Приготовления заняли не один час, и никому нормально поспать не удалось. Может быть, перед началом активных действий это было и не слишком правильно, но выбор отсутствовал. Зато результат того стоил.

Вполне вероятно, что Лика была отличной переводчицей. Очень может быть, что она по праву занимала место в Команде. Но после того, что она сотворила с мужчинами, все поняли — в ней умер поистине великий гример. Даже близкие родственники, наверное, не узнали бы членов собственной семьи.

Бритый наголо Геннадий не просто не походил сам на себя, а олицетворял полную противоположность сотрудника милиции. Добавить еще цепь в палец толщиной — получится эдакий бычок, не настолько накачанный, как вошедшие в многочисленные анекдоты «шкафы», но что-то довольно близкое.

Михаил вроде бы изменился мало, но мастерские штрихи, нанесенные рукой Лики, сделали парня почти неузнаваемым. Под глазом — небольшой синяк, вроде бы не очень свежий, на щеке — длинная царапина, неряшливо замазанная йодом. Создавалось ощущение, что царапина воспалена — блестящее применение черного и красного карандашей. Еще одна ссадина — в уголке рта. Посторонний человек запомнит чуть, скособоченный, чтобы не будоражить ранку, рот и шрам.

Саша сменил масть — теперь он был мелированным, как зебра.

Больше всего досталось Женьке. Малой отчаянно, до крика, возражал против предложенного Ликой варианта, но в конце концов ему пришлось скрепя сердце признать, что идея прекрасная, хотя чувствовал он себя отвратительно. Он, как и Саша, сменил окраску, только несколько в ином смысле. В смысле — поголубел. Косметика на глазах была видимой — то есть не бросалась в глаза, но любому становилось ясно, что она присутствует. Правда, над манерами ему еще предстояло поработать. Женька должен был дополнять маскировку Трошина, изображая его «пару». Сейчас, когда геев в Москве немерено, появлением на улице в таком виде сложно кого-нибудь удивить. Даже если отдельные невоспитанные граждане и пялятся на «сладкую парочку», то видят перед собой лишь объект для осуждения (восхищения, презрения — дополнить по вкусу), не замечая лиц.

Борис стал лысым. Не бритым — а именно лысым, со здоровенной плешью, явно чем-то смазанной для получения характерного блеска, с остатками волос, неожиданно поседевших. Несколько волосинок старательно укрыли лысину, как будто стыдливо ее маскируя. Пара чуть заметных штрихов карандаша вкупе с сединой прибавили ему чуть ли не двадцать лет сразу, а найденная в прихожей палочка с резным набалдашником вполне довершила образ. Ни у кого не повернулся бы язык сказать, что этому старому, простите, пердуну всего лишь тридцать семь.

Петр вполне смог сам справиться с изменением собственной внешности. И для этого ему не понадобились ни краска, ни косметика: чуть прищурил глаза, чуть оттопырил губу, что-то (вату, наверное) засунул за щеки, небольшой сверток на живот — и получился одутловатый, не в меру упитанный евин, изнемогающий от презрения ко всему миру.

Когда Михаил увидел, что Лика сотворила с собой, он сначала чуть не прыснул со смеху, а потом просто расстроился. Изящная, подтянутая девушка превратилась в дешевую шлюху — вульгарно накрашенную, немолодую, с давно немытыми волосами. Цветом волос пришлось пожертвовать — отчаянно ярко-рыжая грива Анжелики могла привлечь лишнее внимание.

— Твои волосы! Эта краска… Она смоется? — жалобно выдохнул он.

Лика подошла к нему, привстала на цыпочки, очень нежно, самыми кончиками кричаще-ярких губ чмокнула его в кончик носа, стерла ладонью помаду и шепнула:

— В любой момент! Не волнуйся.

Но поволноваться Мише пришлось. Новый имидж Лики никак не предусматривал наличие обтягивающего броне-комбинезона. Если мужчинам было не слишком сложно натянуть поверх брони нормальную одежду, то девушке такой вариант не подходил. Миша утешил себя мыслью, что все время будет рядом и, если что, сможет защитить ее.

Только Лигов остался сам собой. Его лицо не мелькало на голубом экране, он мог не опасаться случайного узнавания.

Тьма за окнами вскоре обещала превратиться в утренний сумрак. Все было сказано, все спланировано — из того, по крайней мере, что они могли учесть и предусмотреть. Назначены время и место встречи — дом напротив «Арены». Прибывшие первыми ищут подходящую квартиру, желательно без хозяев. Если все хозяева будут в наличии… в общем, решать проблему по обстоятельствам. Оружие уложили в сумки — его оказалось маловато, да и боеприпасов тоже. Автомат и две снайперские винтовки Трошин забрал с собой; еще две, подобранные в лесу, решили оставить — толку от них немного. Если удастся получить в свое распоряжение хотя бы на десять минут закрома СПБ, там можно будет разжиться чем-нибудь помощнее. Еще удалось, взломав замок железного ящика, укрытого в подвале дачи, разжиться неплохой двустволкой и двумя дюжинами патронов с картечью — Дан уверял, что против далатиан такое оружие куда эффективней снайперской винтовки.

Первым дом покинул Петр, имея задачу убедиться, что они пока не под колпаком, — в таких вопросах он был дока. Вокруг стояла тишина — не скучали у заборов люди, изображая из себя бомжей, не застыли в непосредственной близости от дачи легковушки с тонированными стеклами и фургоны с невинными (и довольно неуместными в пригороде в шесть утра) надписями — разновидности транспорта, с удовольствием используемые разного рода спецслужбами. Видимо, этот адрес оперативники еще не успели вычислить, но Петр был абсолютно уверен, что это лишь вопрос времени. В любом случае, возвращаться сюда не планировалось. Вот оставшемуся неизвестным приятелю Борьки стоило посочувствовать — когда он снова объявится в городе, его наверняка ждут долгие и вряд ли дружеские расспросы представителей компетентных органов.

Можно было без опаски выступать. Во всех чувствовалось напряжение того уровня, когда начинаешь шарахаться от каждой тени, а протянутую для рукопожатия руку реф-лекторно пытаешься встретить блоком и ответной атакой. Такое состояние опасно само по себе, поскольку переводит тренированные тела в полуавтоматическое состояние, в котором реакция определялась не трезвым расчетом, а одними рефлексами. Еще немного — и нервы могут не выдержать. Это профессиональные разведчики годами ходят по лезвию ножа, а у простого смертного в такие моменты частота пульса подскакивает вдвое, появляется труднопреодолимое желание втянуть голову в плечи и лихорадочно оглядываться по сторонам каждые пять секунд.