К дороге, где дожидались брошенные машины, добирались очень долго — приходилось переть на себе два бесчувственных тела. Борис, шатаясь, морщась от чудовищной боли и проклиная все на свете, тащился сам, едва переставляя ноги. Когда стало совсем темно, Михаил предложил заночевать в лесу — белые комбинезоны вполне позволяли спать прямо в снегу. Возражать никто не стал. Лика шаталась ничуть не меньше измученного Круглова, Трошин еще не приходил в сознание, а Петр вообще без сил свалился там, где стоял, не снимая лыж. Остальные немедленно последовали его примеру — только натянули на головы капюшоны бронекостюмов да укутали лица шарфами, чтобы не отморозить носы.

Первым проснулся Александр — от раздирающей голову боли. Никакое даже самое чудовищное похмелье не могло сравниться с этой пыткой. Некоторое время он лежал, гадая, почему вокруг так темно, и только потом сквозь шарф разглядел мерцающие на небе звезды. Отрывочные воспоминания постепенно возвращались к нему. Все-таки он оказался прав: спутник наблюдения не мог смириться со столь наглым и вызывающим применением лазерного оружия в прямое нарушение Закона изоляции. И принял адекватные меры.

Трошин непослушными руками стянул с себя шарф, укрывавший лицо, и огляделся. Люди лежали вповалку, утопая в снегу, как в самой лучшей пуховой перине. Саша, пристроив шарф на место, устало закрыл глаза. Все тело ныло, как будто по нему проехался трактор, голова раскалывалась на части — какой уж тут сон! Закрыть глаза — и не двигаться, не двигаться, не двигаться…

Второй раз он очнулся, когда первые лучи солнца уже пробивались сквозь ветви деревьев. Краем глаза заметив движение, освободил от шарфа лицо. Осторожно, морщась от боли, сел. Голова почти прошла, но тело ломило по-прежнему. Вспомнил один из стоп-кадров — тот, где над ним зависло падающее дерево. «Оно все-таки упало… — подумал Трошин и вздохнул. — Не иначе как Лигов потом надо мной колдовал…» Теперь он очень хорошо понимал, что чувствовал после инопланетного лечения Одинцов. С другой стороны, лучше скрипеть зубами от боли, чем вообще ничем не скрипеть.

Постепенно поднялись все. Можно было двигаться дальше. Сон на снегу оказался на удивление целебным. Даже измученный Борис выглядел неплохо, а остальные и подавно. Лигов, по своему обыкновению бормоча ругательства на незнакомом языке, поднялся, пошатываясь, но тут же сел в сугроб. И только когда остальные, наскоро перекусив предусмотрительно захваченными с собой «сникерсами», были готовы двигаться дальше, кряхтя принял вертикальное положение и на заплетающихся ногах пошел вслед за всеми.

Поздним вечером, когда вся Команда уютно расположилась на даче Борькиного приятеля, когда в камине весело трещали дрова, а на столе стояло достаточно закуски, чтобы удовлетворить даже совершенно потрясающий аппетит Петра, приступили к разбору полетов. Было решено, что Саша сделал глупость: стрелять надо было с гораздо большей дистанции, поскольку оптика позволяла, а после этого драпать как можно быстрее. Также постановили, что капитан — умница, поскольку его идея сработала, и саарт больше не представляет угрозы. Затем мужчины, при молчаливом согласии Лики, пытались обсудить — что дальше. Теперь, когда угроза со стороны саарта миновала, следовало выяснить, кто за всем этим стоит.

— Определенно Штерн, — мрачно заявил Борис. — Одного не могу понять: зачем оно ему надо? Зачем? И вообще, в его поведении много странного. По сути, мы до сих пор не имеем ни малейшего представления, кто он такой.

— Разве вы этого не знаете? — удивленно поднял на Бориса глаза Лигов. — Странно…

Рука Александра замерла над куском колбасы:

— Чего это мы еще не знаем?

Лигов несколько мгновений переводил взгляд с Саши на Бориса, Евгения и обратно. Затем с легкой заминкой пробормотал:

— Ну… я думал, вы знаете… Штерн — он же… он далатианин…

— Он нам ничего не говорил. А какая, собственно, разница?

Дан сокрушенно покачал головой:

— Так вы не знаете, на кого работали? Далатиане — хозяева Земли.