Из-за угла вывернулся старенький «Форд» со светящимся в углу лобового стекла зеленым огоньком, и Павел бросился ему наперерез. «Форд» послушно вильнул, прижимаясь к тротуару и зажигая тормозные огни, и тогда Павел с неудовольствием заметил, что на заднем сиденье уже сидят двое пассажиров. Вероятность того, что им окажется по дороге, была ничтожно мала, но Павел все же шагнул с края тротуара навстречу приближавшейся машине — отчасти автоматически, в силу обусловленной мощным похмельем заторможенности реакций, отчасти движимый надеждой, что ему все-таки повезет.
Водитель приоткрыл дверцу, вопросительно глядя на Павла.
— До «Праги» подбросите? — спросил Павел.
— Вообще-то, не по дороге, — с сомнением ответил водитель — мелкий мужичонка с обезьяньими чертами лица, которые не могли скрыть жидкая, плохо произрастающая на бесплодной почве его физиономии бороденка и неровно подстриженные усы той разновидности, которую жена Павла в минуты хорошего настроения называла «усенышами». Он оглянулся на заднее сиденье, где в привольных позах раскинулись его пассажиры — два плечистых парня в мягких кожаных куртках. На голове у одного из них сидела широкополая черная шляпа с ожерельем из явно поддельных клыков какого-то животного, обвивавшим тулью. На его круглой башке с румяными щеками и поросячьими глазками этот вызывающий головной убор выглядел комично, как взобравшаяся на забор корова.
— Не, мужик, так не покатит, — лениво заявил этот ковбой. — Торопимся мы, понимаешь?
— Ребята, а может, подбросите? — спросил Павел, почти ненавидя себя за тот заискивающий тон, которым он говорил с этими «хозяевами жизни». Тем не менее выбора у него не было — до стоянки такси пришлось бы пешкодралить три квартала, и тогда он опоздал бы наверняка... Черт, он и так опаздывал. — Дочка ждет, времени в обрез...
— Не, — повторил «ковбой», поправляя свою дурацкую шляпу. — Нас тоже дочки ждут, извини, братан. Поехали, шеф.
— Да погоди ты, Леший, — сказал второй пассажир, отличавшийся от «ковбоя» разве что отсутствием шляпы да немного более, как показалось Павлу, осмысленным выражением лица. — Ну, чего ты говнишься? Подождут твои шмары, куда они денутся. Садись, земляк, — обратился он к Павлу, — подкинем. Какие могут быть вопросы? Сегодня мы тебя, завтра — ты нас...
Тот, кого он назвал Лешим, хрюкнул, словно его приятель сказал что-то жутко смешное, но возражать не стал. Павел нырнул на переднее сиденье, пока они не передумали, и похожий на бородатую макаку водитель тронул машину с места. Старенький «Форд» отъехал от тротуара и, разбрызгивая скопившиеся в выбоинах дорожного покрытия лужи, покатился по улице.
— Спасибо, — сказал Павел через плечо, поудобнее устраиваясь на сиденье. — Выручили.
— Из «спасибо» шубу не сошьешь, — буркнул «ковбой», глядя в окно.
— Да заглохни ты, — оборвал его второй. — К дочке, значит? — обратился он к Павлу.
Тот кивнул.
— А где дочка-то? — не отставал от него любопытный пассажир.
— С матерью живет, — неохотно ответил Павел. Исповедоваться перед этой несимпатичной парочкой ему не хотелось, но сочинять что-то не было сил, а просто промолчать было бы невежливо, особенно после того, как его согласились подбросить.
— А ты, значит, вроде как на свиданку, — заключил его собеседник, очевидно, удовлетворенный тем, что разобрался в сложной житейской ситуации. — Ждет, небось, дочка-то?
— Ждет, — лаконично ответил Павел.
«Ковбой» вдруг длинно и как-то тоскливо вздохнул, словно все это надоело ему до смерти, поглубже надвинул свою шляпу, взявшись для этого за поля обеими руками, и сказал, по-прежнему глядя в окно:
— Дочка ждет, а папа хакер.
Павел вздрогнул. Тон у Лешего был нехороший, но на тон было плевать. Павел не мог поверить своим ушам. Он сказал «хакер»? Или послышалось?
— Да ну? — ненатурально удивился любопытный приятель Лешего. — Так ведь хакерство вроде бы противозаконно? Как же так, а? — повернулся он к Павлу. — Как же так, братан? Ты что же, в чужие компьютеры залезаешь? И к гаишникам можешь? Это ж бандитизм! А, земляк?
