— В нашем доме на всех хватает стульев, а эти мы достаем из кладовки только на Рождество, когда в гости приезжают родственники, братья и сестры Чарли. Каждый раз мне кажется, что мы выдержали осаду!
Гейдж усмехнулся, зная, что ремонт стульев не потребует столько времени.
— Они будут готовы задолго до Рождества. А если они потребуются вам пораньше, сообщите мне. Пусть стоят здесь, на веранде, как напоминание.
Ханна склонила голову набок и замолчала, услышав, как Шимейн поет в глубине дома, купая Эндрю. Мелодия ирландской песенки была легкой и веселой, а такого нежного голоса Ханне еще не доводилось слышать. Переведя взгляд на Гейджа, она улыбнулась:
— Похоже, Гейдж Торнтон, мне есть чему поучиться у вашей служанки. У нее светлая голова, не говоря уже об ангельском голоске. Пожалуй, я стану брать у нее уроки грамоты вместе с Эндрю — эта наука мне никогда не давалась.
— Шимейн не только оправдала, но и превзошла мои ожидания, — признался Гейдж.
— А вы уверяли, что она не умеет готовить, — дружески поддразнила его Ханна, качая головой.
Гейдж пожал плечами:
— По-моему, Шимейн сама не понимает, как щедро она одарена. Она восхитительно готовит, а об Эндрю заботится как родная мать. Мальчик привязался к ней.
— Да, я заметила еще утром, когда Шимейн пыталась защитить Энди от моих сорванцов. Она не знала, как поступить, чтобы уберечь малыша от синяков и не обидеть меня. Некоторое время я не вмешивалась, только наблюдала за ней, и могу сказать, что даже наседка не опекает свой выводок так заботливо, как Шимейн вашего сына.
— Из Шимейн получилась бы прекрасная мать, — задумчиво произнес Гейдж. — По-моему, она наделена особым талантом — создавать для ребенка мирную и спокойную обстановку, внушать ему, что о нем думают, заботятся и… любят.
Ханна удовлетворенно улыбнулась, отметив перемену, произошедшую в Гейдже. Очевидно, Шимейн окружила заботой и вниманием не только ребенка, но и его отца. Он казался гораздо более спокойным и умиротворенным, чем был прежде, после смерти Виктории.
— Вам повезло с Шимейн. Таких женщин, как она, не купишь ни за какие деньги.
Приглушенный плач пробился в затуманенное сном сознание Шимейн, но ей не хотелось просыпаться. Она вновь смеялась от восторга и счастья, галопом мчась по холмам отцовского поместья верхом на своем жеребце Донегале. Шимейн чувствовала, как ветер треплет ее волосы, подхватывает подол амазонки, и наслаждалась свободой, зная, что может скакать, куда ей вздумается.
Видение постепенно рассеялось. Шимейн обступили решетки камеры Ньюгейтской тюрьмы. В ушах зазвучали крики и беспомощные всхлипы несчастных, шлепанье босых ног и лязг цепей. Шимейн вновь погрузилась в бездну беспросветного отчаяния и чуть не задохнулась от мрака, душившего ее.
Вскрикнув, Шимейн рывком села и прижала ладонь к груди. Она огляделась, боясь увидеть вокруг землистые лица ее соседей по камере и услышать приглушенное шлепанье ног. Ей с трудом удалось отделить реальность от сновидения. Шимейн не сразу поняла, что на самом деле слышит плач Эндрю, доносящийся снизу, из спальни. Несколько минут она прислушивалась, ожидая уловить шум шагов Гейджа, но плач усиливался и становился все более испуганным. Неужели Гейдж спит, и ничего не слышит? А если с ним что-нибудь случилось? Или же он просто вышел во двор?
