124 Мозаика Киево-Софийского собора В некоторых афонских стенописях от XVI в. изображение Иуды в евхаристии имеет особые признаки, по которым он узнается с первого взгляда: в ксенофском паракписе Св. Георгия Иуда, стоящий позади апостолов, повернут лицом не к центру сцены, но назад; то же в Пандократорска«соборе: очевидно, в этом положении выражена мысль о том, что Иуда не участвует внутренне в таинстве[1825]; ълаврскшi параклисе Св. Михаила и Филофеевскам соборе Иуда изрыгает евхаристию; на плечах его сидит демон; первый из этих признаков повторен в Зографскам соборе, где введены и другие особенности: Спаситель приобщает апостолов посредством лжицы: апостолы подходят к Нему со скрещенными на груди руками. К этой группе изображений примыкает и греческий подлинник, замечая что «Иуда повернулся спиной к апостолам, демон входит в его уста»[1826]; но он увеличивает сумму отклонений от древнего предания, рекомендуя изображать Христа с простертыми руками, со св. хлебом в одной руке и потиром в другой, и перед Ним Евангелие, раскрытое на словах: «приимите, ядите… пийте от нея вси»: такого изображения мы не знаем по памятникам древности. Нередко в памятниках греческих и русских последнего периода раздаяние евхаристии соединяется с изображением литургии, о которой речь ниже; таковы изображения: в афонолаврских параклисах Св. Николая и Лортаитиссы, в соборах Дохиарском, Иверском (Христос сидит), Каракалльском (Иуда изрыгает принятые св. дары, на плечах его демон) и ъмосковском Успенском соборе. Изображение евхаристии из алтаря перешло в иконостас и заняло место над царскими вратами; произошло это, по нашему мнению, в связи с введением высоких иконостасов. Его первоначальное и естественное место в алтарной апсиде: здесь оно, при отсутствии высоких иконостасов, было на виду у всех. Иконостас высокий закрыл его, и перенесение его на новое место стало делом вполне целесообразным, хотя в некоторых церквах, имеющих стенописи, оно удержалось вместе с тем и в алтаре. Мало-помалу оно срослось с царскими вратами как их нераздельная часть и потому очень часто упоминается в старинных церковных описях. Примеры: в церкви препод. Варлаама Хутынского над царскими вратами сень, а по сторонам: «пришлите, ядите… пийте от нея вси…» В церкви Григория Великой Армении двери царские и сень… а по сторонам: «пришлите, ядите» и проч. В церкви прор. Илии (новгор.) над царскими дверьми сень, а над ней София Премудрость Божия, а по сторонам: «приимите, ядите»[1827]. 125 Стенописное изображение Николонадеинской церкви (неполное) Иногда составители описей употребляют стереотипную формулу «двери дарения, сень и столицы», не обозначая изображений их, но предполагая изображение евхаристии[1828]: с понятием о сени тесно соединяется понятие о находящейся здесь иконе евхаристии. Самые древние из этих описей не восходят ранее XVI–XVII вв. Уцелевшие во множестве старинные иконостасы со старинными царскими вратами и сенями заключают в себе и изображение евхаристии; примеры: в приделе собора Преев. Богородицы в главе московского Благовещенского собора, в рождественском приделе новгородского Софийского собора и в главном иконостасе того же собора[1829], в Спасонередицкой церкви, в новгородской Пятницкой церкви, в благовещенском приделе новгородской церкви Михаила Архангела, в старорусских церквах Владимирской Богоматери[1830] и Св. Николая, в ярославской Ильинской церкви (придел Варлаама Хутынского). Экземпляры этого изображения в русских музеях — Киевской духовной академии (сборн. коллекц. № 1,2 и 13), ОЛДП (№ 168 и 187), Академии художеств (№ 12, 24,46) и С.-Петербургской духовной академии (без №) взяты с царских врат. В домашнем употреблении, а равно и вообще на иконах, помимо икон над царскими вратами, изображение это встречается довольно редко. Сюда относятся серии икон, известных под названием триодей и святцев, где этим изображением иллюстрируется великий четверг. В экземпляре (XVII в.) С.-Петербургской духовной академии, находящемся у нас под рукой, тайная вечеря представлена в двух отдельных переводах — историческом и литургическом; в последнем изображен длинный прямоугольный стол, на котором четыре золотых сосуда; налево Христос, стоя позади стола, подает двенадцати апостолам св. хлеб, направо — золотую чашу. Нет ни кивория, ни других признаков церковного престола. Сюда же нужно отнести и небольшие домашние иконостасы, например в музее ОЛДП № 53: изображение неполное (XVIII в.); древняя композиция изменена иконописцем, как кажется, по недоразумению: Христос, вместо раздаяния евхаристии, благословляет стоящих перед Ним апостолов. В произведениях древнего шитья евхаристию находим на известном императорском далматике в церкви Св. Петра в Риме[1831]: византийская схема здесь уже изменена и евхаристия разделена на две отдельные картины; византийского кивория нет, но престол с дискосом сохранен; Христос стоит позади престола, посередине, и раздает св. хлеб шести апостолам, которые стоят по сторонам престола в двух группах, по три апостола каждая (λάβετε фауете); сходно и раздаяние св. чаши; последняя имеет вид вазы с двумя ручками (тете έξ άυτοΰ). Два памятника русского шитья XV в. — суздальская пелена княгини Аграфены Константиновны 1423 г.