Финлей прижался к стене и оттолкнул голову ближайшей лошади, чтобы видеть Мику.

— Белле и Лоренсу ты уже ничем не поможешь. Оставаться здесь бессмысленно, а если малахи решат вернуться...

— Они не вернутся, и вы это знаете. Им был нужен Эндрю.

— Так зачем тебе оставаться? Или дело в том, что ты не хочешь ехать вместе с Робертом?

В желтом свете лампы было видно, как насупился Мика. Жесткое выражение лица заставило его казаться старше своих лет.

— Вы втроем прекрасно справитесь с уходом за Дженн и без моей помощи. Я выеду следом через два дня.

— Но...

— Зачем тратить силы на споры со мной, Финлей? — Мика улыбнулся, но в глазах его улыбка не отразилась. — Вам все равно меня не уговорить. Лучше выведите этих двух коней наружу и привяжите у поленницы. Так мне будет удобнее седлать остальных.

— Мамочка, мамочка! Ты меня слышишь? Мика говорит, что ты уже должна прийти в себя, но Финлей считает, что ты потратила слишком много сил. По-моему, тебе теперь нужно отдыхать. Мы собираемся отвезти тебя в Анклав. Герцог Роберт говорит, что чем ближе мы будем к Анклаву, тем большую помощь сможет оказать тебе Ключ. Он рассказал мне, как Ключ избавил его от всех старых шрамов в тот день, когда ты стала джабиром, и как он то же самое проделал и с тобой... только сможет ли он исцелить и свежие раны? Ты говорила, что я могу на него полагаться...

Матушка, прости меня. Я... я должен был помочь тебе. Вот и герцог Роберт говорит, что у меня есть колдовская сила. Я старался, правда, старался! Старался изо всех сил, только... Мне так жаль! Я даже не знаю, чего малахи от меня хотели.

Тетя Белла и дядя Лоренс... ох, мамочка... Ты отдыхай и поправляйся, прошу тебя!

Роберт знал, что слышать этот шепот ему не полагается, и даже хотел притвориться, будто ничего не слышал. Однако он видел, как сотрясается все тело мальчика, пытающегося совладать со слезами, которые ему сейчас полагалось бы проливать.

Роберт молча вошел в комнату, прикрыл дверь и встал за спиной Эндрю. Он хотел только помочь мальчику своим присутствием, но его рука невольно легла на плечо Эндрю, а взгляд устремился на лежащую фигуру.

Дженн была бледна, под глазами у нее пролегли голубовато-серые тени. Она лежала на левом боку, потому что раны, теперь зашитые и перевязанные, были справа. Аура ее все еще была слаба, и это тревожило Роберта, однако кровотечение прекратилось.

И боли сейчас Дженн не испытывала.

— Ты бы лучше отнес свои вещи, — тихо сказал Роберт. — Мы через минуту отправляемся. Я побуду с ней.

Эндрю медленно поднялся на ноги и обернулся. Лицо мальчика было серым, но глаза оставались сухи. Он нашел в себе силу, о существовании которой не предполагал. Распрямив плечи, Эндрю взял сумку и двинулся к двери.

Оставшись наедине с Дженн, Роберт присел на постель, не касаясь Дженн и не глядя на нее, но внимательно следя за ней колдовским взглядом. Другого извинения принести ей он не мог.

Они захватили с собой все припасы, какие только могли, оставив Мике ровно столько, чтобы хватило на три дня. После этого он должен был тоже двинуться в сторону Голета. Финлею это совсем не нравилось, но, как ни странно, Эндрю не стал возражать против такого решения. Он просто посмотрел на Мику долгим и пристальным взглядом, а потом отвернулся; казалось, они разделяют тайну, о которой ни один не решается заговорить.

Ночь была темной и холодной, с севера дул ледяной ветер. Финлей вел в поводу вьючных лошадей, на которых нагрузили припасы, Дженн посадили на седло впереди Роберта.

Она все еще не пришла в себя.

Уезжая, Финлей глянул через плечо на Мику — человека, который, как и многие другие, мужественно сражался, но проиграл... Потом все его внимание сосредоточилось на дороге и спутниках: его племянник хранил такое же странное молчание, как и брат.

