— Ты почему стрелять начал? Как догадался? — спросила Лика Генку.

— Когда вы мимо меня проходили, ты на меня посмотрела… Знаешь, в твоих глазах было полное равнодушие

— И…?

— Лика, ты же умная девочка. Мы работали в одной Команде… Ты просто не смогла бы изобразить такое равнодушие — для него не было повода. И я понял, что эта «Лика» — подделка. Можешь считать меня психопатом, но я ведь прав оказался, не правда ли? Хотя, признаюсь, первый раз выстрелил все-таки в бедро.

Ниночка сидела в кресле, в самом темном углу, и было видно, что ей до смерти хочется зажать руками уши, закрыть глаза, а еще лучше просто упасть в обморок, чтобы не видеть и не слышать всего происходящего. Конечно, она была в курсе того, чем занимались сотрудники «Арены» — но еще до сегодняшнего полудня она искренне считала, что находится в отпуске и переживает самое странное в своей жизни приключение. Как оказалось, Макс, получивший задание обеспечить охрану девушки, не сумел или не захотел толком объяснить ей истинное положение вещей. Нет, он пытался — но Ниночка просто не поверила. В ее очаровательной головке совершенно не укладывалась мысль, что ей может что-то угрожать. Она вполне искренне считала, что Макс, потерявший голову, просто ее похитил, а все его россказни — не более чем романтический антураж. Она не возражала — ни против статуса охраняемой, ни против статуса похищенной. И в том и в другом случае ей ничего не угрожало, зато приключение казалось столь захватывающим! К тому же парень начинал ей нравиться — он смотрел на нее совершенно ошалелыми глазами, не делая ни малейших попыток затащить ее в койку. Это даже капельку раздражало, и иногда Ниночка очень близка была к тому, чтобы взять инициативу в свои руки… Но ей не хотелось нарушать правила игры.

И вот теперь мир перевернулся. Вокруг незнакомые люди, увешанные оружием, в каких-то нелепых белых — явно не первой свежести — комбинезонах. Правда, Лика в этой одежке смотрится очаровательно — Ниночка всегда немного завидовала ее фигуре… Сама она имела куда более хрупкое телосложение.

Сейчас ее, пожалуй впервые за последние годы, не волновал тот факт, что она проигрывала Лике по всем статьям — еще и потому, что тщательно наложенный утром макияж (совершенно убойное оружие в битве с «похитителем») теперь превратился в месиво. Она плакала искренне и горько. Ниночка, при ее внешности и умении врать не краснея, действительно считала и Стаса, и Наташу, и обоих Игорей… всех членов Команды своими настоящими друзьями. Она приняла бы близко к сердцу даже простой грипп у любого из них и наверняка рванула бы в магазин за фруктами, а потом поехала бы в другой конец города, не боясь заболеть, — лишь бы как-то облегчить их страдания. И вот теперь… Она не могла смириться с тем, что многих не увидит уже никогда. А такие вещи, как федеральный розыск, готовность преследователей открывать огонь без предупреждения, чудовищные по своей тяжести и лживости обвинения, — все это Ниночка вообще не воспринимала. Ей очень хотелось вдруг проснуться и узнать, что все это — дурной сон. А потом, сладко зевая, выйти на кухню и убедиться, что Макс уже сварил утренний (почти обеденный) кофе и улыбается ей мило, чуть застенчиво и щемяще нежно.

Макс — вместе с незнакомыми Ниночке мужчинами — о чем-то спорил с Сашей. Ниночка не прислушивалась, опасаясь услышать что-нибудь еще более ужасное. Хотя… Что может быть страшнее смерти друзей?

Она поэтому не знала, что приговор уже вынесен. Что альтернативы нет — или бегство, или… Ну, еще тюрьма — в лучшем случае. Прожив пока очень недолгую жизнь легко и без проблем, она редко думала о будущем… Если не считать Макса и того, что она себе на его счет нафантазировала. Да… ее мысли о грядущем были окрашены исключительно в мягкие, розовые тона…

— Сейчас в здании находятся три биологических объекта, — заявил Лигов, закончив возню со своими приборами.

— Штерн?

— Его нет.

Саша опустил бинокль. Точнее, этот прибор внешне походил на бинокль и, возможно, имел какие-нибудь аналоги среди разработок спецслужб. А может, и не имел… Во всяком случае, Трошину эта штука нравилась — он видел все как днем. Прибор обеспечивал примерно шестидесятикратное увеличение. Отсюда, с расстояния метров сорок, можно было разглядеть даже трещины на отделке фасада.

— Эти… биологические объекты — далатиане?

— Двое — далатиане. Третьего идентифицировать не могу: его генной карты нет в памяти анализатора. По ряду косвенных признаков — либо человек, либо представитель какой-то из гуманоидных рас вашего типа… Либо далатианин в образе человека. В любом случае, кроме первого, этот «третий» находится здесь незаконно.

— Это обвинение?

— Ничуть. Полноправные граждане Ассамблеи имеют право бывать там, где захотят, кроме миров, доступ к которым ограничен законом. Но по прибытии на планету, не являющуюся членом Ассамблеи, необходимо пройти регистрацию. Если я попытаюсь предъявить претензии, получу простой ответ: База СПБ не отвечала на запросы. И это будет правдой.

— Что будем делать? — влез Женька. — На штурм? Саша покачал головой:

— Пока нет… Надо подумать. В последнее время мы постоянно находимся в состоянии боя. Может, поэтому чувства обострились. Я хочу сказать, что все это, — он кивнул в сторону темных окон фирмы «Арена» на противоположной стороне улицы, — слишком очевидная даже для идиотов засада. Нас там ждут.

— Ясен пень — ждут…

— Женька, после нашей «экскурсии» на Базу СПБ ты же не думаешь, что эта троица — все, что нам приготовлено?

— Нет, но…

— Я бы рекомендовал подождать, — высказал свое мнение Лигов. — Приборы фиксируют активность транспортной системы.

— В твоем голосе слышится зависть, — хмыкнул Трошин.

— Да! Зависть! — взорвался Лигов. — Мы уже не раз об этом говорили, не вижу смысла снова и снова подчеркивать… Сеанс переброски на Пересадочную или обратно стоит примерно половину годового бюджета российского отделения СПБ. При этом под сеансом подразумевается цикл «включение-переброска-выключение». А они держат систему полностью включенной… это очень дорого! У нас никогда не было таких средств!