[1832] и рязанская пелена княгини Анны Васильевны[1833], — стоят в отношении рассматриваемого изображения ближе к Византии, чем далматик: действие происходит в палатах, обозначенных условно в виде двух небольших палат на флангах изображения; в середине два престола с двумя кивориями, верхи которых напоминают уже русские луковичные главы. Направо Христос подает шести апостолам потир; передний из апостолов (Павел) простирает к Христу руки, задрапированные в мантию. Налево Христос подает шести апостолам с Петром во главе св. хлеб. На престоле нет никаких принадлежностей, кроме золотого дискоса с частицами св. хлеба. Надписи «приимите, ядите… и пийте» помещены над апостолами; над ними парящие ангелы с задрапированными руками.
В тесной внутренней связи с разобранным переводом евхаристии стоит изображение, известное под названием «божественной литургии — ή θεία λειτουργία». В переводе μετάδοσιζ раздаяние св. даров представлено в литургической обстановке, причем Сам Христос, «Сам приносяй и приносимый», по выражению молитвы херувимской песни, является раздаятелем св. тайн. Но процесса совершения таинства здесь нет. Этот недочет и восполняется вышеназванным изображением. Исходя из того же воззрения на Христа как совершителя евхаристии, греческие художники обратили особенное внимание на обрядовую сторону последней и, под влиянием литургического обряда, молитв и песнопений, составили новую композицию, в которой церемониальный характер форм соответствует глубине замысла. Торжественный великий вход на литургии послужил формой для выражения предположенной мысли; но этой форме придан идеальный характер: место служащего архиерея занял Великий Архиерей Христос; священников и диаконов заменили ангелы, херувимы и серафимы, и само действие перенесено на небо. Картина величественная и поучительная. Она повторяется[1834] во многих храмах афонских: в соборе лавры Св. Афанасия и лаврских параклисах Св. Николая и Портаитиссы, в соборах Дохиарском, Ватопедском, Хиландарском, Иверском, Каракалльском, Зографском и его параклисах Успенском, Архангельском и Предтеченском, в пандократорском параклисе Иоанна Предтечи, в саламинской церкви Παναγία Φανερομένη и др.[1835] В Иверском соборе изображение помещено в алтаре, как и в большинстве других храмов; так и должно быть, судя по основной мысли изображения: в алтарной апсиде изображен Великий Архиерей Христос в саккосе и омофоре, без митры; возле Него ангелы — один с двумя рипидами в руках, другой со свечой, третий с кадилом, и херувим с двумя свечами; по сторонам Великого Архиерея на северном и южном своде алтаря — ангелы, совершающие великий вход (по направлению СЗЮВ): два ангела с рипидами, ангел с плащаницей, четыре ангела с потирами, херувим с дискосом на голове, еще два ангела с рипидами и ангел с воздухом = покровом на спине. Ниже — раздаяние Христом св. хлеба и чаши. С новозаветной святыней алтаря сопоставлена ветхозаветная — кивот завета, именно перенесение его из Кириаф-Иарима в Иерусалим: два вола везут святыню, охраняемую двумя херувимами; Давид играет в гусли; с ними два музыканта — один с арфой, другой со скрипкой; возле колесницы лежит пораженный Оза, сын Авинадава. Продолжение композиции — на северной стене: ковчег завета переносится людьми в сопровождении двух царей. В Ватопедскам соборе изображение помещено в куполе и имеет свои особенности: престол с киворием, как в ματάδοσιί; на престоле раскрытое Евангелие; по правую сторону престола стоит Великий Архиерей и принимает дискос с головы ангела-диакона; позади этого ангела стоят другие ангелы — священники в фелонях с потиром, копьем, лжицей и Евангелием в руках, херувим и ангел-диакон со свечами и четыре ангела-священника с плащаницей. Над этой процессией — парящие херувимы. Варианты изображения в разных стенописях многочисленны: в иных на престоле изображен Св. Дух (параклис Иоанна Предтечи в Пандократоре); или Великий Архиерей в митре (параклис Иоанна Предтечи в Ивере), или позади престола Бог Отец (соб. в Зографе); ангелы с блюдами, сосудами и полотенцами для омовения рук Архиерея (Хиландарь; см. рис. 126)[1836]; ангел с сионом, выносимым обыкновенно диаконом, по старинной литургической