— Да вирус им подкинуть... Пусть поскачут маленько. Ладно, рассказывай про свою машину.

Он вынул из кармана куртки блокнот и шариковую ручку, записал номер и марку интересующего Катю автомобиля, допил водку и ушел, заставив Катю почувствовать легкое разочарование — похоже, то, что она слышала о программистах, было чистой правдой: ничего, кроме этих их электронных монстров, эту породу людей не интересовало. Проанализировав свои ощущения, Катя рассмеялась — честно говоря, это была диковатая идея: клеить полузнакомого мужика, имея незажившее пулевое ранение. Ежик резиновый шел и насвистывал дырочкой в левом боку... Екатерина Воробей — секс-машина с турбонаддувом и дополнительной вентиляцией... «Тьфу ты, черт, о чем я вообще думаю, — оборвала она себя, но тут же возразила: — а о чем мне, собственно, думать? Живая, молодая, по самые брови напичканная витаминами, прекрасно отдохнувшая, ничем в данный момент не занятая, никаких житейских проблем... Баба, что называется, с жиру бесится... Так о чем еще прикажете думать? О мире во всем мире? Об этом не такие, как я, думали, да так до сих пор ничего и не придумали. А наше дело бабье...»

«Андрей, — подумала она. — Андрюша, прости. Как там раньше говорили? Ты на тот свет — и я вслед... Нынче так не делают. Подожди, дружок... Вы поговорите там со Студентом, вспомните меня, что ли... Как это у мужиков водится: где какая родинка да какие слова вам на ухо шептала... Я догоню, вот только со всей этой сволочью разберусь».

Боль шевельнулась было внутри, как чудовищный младенец, зачатый в полнолуние от покрытого каменной чешуей рогатого монстра, но тут же послушно утихла, испугавшись Катиного окрика, — свернулась калачиком и затаилась до лучших времен, чтобы, улучив момент, вонзить свои клыки прямо в душу.

Катя без аппетита прожевала ломтик ветчины, сглотнула и снова закурила. Размышлять о своих «бабьих» делах ей не хотелось. «Ну правильно, — вяло подумала она, — все верно. Поскольку стрелять в данный момент не в кого, нам подавай мужика. Как там раньше ругали западное кино? Пропаганда секса и насилия — так они и говорили. Всегда рядом, как партия и Ленин. Если не секс, то насилие, а если не насилие, то секс. Выбирай, но осторожно. Ну и жизнь...»

Катя включила телевизор и уставилась в экран. По телевизору вовсю пропагандировали секс и насилие, для разнообразия перемежая это дело рекламой зубной пасты и жевательной резинки. Катя выключила телевизор и раздраженно прошлась по комнате, автоматически перешагивая через разбросанные вещи и огибая то, что перешагнуть было затруднительно. Порядок, что ли, навести, без энтузиазма подумала она. А кому это надо, спрашивается? Да никому не надо, ответила она себе и покосилась на телефон. Изящный аппарат из красной пластмассы, казалось, подмигивал ей, подстрекая делать глупости. Память немедленно принялась выдавать давно, казалось, забытые номера. «А что, — подумала Катя, — взять да и позвонить. Устроить вечер воспоминаний».

В конце концов она оделась, вышла на улицу и до самого вечера бродила по городу под моросящим осенним дождем. Вернулась она поздно и сразу легла спать, а утром ее разбудил звонок в дверь.

Это вернулся Паша. От него пахло дождем и табаком, и Катя, на которой был только накинутый второпях халат, зябко поеживаясь, снова ощутила вчерашнее смутное возбуждение, отдавшееся теплым толчком внизу живота.

Хакер держал в руке свернутую в трубку слегка подмокшую распечатку.

— Каковы успехи? — спросила Катя, вслед за ним проходя в комнату и набрасывая плед на развороченную постель. Спала она беспокойно и проснулась с отчетливым ощущением, что во сне пережила как минимум два оргазма.

Паша рухнул в кресло и вытянул на середину комнаты длинные ноги в мокрых расшлепанных кроссовках. Распечатку он небрежно бросил на журнальный столик рядом с собой.

— Говно успехи, — буркнул он, ковыряясь согнутым пальцем в криво надорванной пачке «Беломора».

