— Хорошо еще, она не проснулась, когда вы вносили корзину в дом.

Шимейн робко посмотрела на него, но Гейдж отвел глаза, выдав свое смущение. С какими бы благими намерениями он ни завел этот разговор, мужские желания нарастали в нем, превращая в свирепого воина-варвара, восседающего верхом на вороном жеребце. Он изголодался по женщине, пожирал голодными глазами ее прелестные формы, наслаждаясь долгожданным пиршеством после долгого поста. Прежде его раздражали маленькие полотенца, которыми невозможно вытереться досуха, но сегодня он оценил их преимущества — особенно одного, самого узкого, которым сейчас прикрывалась Шимейн.

Его взгляд заскользил вниз по ее телу — от сливочно-белых плеч до высокой груди, соблазнительно виднеющейся из-под судорожно прижатой к ней руки. Кромка полотенца слегка выступала над рукой Шимейн, не скрывая глубокой заманчивой ложбинки. С высоты своего роста Гейдж видел, как приподнимается ткань этого самодельного лифа, мягко облегая плавный изгиб. Под влажной тканью маняще проступало розовое пятнышко, вызывая желание увидеть всю грудь.

Там, куда не доставали руки Шимейн, полотенце облегало каждый изгиб и впадинку, прозрачно намекая, какое чудо оно скрывает. Весь правый бок Шимейн, от груди до бедра, открылся блуждающему взгляду Гейджа. Ее кожа оказалась поразительно белой и нежной, как он и предполагал. Гейдж не сомневался, что на вкус она не менее великолепна.

Его глаза потемнели, и Шимейн остро осознала свою беспомощность. Ей не удавалось подавить дрожь или усмирить лихорадочна бьющееся сердце — ведь этот пылающий взгляд мог бы привести в трепет даже деву-воительницу. Помня о чудовищной силе хозяина, Шимейн не питала надежд на спасение, если он решит овладеть ею.

Минута тянулась невыносимо долго, и наконец ирландский темперамент Шимейн дал о себе знать.

— Надеюсь, теперь вы позволите мне одеться, мистер Торнтон? — выпалила она и с нескрываемым сарказмом добавила: — Если вы случайно не заметили этого, могу сообщить, что полотенце в качестве одеяния оставляет желать лучшего.

— Извините, Шимейн, — произнес Гейдж, слегка улыбнувшись. — Мне представилось настолько упоительное зрелище, что я совсем позабыл — вы не одеты и испуганы. Прошу меня простить.

Шимейн вскинула подбородок, размышляя, неужели Гейдж насмехается над ней — ведь она не сразу опомнилась и осадила его. Очевидно, ирония не смутила Гейджа, поэтому Шимейн высказалась без обиняков:

— Вы правы, мистер Торнтон, но напугали меня ваш взгляд и мысль о возможных последствиях. Вместо того чтобы извиняться, вам следовало бы выйти. Даже если вы не намерены обесчестить меня, сэр, прошу, уйдите, пока вы не передумали.

Окинув ее еще одним внимательным взглядом, Гейдж вежливо склонил голову, шагнул за порог и плотно притворил дверь за собой. Спустя несколько секунд из кухни послышался какой-то грохот.

— Да, он и дьявола доведет до белого каления, — пробормотала Шимейн, отбросив бесполезное полотенце. — «Я совсем позабыл, что вы не одеты и испуганы, Шимейн!» — шепотом передразнила она. — Вы отъявленный лжец, мистер Торнтон!

Надев ночную рубашку и набросив поверх нее халат, Шимейн туго затянула на узкой талии пояс, уверенная, что даже рыцарские доспехи оказались бы жалкой защитой от страсти, которую она заметила в глазах Гейджа. Она плохо разбиралась в склонностях и аппетитах противоположного пола, но догадалась, о чем думает мужчина, глядя на женщину так, как на нее только что смотрел Гейдж Торнтон.

Позднее, откинув одеяло и забравшись под него, Гейдж с удовольствием вдохнул свежий запах белья и заметил явную перемену, произошедшую с наволочками и простынями с тех пор, как он сегодня утром встал с постели. Гейджу вдруг пришло в голову, что Роксанна была слишком занята, завлекая его в брачные сети, и потому не успевала позаботиться о чистоте. Он взбил пуховые подушки, блаженно распростерся на них и вдохнул аромат солнца и ветра. Проведя целый день в мрачном расположении духа, он только теперь расслабился и был готов забыться сладким, почти младенческим сном. Но перед его глазами вставало волнующее видение — налитая грудь Шимейн, вырисовывающаяся под полотенцем, и возникала мысль: какое наслаждение покрывать эту шелковистую плоть нежными и страстными поцелуями.