Павел почувствовал, как в мозг, вытесняя остатки алкогольного тумана, холодной брызжущей струей ворвалась паника. Что это? Неужели ментам удалось его вычислить? Неужели...
Он посмотрел на дорогу и понял, что понятия не имеет, куда его везут. Вместо того, чтобы направляться к центру, машина, кружа и петляя, забиралась все глубже в путаницу глухих окраинных улочек. Вокруг мелькали совершенно незнакомые постройки, какие-то Богом забытые ремонтные мастерские, бетонные заборы, заброшенные новостройки за полуобвалившимися дощатыми оградами...
— Куда мы едем? — спросил он, стараясь говорить твердо.
— По делам, — ответил разговорчивый. — Имей совесть, братан. Мы первые сели, нам первым и вылезать. Успеешь ты на свою свиданку. Шеф у нас — профессионал, правда, шеф?
Водитель неопределенно дернул плечом и растянул большой, словно резиновый, рот в некоем подобии усмешки, сверкнув стальными коронками.
— Останови-ка, — потребовал у него Павел. — Я передумал.
— Да погоди, чудила, — миролюбиво сказал разговорчивый. — Куда ты пойдешь? На улице дождь, а тут даже автобусы не ходят. И потом, ты нам еще не рассказал, как дошел до жизни такой, что по чужим секретам шаришь.
Машина продолжала катиться, даже не притормозив. Жилые кварталы кончились, и теперь справа тянулся казавшийся бесконечным мокрый кирпичный забор, еще сохранявший на своей выщербленной поверхности следы побелки, а слева мок под продолжавшим усиливаться дождем громадный, поросший чахлыми сорняками глинистый пустырь. Дорога здесь напоминала трассу гигантского слалома, петлявшую между огромными, до краев заполненными грязной водой выбоинами, края которых ощетинились острыми зубцами обломанного асфальта, и водителю пришлось-таки сбросить скорость, чтобы машина не превратилась в груду не поддающегося восстановлению хлама. Павел вдруг с предельной, не оставлявшей места для сомнений ясностью понял, что сейчас произойдет. Он не думал о том, каким образом эти люди вышли на него — на раздумья не оставалось времени. Нужно было действовать, но он все еще медлил, уже зная правду, но все еще не будучи в состоянии принять ее такой, какой она была, как и всякий нормальный человек на его месте — человек, грубым рывком втянутый в огромную электрическую мясорубку только потому, что край его одежды оказался слишком близко от вращающегося с бешеной скоростью архимедова винта.
Огромным усилием воли сбросив с себя оцепенение, в котором было даже некое не вполне объяснимое очарование — очарование смерти, понял он со все той же холодной, пугающей ясностью, — Павел рванул на себя пластмассовую ручку дверцы, толкнул дверцу плечом и бросил непослушное тело навстречу несущейся в нескольких сантиметрах от его ног, размытой скоростью грязной поверхности дороги. Он прыгнул не сразу — при взгляде на эту размытую полосу скорость казалась близкой к сверхзвуковой, и этой микроскопической задержки с лихвой хватило его разговорчивому попутчику на то, чтобы выхватить из кармана тусклый обшарпанный наган и нажать на спусковой крючок.
Павел упал на дорогу и покатился, обдирая колени и локти, уже зная, что у него пробито легкое, но все еще надеясь встать и попытаться скрыться. Водитель «Форда» резко ударил по тормозам, и машина стала, как вкопанная, тяжело клюнув носом, метрах в четырех от пытавшегося подняться на четвереньки Павла. Обе задние дверцы распахнулись, и Павел услышал, как убийцы бегут к нему прямо по лужам. Перед глазами у него качался и прыгал в такт его безнадежным попыткам подняться мокрый, испятнанный лепешками рыжей глины асфальт, и ему вдруг стало ужасно обидно при мысли, что вот этот кусок грязной дороги будет последним, что он увидит в жизни.
Пуля ударила его в бок, как кованый сапог, опрокинув на спину. Теперь он видел низкое серое небо, с которого расширяющейся книзу воронкой продолжал падать холодный дождь. Он поймал пересохшими губами несколько капель, а потом в поле его зрения возникли лицо разговорчивого и его рука, сжимавшая наган. Казавшийся огромным, как автомобильная шина, пустой глаз револьверного дула уставился на него сверху вниз.
