позвал он.

Это были наставники его детей. Когда они вышли вперед и простерлись перед князем, он призвал к себе Микаву:

— Вам троим надлежит защитить мою жену и детей и вывести Хидэёси из крепости. Немедленно отправляйтесь!

Затем он пристально посмотрел на Хидэёси и, стараясь говорить как можно спокойней, произнес:

— Ну хорошо, я препоручаю их вашим заботам.

Жена и дети бросились к ногам князя, но он отшвырнул их от себя, воскликнув:

— Прощайте!

И вот уже, вооружась боевым топором, Нагамаса рванулся в вечернюю тьму.

Часть здания уже была охвачена сильным пожаром. На бегу Нагамаса невольно прикрыл лицо рукой, защищаясь от огня. Горящие щепки, летучие посланцы пожара, обжигали ему щеки. Густой черный дым поднимался все выше и выше. Уже огласили свои имена первый и второй самураи Оды, ворвавшиеся в крепость. Пламя подбиралось к жилым комнатам в глубине главного здания и возносилось вверх по водостокам быстрее, чем когда-либо стекали по ним дождевые струи. Нагамаса заметил группу воинов в железных шлемах неподалеку от здания и рванулся к ним.

— Враг!

Его ближайшие сподвижники и сородичи, стоя плечом к плечу со своим князем, в дыму и огне отражали нападение. Отовсюду слышался лязг оружия: меч о меч, копье о копье. Вскоре земля покрылась телами убитых и раненых. Большая часть защитников крепости решила разделить судьбу князя: они бились до конца и умерли славной смертью. Лишь немногие сдались или попали в плен. Падение крепости Одани ничем не походило на трусливое поражение клана Асакура в Этидзэне или на бегство сёгуна из Киото. В конце концов, Набунага не очень ошибся, заключив когда-то родственный союз с Нагамасой.

Тревога, владевшая сейчас Хидэёси и Микавой, которые выводили из крепости княгиню Оити и ее детей, не была прямо связана с битвой. Отложи войско Оды атаку хотя бы на три часа, и можно было бы беспрепятственно уйти. Но всего через пару минут после того, как они покинули пиршественный зал, всю крепость охватило пламя и завязалось яростное сражение. С великим трудом удалось Хидэёси вывести Оити, особенно тяжело пришлось с детьми.

Фудзикагэ Микава нес младшую девочку на спине, ее старшую сестру Хацу нес Накадзима Сакон, а Мандзю восседал на плечах у своего наставника Огавы Дэнсиро.

— Взбирайся мне на плечи, — сказал Хидэёси Тяте, но малышка наотрез отказалась отпустить материнскую руку.

Оити прижимала девочку к себе, как будто та была не в силах идти сама.

Хидэёси пришлось развести их.

— Нельзя, чтобы вас задело. Я прошу вас подчиняться мне. О том же просил князь Нагамаса.

У Хидэёси не было времени церемониться с несчастной женщиной и ее детьми, и хотя он старался говорить учтиво, голос его звучал весьма угрожающе. Оити нехотя рассталась с Тятей и посадила ее Хидэёси на спину.

— Все готовы? Сиди спокойно. А вы, княгиня, извольте дать мне руку.

С Тятей на плечах, держа Оити за руку, Хидэёси пустился в путь.

Оити шла спотыкаясь, с трудом удерживаясь на ногах. Скоро она, однако, не произнеся ни слова, высвободила руку и побрела вслепую, ведомая материнским чувством, спасая своих детей среди обрушившегося несчастья.

Нобунага любовался пожаром в крепости Одани с такой близи, что едва не обжигал лицо. Горы и долы вокруг были озарены красным, а сама крепость, сгорая, исходила жаром, как исполинская наковальня.

Но вот наконец пламя превратилось в угли, а то, что оно пожирало, — в золу. Все кончилось. Нобунага заплакал, ничего не зная о том, спаслась ли его сестра. «Вот дурень!» — подумал он о Нагамасе.

Князь Ода безучастно наблюдал за тем, как по его приказу сожгли все храмы и монастыри на горе Хиэй и уничтожили всех монахов и мирных жителей. Теперь же он был не в силах сдержать слезы. Расправа над обитателями горы Хиэй не шла ни в какое сравнение с гибелью родной сестры.