Спустя четыре дня, вскоре после ужина, состоялся первый урок стрельбы из мушкета. Гейдж приступил к нему, как только Шимейн вытерла и убрала посуду. Он строго-настрого велел Эндрю играть с кубиками на задней веранде, на виду, подальше от мишени, которую Гейдж установил в противоположном конце двора. Прежде чем дать Шимейн в руки оружие, Гейдж объяснил, как следует заряжать его, а потом медленно показал на деле. Он сделал первый выстрел и проследил, как Шимейн заряжает мушкет для второго.

Перед тем как Шимейн впервые в жизни выстрелила из мушкета, Гейдж рассказал ей, что, нажав на спусковой крючок, она только начинает длительный процесс выстрела: курок спущен, боек ударяет по кремню, высекая искры, которые поджигают порох; тот взрывается и проталкивает свинцовый заряд через ствол. Хотя проходит не меньше минуты, прежде чем раздастся выстрел, это время пролетает незаметно.

Гейдж показывал Шимейн, как следует держать оружие, чтобы не уставали руки, и, поправляя ее позу, подошел вплотную. Шимейн затрепетала, ощутив тепло сильного мужского тела, и на несколько мгновений у нее перехватило дыхание. Девушка поняла, что слишком строго осудила Гейджа за блеск страсти в глазах, который заметила несколько дней назад: сейчас сама она с трудом усмиряла бьющееся сердце, когда рука Гейджа случайно касалась ее груди или бедро — ягодиц. Ткань платья оказалась ненадежной защитой — впрочем, даже доспехи не спасли бы ее от его обжигающего тепла. Как еще удается ее наставнику сохранять невозмутимость? Шимейн это оказалось не под силу, она еле сдерживалась, чтобы не убежать.

Несмотря на нервное возбуждение, оглушительные раскаты выстрелов и удары приклада в плечо, которые отбрасывали ее прямо в объятия Гейджа, Шимейн ухитрилась довольно быстро овладеть искусством стрельбы из мушкета. Хотя близость Гейджа немало отвлекала ее, он сумел превратить урок в столь же увлекательное занятие, как танцы на балу. Шимейн с восторгом палила по неподвижной мишени и предвкушала тот день, когда сумеет проделать дыру в движущейся цели. Правда, она всерьез сомневалась в своей способности убить животное или человека и втайне надеялась, что день решающего испытания никогда не наступит, но понимала, что ее представления об убийстве коренным образом изменятся, если ей будут грозить увечье или смерть от руки Джейкоба Поттса.

— Похоже, Шимейн, вы прирожденный стрелок, — похвалил ее Гейдж на следующий день. — Посмотрим, попадете ли вы в движущуюся мишень.

Джиллиан вызвался подбрасывать жестяную миску высоко в воздух, а Гейдж, встав за спиной Шимейн, помогал ей удерживать мушкет и руководил стрельбой. Хотя Гейдж в первый же раз позволил ей самостоятельно прицелиться и спустить курок, он внимательно следил, чтобы Шимейн случайно не ранила кого-нибудь. Почувствовав, как она трепещет, Гейдж неправильно истолковал эту дрожь и попытался развеять ее опасения.

— Для начинающего стрелка у вас все получается просто превосходно, Шимейн. Расслабьтесь и посмотрите, как надо целиться.

Но задолго до выстрела Шимейн поняла, что совершенно не в силах сосредоточиться: все ее мысли были поглощены стоящим рядом мужчиной, а не оружием в руках. Едва она выстрелила — причем пуля пролетела на значительном расстоянии от мишени, — отдача отбросила ее назад. Коснувшись крепкого туловища Гейджа, Шимейн не сдержала ошеломленный вздох, и не без причины. Как мягки ее ягодицы по сравнению с твердыми бедрами Гейджа! Наверное, подобное ощущение испытываешь, сев на раскаленные угли — она отпрянула, словно ошпаренная.

— Вчера вы стреляли лучше. Попробуем еще раз, — произнес Гейдж, глядя через плечо Шимейн, чтобы видеть, куда она целится. Он тоже замечал, каким нежным кажется ее тело в его объятиях, но решительно отгонял преступные мысли. — Незачем так волноваться, Шимейн. Успокойтесь.