— К празднику Зимнего Солнцестояния. — Эндрю искоса глянул на Хелен и нахмурился, заметив унылое выражение ее лица. — Что случилось?

— Ничего. Просто... на что это похоже?

— Что на что похоже?

— Ну ты же знаешь. — Хелен нетерпеливо взмахнула рукой. — Как там живется? Все время... На что это похоже? — Девочка бросила на Эндрю быстрый взгляд, полный такой нескрываемой тоски, что у него сердце болезненно сжалось.

Эндрю не смог поднять глаза на Хелен, отвечая на ее вопрос. У него было что-то, чего она никогда не имела, но жаждала всеми силами души. Что было ей необходимо.

— Я пользуюсь не такой большой свободой, как ты думаешь.

— Но ты имеешь возможность ездить в разные места, разве не так? Я могу только гадать, как выглядит море или город вроде Марсэя. Я даже представить их себе не в состоянии.

— До Марсэя четыре или пять дней пути от Мейтленда. Издали город кажется довольно красивым, он расположен на холме на острове реки Витала. С берегом его соединяет мост. Замок, базилика и резиденция проктора Гильдии выстроены на вершине холма, а вокруг теснятся остальные дома.

Глаза Хелен блестели от любопытства.

— А до Мейтленда из Анклава нужно добираться неделю, верно?

— Если ехать быстро, то да.

— И едете вы по красивым местам? — зачарованно спросила Хелен.

— Да, очень красивым.

Хелен взглянула на встающие перед ними горы, неприступные пики и голые скалы, глубокие ущелья и редкие чахлые деревья, надеющиеся пережить еще одну зиму.

— Интересно, увижу ли я когда-нибудь те места. Эндрю улыбнулся.

— Ты совсем как моя мать, когда ей было столько же лет, сколько тебе.

— Правда?

— Она мечтала посмотреть мир. Так она и повстречала Мику, и Финлея, и герцога Роберта.

Хелен слабо улыбнулась.

— Отец рассказывал мне немного о том, какой была его жизнь в Данлорне, прежде чем он поселился в Анклаве. Я и вообразить себе не могу, как это — жить в замке; я даже ни одного никогда не видела. Мама мне мало что рассказывает: она не хочет, чтобы я мечтала о чем-то, чего никогда не смогу иметь. — Хелен сглотнула, опустив глаза на поводья, которые сжимали ее руки. — Она говорит... она говорит, что отец рвется на волю, потому что там его сердце и он хочет... хочет поднять восстание, которое не может победить.

— Что за восстание?

Хелен подняла глаза и невесело улыбнулась.

— Не знаю. Наверное, то самое, которое планирует дядя Роберт. Мама думает, что все это слишком опасно... Только она все, что вне Анклава, считает опасным. Это и вправду так?

Эндрю подумал о своей матери и тех рассказах о герцоге Роберте, которые ему случалось слышать, о собственной жизни при дворе, о той борьбе группировок, которая пока что миновала его — по чистому везению...

— Да, жизнь там может быть опасной. Особенно при дворе.

— Тогда, — Хелен осторожно похлопала его по руке, — ты уж будь осторожен. И постарайся больше не падать ни в какие озера.

Эндрю взял Хелен за руку, стараясь скрыть то действие, которое на него оказывал блеск ее глаз.

— Постараюсь, обещаю тебе.

Финлей не мог дождаться того момента, когда они возвратятся, — говорить «домой» он не мог себя заставить, ведь Анклав домом для него так и не стал. Домом его оставался замок Данлорн, окруженный испокон веков принадлежавшими их роду землями. Замок отделяли от Анклава шесть дней пути, и Финлей не бывал там почти пятнадцать лет — с того дня, как родился Эндрю.

Бывали ночи, когда Данлорн являлся ему во сне, возвращая во времена, когда жизнь в Люсаре была более мирной, когда ссориться ему случалось только с Робертом, да и поводы для ссор были пустячными. Вот и сейчас, глядя на окружающие путников горы и высящийся впереди Голет, он думал о том, что никогда, пока стоит Данлорн, не назовет эти места домом.

Данлорн был пуст и необитаем — больше Финлей ничего о замке не знал. Ни Селар, ни Кенрик не пожаловали его кому-нибудь из своих приспешников. Интересно, почему? Ведь в обычае было отбирать земли и богатства у впавшего в немилость владельца и отдавать их другому. О Роберте нельзя было сказать, что он впал в немилость, — а вот государственную измену он, несомненно, совершил.

