— Нобумори входит в крепость. Сано, Тоёда и Ивата захватывают дороги и отрезают врагу путь к отступлению.

Подобно мастеру игры в го, Сингэн постоянно заново продумывал расположение фигур на доске. Под торжествующий бой барабанов двадцатисемитысячное войско Каи продвигалось неторопливо, но уверенно, как катятся по небу черные тучи. В очередной раз перестроившись, главные силы войска под началом Сингэна пересекли долину Иидани и начали вторжение в восточную Микаву.

В полдень двадцать первого числа мороз кусал нос и уши. Багровая пыль поднималась в небо над Микатагахарой, словно смеясь над бессильным зимним солнцем. Уже несколько дней не было ни дождя, ни снега, установилась очень сухая погода.

— Вперед, на Иидани!

Таков был приказ. Но у военачальников Такэды он вызвал споры.

— Если мы идем на Иидани, значит, Сингэн решил взять в осаду крепость Хамамацу. Но разве это верное решение?

Похоже, что в Хамамацу прибывало подкрепление от клана Ода, но никто толком не знал, насколько многочисленное. Такие донесения разведки поступали с самого утра. Действительно, можно было теснить врага сколько угодно, так и не выяснив, какова же на самом деле его сила. Лазутчики докладывали одно и то же: должно быть, в слухах, гуляющих по придорожным деревням, есть какая-то доля истины и большое войско Оды в самом деле двигалось на помощь Иэясу. Хотя и трудно было проверить, не запущены ли эти слухи врагом.

Военачальники Сингэна обменивались мнениями по поводу возможного развития событий. Делились они своими опасениями и с князем.

— Вам, мой господин, следует быть заранее готовым к тому, что Нобунага с большим войском подойдет к Хамамацу на поддержку тамошнего гарнизона.

— Если осада крепости Хамамацу продлится до нового года, то нашему войску придется зазимовать в открытом поле. Враг примется внезапными атаками уничтожать обозы с провиантом, наши собственные припасы скоро кончатся, в лагере начнется голод. В этом случае воинам придется очень тяжко.

— Не исключено также, что враг сумеет отрезать нам дорогу к отступлению.

— А если к уже прибывшим войскам Оды подоспеют новые подкрепления, то мы окажемся в ловушке на узкой полоске вражеской земли — и выбраться отсюда будет крайне непросто. Если дело обернется так, мечты вашей светлости о победоносном марше на Киото не сбудутся, а нам придется с великими потерями пробиваться к себе на родину. Поскольку сейчас наше войско в полном порядке, не лучше ли осуществить ваш изначальный замысел и сразу пойти на столицу, вместо того чтобы осаждать и брать приступом Хамамацу?

Сингэн восседал на походном стуле, окруженный своими военачальниками. Его глаза сузились в щелки. В ответ на каждое высказанное мнение он только кивал, а потом, выслушав всех, положил конец дальнейшим спорам:

— Все ваши доводы в высшей степени исполнены здравого смысла. Но я уверен, что подкрепление Оды не превышает трех-четырех тысяч воинов. Если Ода осмелится послать сюда большую армию, то Асаи и Асакура, связь с которыми я постоянно поддерживаю, немедленно ударят по ним с тыла. Более того, сам сёгун обратится к монахам-воинам и их сторонникам с призывом выступить против Нобунаги. Так что нам нечего бояться Оды. — На мгновение он умолк, а затем продолжил свою речь: — Взятие Киото всегда являлось моим заветным желанием. Но если мы сейчас, не трогая Иэясу, пройдем мимо и обрушимся на Гифу, то он, связанный союзом и клятвой с Нобунагой, непременно нападет на нас сзади. Так не лучше ли сначала сокрушить Иэясу в крепости Хамамацу, не дожидаясь, пока Ода сможет прислать ему на выручку достаточные силы?

Военачальникам оставалось лишь смириться с этим решением не только потому, что Сингэн был их князем, но и потому, что они верили в его превосходство в искусстве военной стратегии.