— Что, совсем ничего? — осторожно спросила Катя, тоже присаживаясь. Паша поднял на нее глаза, зацепился взглядом за вырез халата и поспешно вернулся к своей пачке, возобновив попытки выудить оттуда папиросу.

— В общем, так, — заговорил он, старательно не замечая нервного жеста, которым Катя запахнула халат. — Номерочек, который ты мне дала, был, скорее всего, украден.

— Почему ты так решил? — удивилась Катя.

— Под этим номером в ГАИ зарегистрирован учебный грузовик межшкольного УПК, — проинформировал ее Паша, продувая папиросу. — Марка грузовика ЗИЛ-169, то есть машина раритетная и скорее всего давно пошла под пресс.

Он долго чиркал отсыревшими спичками, прикуривая, и после глубокой затяжки продолжал, вместе со словами выталкивая изо рта серые облачка дыма:

— Я тут распечатал данные владельцев машин, подходящих по приметам... в общем, получилось много. Все «семерки» голубого цвета... Хотя, заметь, машину могли перекрасить, да и насчет модели ты запросто могла ошибиться. Вот если бы знать номер двигателя...

— Знаешь, — сказала Катя, — мне было как-то не до того. Давай свой талмуд.

Она взяла влажную, громко шелестящую простыню распечатки и развернула ее на коленях. Халат снова распахнулся, предательски обнажив грудь, но она этого не заметила, целиком уйдя в изучение длинного списка владельцев голубых «Жигулей» седьмой модели. Хакер Паша, неторопливо покуривая, с растущим интересом разглядывал то, что из чувства мужской солидарности показывал ему Катин халат. Катя ошибалась, думая, что Пашу не интересуют женщины. Как и всякий мужчина, обладающий правильной сексуальной ориентацией и крепким здоровьем, он отдавал должное увлечению противоположным полом... в те редкие моменты, когда мысли его не занимал компьютер. Сейчас Паша чувствовал, что такой момент, похоже, настал, во всяком случае, его контрольно-измерительный прибор весьма настойчиво и твердо указывал на то, что так оно и есть. Паша сидел, переводя взгляд с Катиного лица на вырез халата и ниже, на выглядывавшее из-под бумажной простыни распечатки гладкое загорелое колено, и прикидывал, каким путем лучше действовать, чтобы ему не дали от ворот поворот. В конце концов он пришел к выводу, что лучше всего будет задать прямой вопрос. Он не знал, в чем причина, но Катин вид каким-то образом располагал именно к такой тактике.

— Послушай, — откашлявшись начал он, — что ты делаешь сегодня вечером?

Катя подняла на него отсутствующий взгляд, потом, опустив глаза, посмотрела вниз, на свой распахнувшийся халат и снова посмотрела на хакера, молча ожидая продолжения и не сделав попытки запахнуться. Паша замялся, чувствуя непривычное смущение. Черт возьми, это была всего-навсего женщина, причем очень привлекательная, и разве он не решил, что лучше всего будет задать ей прямой вопрос? Глядя на нее теперь, он понимал, что это было правильное решение, но понимал он также и то, что на прямо поставленный вопрос ему скорее всего дадут не менее прямой ответ, и вдруг почувствовал, что не вполне готов его выслушать. Тем не менее начатое нужно было либо доводить до конца, либо более или менее изящно закруглить, и, что бы он ни выбрал, следовало говорить, а не сидеть истуканом.

— Я просто хотел...

— Я думаю, что знаю, чего ты хотел, — мягко сказала Катя.

«Ну и сука ты, Скворцова, — подумала она. — Тебе не угодишь». Но то, что казалось актуальным вчера, сегодня ушло на задний план, и она с трудом заставляла себя выбирать слова вместо того, чтобы отмахнуться, как от мухи. Мальчик был симпатичный, но сейчас было не до него: Катя нашла то, что искала.

— Я не против, — продолжала она. — Как-нибудь в другой раз. Погоди, не обижайся. Это не отказ. Но, во-первых, сейчас у меня совершенно не то настроение. Может ведь у женщины не быть настроения, правда? А во-вторых...

Она спокойно распахнула халат, продемонстрировав тугую повязку поперек живота. Хакер едва заметно вздрогнул.

— Это что? — спросил он.

— Пуля, — просто ответила Катя.

— Вот черт... А я-то думал, ты у Жоры в стриптизе... Так вот это что за машина!