Шимейн откинула одеяло, набросила халат и поспешно спустилась по лестнице. Дверь в спальню Гейджа была приоткрыта; мерцания догорающих в камине углей и лунного света из окон хватило, чтобы Шимейн сразу поняла: в спальне хозяина нет. Она осторожно пробралась в комнату Эндрю, каждую минуту опасаясь наткнуться на Гейджа. Но ее опасения оказались напрасными. В спальне не было никого, кроме ребенка.
От всхлипов охрипшего малыша у Шимейн разрывалось сердце. Быстро подойдя к кроватке, она взяла Эндрю на руки и запела колыбельную, укачивая его, прижимая к груди и осыпая поцелуями мокрое от слез личико. Мало-помалу всхлипы затихли, ребенок глубоко вздохнул, но едва Шимейн попыталась положить его в постель, Эндрю вновь захныкал. Шимейн принялась убаюкивать его, расхаживая от кроватки к кровати в большой спальне, туда и обратно, и наконец детская головка сонно приникла к ее плечу. Постепенно Шимейн замолчала и остановилась, держа мальчика на руках.
Вглядываясь в личико спящего ребенка, Шимейн восхищалась его по-детски мягкими чертами и потому не сразу почувствовала в комнате чужое присутствие. Ее внимание привлек не столько шум шагов, сколько движение тени у постели. Она вскинула голову, собираясь объяснить, почему оказалась в чужой комнате, но лишилась дара речи, увидев, что Гейдж стоит совершенно обнаженный в потоке лунного света. Крохотные капельки воды поблескивали, как алмазы, на его мускулистом торсе и руках — очевидно, он только что купался в ручье неподалеку от дома. Он старательно вытирал полотенцем промокшие волосы, не замечая Шимейн.
Но девушка остро сознавала его близость. Никогда прежде она не видела голых мужчин, и вид стройного мощного тела ошеломил ее, но в то же время заворожил красотой и мужской грацией. Его широкие плечи не нуждались в ватных подкладках, с помощью которых напыщенные лорды придавали себе внушительный вид. Широкая грудь Гейджа плавно переходила в плоский мускулистый живот и узкие бедра. Тонкая дорожка волос сбегала вниз по животу, невольно побуждая Шимейн опустить глаза.
Ее щеки вспыхнули, сердце дико заколотилось, и Шимейн застыла, не в силах отвести взгляд. Несмотря на деликатные, несколько смущенные описания строения мужского тела, услышанные ею от матери, и объяснения, что ей предстоит после свадьбы с Морисом, Шимейн ничего подобного не ожидала!
Понимая, какое унижение она испытает, если хозяин узнает, что она видела его наготу и не убежала, как подобает стыдливой девушке, Шимейн медленно и бесшумно отступила в комнату Эндрю, но это не спасло ее от мучительных мыслей. Ведь рано или поздно все равно придется пройти мимо Гейджа.
Внезапно она остановилась — ее взор приковало нечто новое и странное, появившееся в его облике.
Она подняла глаза, вглядываясь в дрожащие тени, и наконец обнаружила, что Гейдж смотрит прямо на нее. Полотенце висело у него на шее, ладони упирались в бока. Черные влажные волосы, слипшиеся в сосульки, поблескивали в темноте.
— Прошу прощения, — сдавленно пробормотала Шимейн, с болью осознавая, что ей приходится извиняться слишком часто. — Эндрю плакал, а я не знала, куда вы ушли!
В последовавшей томительной паузе Шимейн развернулась и положила мальчика в кровать. Сгорая от стыда, она закрыла глаза, дрожа всем телом и стараясь собраться с силами. Зрелище, представшее ее глазам, намертво врезалось в память — она отчетливо видела обнаженное тело Гейджа.
Старательно отводя взгляд от Гейджа, Шимейн бросилась к открытой двери и выскользнула в гостиную. В спешке она споткнулась на лестнице и застонала сквозь зубы, ушибив ногу, но не остановилась. Рухнув на кровать, она отвернулась лицом к стене и с головой укрылась одеялом, отчаянно желая провалиться сквозь землю.