Впрочем, Кенрик боится Роберта...

Значит, Анклаву суждено быть домом для Финлея до тех пор, пока не погибнут Кенрик и Нэш или пока не будет найден Калике, после чего все они смогут покинуть свою темницу.

Финлей смотрел на тучи, низко спускавшиеся по склонам гор, с чем-то похожим на зачарованное любопытство. Чем выше поднимались путники, тем сумрачнее, холоднее и ветренее становилось. Все, что охватывал глаз, было серым, — от камней под ногами до низко нависшего неба. Даже сам воздух казался серым.

Финлей почувствовал, что ненавидит все это.

Что ж, по крайней мере они доберутся до убежища до начала снегопада. Ему хотелось просто спешиться, поцеловать жену и убедиться, что дочери больше ничто не грозит. До этого момента он не позволит себе расслабиться.

Усталые, но возбужденные голоса раздались у него за спиной, когда тропа сделала последний поворот. Перед отрядом высилась огромная скала, скрывающая вход в Анклав; камень, казалось, сливался с самим Голетом. Еле сдерживая нетерпение, Финлей повел всех по первому туннелю, почувствовал, как кожи коснулись невидимые волны силы врат, и снова оказался в последних солнечных лучах, заливших открытое пространство, лежащее за скалами на вершине горы.

Их уже ждали: Марта, красивая жена Арли, родители молодых участников вылазки. Начались приветствия и объятия. Коней одного за другим уводили в конюшню. Когда все тесной толпой подошли к тяжелой деревянной двери, ведущей в пещеры, навстречу вышла улыбающаяся Фиона. Финлей был готов кинуться к ней, но Марта ухватила его за рукав.

— Подожди, Финлей, и ты, Дженн, тоже. Обернувшись, Финлей заметил, что лицо Марты мрачно.

Она удостоверилась, что молодежь ее не услышит, и взглянула на Дженн.

— Я хочу сказать все вам, прежде чем узнают остальные.

— Прежде чем что узнают остальные? — нахмурилась Дженн.

Марта взяла мужа за руку, но в глазах ее была тревога.

— Я сама мало что понимаю... Осберт радикально изменил законы.

Финлей поднял брови.

— Осберт? Ты хочешь сказать, что он что-то изменил в Гильдии?

Сделав глубокий вдох, Марта прошептала:

— По новым законам Гильдии, колдовство больше не преступление. Другими словами, мы можем покинуть Анклав и выйти на свободу.

— Ты серьезно говоришь? — Дженн с трудом заставляла себя говорить тихо. — Откуда ты знаешь?

Марта твердо посмотрела ей в лицо.

— От тех, кто привез припасы на зиму. Они услышали слухи и решили...

— Слухи! — перебил ее Финлей. — Не можем же мы...

— Подожди, Финлей, — положила руку ему на плечо Дженн, предупреждая вспышку раздражения.

В мертвой тишине Марта продолжала:

— Я попросила Мику спуститься в долину и попытаться найти этому подтверждение. Мы ожидаем его обратно завтра, но я и гадать боюсь, с какими известиями он вернется.

Дженн медленно кивнула, хотя глубоко в животе у нее зашевелился холодный комок скверных предчувствий. Ей следовало бы приветствовать хорошую новость, но все ее инстинкты вопили об опасности.

— Объяви, что утром состоится заседание совета, а до тех пор постарайся, чтобы о слухах узнало как можно меньше народа... хотя я понимаю, что это задача не из легких. И все-таки я не хочу, чтобы люди впали в панику или преисполнились надежд, пока мы не получим надежных известий.

— Значит, ты не думаешь...

Дженн подняла руку, в упор глядя на Финлея.

— Сейчас я не могу составить мнение. Нам нужно отдохнуть. И еще нужно сохранить ясные головы. Мы будем точно знать, с чем столкнулись, только когда Мика вернется. А пока пойди поужинай и хоть немного поспи.

Несколько мгновений Финлей не двигался с места; остальные тоже ждали, словно ожидая от него какого-то знака. Потом он кивнул Дженн, повернулся, обнял Фиону за талию и поцеловал в щеку. Коротко попрощавшись, он исчез за дверью, однако оставив Дженн с ощущением, что ее только что безмолвно отчитали.