После их отъезда Мика проспал несколько часов и проснулся с болью во всем теле. Поднявшись, только чтобы облегчиться, он снова рухнул на постель и погрузился в сон, опустошенный, неспособный даже скорбеть.

К тому времени, когда он проснулся снова, день клонился к вечеру. Мика ничего не мог поделать с раной на плече, которая начала гореть, но приготовил еду и заставил себя ее съесть и выпить как можно больше воды, не трогая маленький бочонок эля, хранившийся в кладовой. Подкрепившись, Мика принялся наводить порядок: сжег окровавленные бинты, подмел пол, вымыл и убрал на полку посуду. Закончив дела, он наконец позволил себе отдохнуть в своем любимом кресле у камина, грея руки о кружку с чаем.

Бедная Белла... Она никогда не понимала сестру, никогда не позволяла той, даже с самого начала, стать по-настоящему членом семьи, — и все же ни разу не отвернулась от нее, ни разу не подвела ни ее, ни Эндрю, словно слепая преданность заменяла ей понимание.

Что ж, может быть, так и следовало...

Вот сам он — разве испытывал он необходимость в том, чтобы понимать Роберта, прежде чем сделался ему предан?

Мика вздохнул. Все это было так давно, разве теперь вспомнишь? Ему было шесть, Роберту — тринадцать. Тогда возможность поселиться в Данлорне казалась Мике осуществлением мечты; вокруг было больше чудес, чем Мика был в силах себе представить. Мысли о понимании и преданности тогда просто не приходили ему в голову, а когда такие вопросы начали его интересовать, они не были уже для него вопросами.

И как же все переменилось... Доверие и преданность, понимание и готовность прощать стали всего лишь пустыми словами, а Белла и Лоренс погибли под обугленными руинами своего дома.

Мика поставил кружку на стол, задул лампу и снова отправился в постель. Закрыв глаза, он думал не о том, как на него посмотрел Эндрю, не о том, что Роберт вовсе на него не посмотрел, а о тревоге в прощальном взгляде Финлея и о том, как всегда при встрече улыбалась ему Дженн.

Да, некоторым людям преданность заменяет понимание.

Мгновение Мика не мог понять, что его разбудило, — но одного этого было достаточно, чтобы догадаться. Мика лежал неподвижно, вслушиваясь в ночь. Потом ручка двери повернулась, и Мика увидел знакомую фигуру. Сайред проскользнула в комнату, явно надеясь застать его врасплох.

Это ей никогда не удавалось. Роберт слишком хорошо обучил своего оруженосца.

Сайред подкралась к постели, опустилась на колени и наклонилась, чтобы коснуться губами губ Мики. Рука Мики тут же обвилась вокруг ее шеи и притянула Сайред ближе. Она рассмеялась и крепко поцеловала Мику, но тут же отстранилась. Щелкнув пальцами, Сайред зажгла лампу и осторожно коснулась повязки на плече Мики.

— Рана серьезная? — Нет.

Его тон, должно быть, насторожил ее. Сайред хватило одного взгляда в лицо Мике, и она вскочила, готовая к схватке.

Мика со вздохом спустил ноги на пол и провел рукой по волосам.

— Откуда они узнали?

— Узнали о чем? Ты что, хочешь сказать, что я была с ними?

— Сайред, прошу тебя, не начинай сразу оправдываться.

— Как же мне этого не делать, когда ты задаешь такие вопросы?

— Ты почему-то уверена, что я тебе не доверяю и в чем-то виню.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что и не думал ни в чем меня винить? Ни разу, ни на мгновение?

— А разве ты на моем месте не усомнилась бы?

— Мы же не враги!

Сайред сказала это с таким жаром, что даже слезы выступили на глазах. Мика быстро поднялся и взял ее руку, не обнимая, но стремясь сохранить контакт с ней.

— Нет, мы не враги, но наши народы всегда враждовали и всегда будут враждовать.

— Мы никогда не задавали друг другу вопросов... Как я могу сказать тебе, откуда они узнали? Меня с ними не было. Я понятия не имею, чья это затея, а если начну спрашивать... Мика, прошу тебя!

Мика коснулся пальцем губ Сайред и почувствовал, как они дрожат. Сам он не испытывал ничего — ни страха, ни вины; почему-то для него больше не имело значения то, что его предали, пусть это сделала и по Сайред.