практике. Те же самые формы изображения указаны и в греческом подлиннике[1837]; они же изредка повторяются и на иконах, например на иконе греческого художника Николая Критского в киевском церковно-археологическом музее[1838], на иконе в приделе Онуфрия Великого и Петра Афонского в новгородском Антониевом монастыре и в музее Академии художеств № 8 (русск. икона XVII в.). Оно встречается с изменениями и в русских стенописях, каково изображение «яко да царя» в ярославской Христорождественской церкви: Св. Троица (Отечество) и ангелы — одни в епископских шапках и омофорах, другие в диаконских стихарях с шарами в руках. Но прежде чем перейти к памятникам русским, заметим относительно уже рассмотренной композиции следующее. Первоначальное зерно символики, наглядно и полно выраженной в памятниках искусства, лежит в новозаветных книгах. вернуться Ср. сснь престола XVII–XVIII вв. в складе Афонской лавры. вернуться Еп. Макарий. Археол. опис. Новгор., II, 46–48. вернуться Примеры: Еп. Макарий. Цит. соч., II, 50–52; В. и Г. Холмогоровы. Историч. матер, о церквах и селах XVI–XVIII вв., IV, И, 30,46, 47; V, 39, 107, 108; VI, 24, 25,26 и др. вернуться Прот. П. Соловьев. Опис. новгор. Соф. соб„сгр. 46. вернуться Вынуто из иконостаса и помещено над западным входом. вернуться Platner u. Bunsen. Beschreib. d. Stadt Rom, II Bd., S. 204; Bock. Gesch. d. liturg. Gewander, I, Taf. VII; Прохоров. Xp. др., 1864, табл. I–III; Didron. Annales archeol., I, p. 152; Schnaase. Gesch. d. bild. Kunste, III Bd., 1; Abtheil, S. 263; Bayet. L’art byzant., p. 218; Schlumberger. Un empereur, p. 301. Мы полагаем, что это не есть одежда западных императоров, но саккос греческого патриарха, и относим его, вместе с Прохоровым, к XVI в. вернуться K.H. Тихонравов. Шитая пелена XV в. в суздальском Рожд. соб. Изв. археол. общ., т. I, стр. 212–214. вернуться С. Крыжановский. О древн. воздухе, хранящ. в ряз. Крестовой церкви. Изв. археол. общ., т. II, стр. 297 и след. Снимок в красках доставлен нам А.В. Селивановым; сравнивая его с кратким описанием суздальской пелены Тихонравова, полагаем, что эти два памятника очень сходны между собой. вернуться Время появления ее для нас не совсем ясно. Если предвари тельное обследование известной ксиропотамской чаши (Афон), приписываемой Пульхерии, и гелатских стенописей не представит точных доказательств византийского происхождения этой композиции, то придется отнести начало ее к эпохе нового возрождения греческого искусства, которой она вполне соответствует по своему грандиозному характеру. Все известные нам памятники ее, кроме двух вышеупомянутых и для нас пока неясных, относятся к этой эпохе. вернуться Хиландарское изображение издано Дидроном, потом Бэйе (L’art byzant, p. 251). См. рис. 126. вернуться Дидрон, описывая хнландарское изображение, упоминаето двух ангелах с сосудами для воды крещальной и благословенной (Manuel, р. 230). Сосуды этого назначения не гармонировали бы с общим характером композиции, составленной под влиянием картины великого входа; это потиры, или сосуды для архиерейского омовения, изображенные несколько раз для пышности картины, как можно видеть и в других афонских стенописях. вернуться Έρμηνίία cr. 156, § 311. Дидро н (Manuel, р. 231–232) сопоставляет с этой литургией с культурное изображение в Реймском соборе; ангелы подносят Христу орудия страданий и атрибуты небесного и земного владычества: луну в виде серпа, лучезарное солнце, царский скипетр, державу, воинский меч, символ церкви — идеальный храм и тд. Ангелы — на столбах нефа, а Христос, для которого предназначаются эти приношения, — в алтарной апсиде. Некоторое сходство в отдельных формах греческих и реймских действительно еегь, и предположение Дидрона о заимствовании реймским художником этого мотива у византийцев имеет некоторую долю вероятности (ангелы с орудиями страданий Христа в гелатском Ев.); в целом же идея греч. изображения литургии и реймской группы неодинакова: реймские ангелы несуг орудия страданий Христа, т. е. копье, трость и губку (?), но ниоткуда не видно, чтобы художник придавал им значение орудий литургических, как в изображениях греческих. Наряду с ними он ставит символы власти и могущества, и, таким образом, целое, по мысли художника, должно выражать идею о страданиях и прославлении Христа. Прямого отношения к литургическим формам великого входа здесь нет. Другое изображение на стекле XIII в., изданное Дидроном в анналах (Annales archeol., vol. X, pi. 1, p. 1–13) ближе подходит по идее к греч. литургии: в цитре Христос в папском облачении, вокруг Него ангелы с принадлежностями богослужения — кадилом, книгой, чашей, гостией и т. д. вернуться Н.И. Петров. Коллекция вост. ик., стр. 26–27. |