И вот они разъехались по своим полкам. Один из них, Ямагата Масакагэ, любуясь холодным бледным зимним солнцем, поневоле думал: «Конечно, Сингэн — прирожденный воин и непревзойденный полководец, но на этот раз…»

Ночью с двадцать первого на двадцать второе в крепость Хамамацу пришло донесение о внезапном изменении маршрута армии Каи. Лишь три тысячи воинов под командованием Такигавы Кадзумасу и Сакумы Нобумори прибыли к этому времени в крепость от Нобунаги.

— Курам на смех такое войско, — сказал один из соратников Токугавы с явным разочарованием, хотя Иэясу, напротив, ничуть не казался обескураженным.

Начался военный совет. По мере поступления все новых и новых донесений многие военачальники Токугавы и командиры Оды все настойчивее предлагали временно отступить в Окадзаки.

Только Иэясу непреклонно стремился к тому, на что уже решился, — к битве.

— Враг вторгся на нашу землю, попрал ее, а мы безропотно отступим, не выпустив в него ни единой стрелы? Ни за что!

К северу от Хамамацу располагалось высокое плато длиною в три ри и шириною в два. Оно называлось Микатагахара.

На рассвете двадцать второго войско Иэясу вышло из Хамамацу и заняло позиции в северной части плато. Армия Токугавы и Оды ждали появления войска Такэды.

Взошло солнце, но небо сразу же покрылось облаками. Над сухой каменистой возвышенностью мирно пролетела одинокая птица. А внизу, словно тени птиц, то и дело сновали в сухой траве лазутчики из обоих войск. Этим утром войско Сингэна переправилось через Тэнрю и поднялось на плато. Чуть за полдень оно дошло до Саигадани.

По всему войску прокатился приказ остановиться. Оямада Нобусигэ и другие военачальники подъехали к Сингэну, чтобы вместе с ним тщательно изучить расположение вражеской армии, с которой им уже вскоре предстояло столкнуться лоб в лоб. После недолгого размышления Сингэн оставил один полк про запас в Саигадани, а остальное войско продолжило, как и было задумано, движение по Микатагахаре.

По пути находилась деревня Иваибэ. Передовой отряд войска уже вошел в нее. Более чем двадцатитысячное войско растянулось такой длинной колонной, что из головы ее нельзя было увидеть хвоста, даже привстав на стременах.

Сингэн, однако же, оглянулся и сказал окружавшим его соратникам:

— Что-то происходит у нас в арьергарде!

Все принялись вглядываться в даль, застланную желтой пылью. Судя по всему, арьергард подвергся вражеской атаке.

— Наших, должно быть, окружили!

— А их там всего две или три тысячи! В окружении их всех уничтожат!

Лошади, пригнув головы, стремились подальше от того места, откуда доносился тревожный шум. Но военачальники не могли не волноваться за своих соратников. Крепко вцепившись в поводья, они беспокойно переглядывались. Сингэн молчал. Произошло то, чего они и опасались, их товарищей окружили и убивали одного за другим, в сущности, у них на глазах, только вдали от них, за густой завесой пыли.

Наверняка у многих оставались в арьергарде сыновья, отцы или братья. И не только у вассалов и военачальников, окружавших Сингэна. Продолжая марш, все воины, до последнего пехотинца, постоянно оглядывались назад, туда, где происходила битва.

Проскакав вдоль колонны, к Сингэну подъехал Оямада Нобусигэ. Голос его звучал крайне возбужденно и был слышен многим. Он говорил не слезая с коня:

— Мой господин. Никогда нам больше не предоставится такого случая — вырезать сразу десять тысяч вражеских воинов. Я только что говорил с лазутчиками, которым удалось сосчитать войско, обрушившееся на наш арьергард. Их отряды выстроены перевернутым клином. На первый взгляд огромная армия, но уже во втором ряду воинов намного меньше, а в третьем — еще меньше, а центр у Иэясу и вовсе состоит из нескольких десятков человек. Вдобавок ко всему в отрядах нет никакого порядка, и ясно, что воинам Оды неохота воевать за Токугаву. Если, мой господин, вы воспользуетесь этим случаем и обрушитесь на них, победа наверняка останется за нами.

Выслушав это, Сингэн еще раз посмотрел назад, а затем приказал нескольким лазутчикам проверить донесение Нобусигэ.

По его голосу Нобусигэ понял, что отъезжать от князя теперь не стоит, и придержал коня.