— Если ее убили не члены сопротивления, то кто же тогда?

— Какое это имеет значение? Лантийцы этого не делали. Может быть, за этим стоят соперники этой Уразоул. Эта северянка сама во всем виновата, вообразила себя великой, вот и накликала беду на свою голову, а мы, лантийцы, должны платить за ее глупость. Я думаю, ей надо было сидеть дома, праведная жизнь спасла бы ее, а где сейчас эта великая женщина?

— Вы точно уверены, что Шетт Уразоул мертва? — Вопрос казался явно риторическим, и Лизелл продолжила: — А что его превосходительство Нин Сезини? У грейслендцев есть веские доказательства его вины?

— Вы меня не понимаете, — ответила лантийка с ноткой нетерпения в голосе. — Им не нужны доказательства. Их совершенно не волнует, причастен к этому взрыву его превосходительство Сезини или нет. Это все — как вы это называете — забавы. Шуточки. Грейслендцам нужно довести до сведения каждого, что за любое преступление против Империи наказание должно пасть на головы лантийцев. Вот это они нам сейчас и демонстрируют.

— Но Мастер Выбора — довольно значительная персона, человек, облеченный определенной властью. Грейслендцы не боятся силы Познания этого Просвещенного?

— Да вы смотрите, — посоветовал Лизелл другой человек, — и увидите, сильно ли они боятся.

Легче сказать, чем сделать. Люди в толпе стояли плотно, и ей ничего не было видно. В любом случае зрелище публичной казни вряд ли доставило бы ей удовольствие. Из всех отвратительных, варварских анахронизмов, присущих грейслендцам…

Какая-нибудь пара недель — и сцены, подобные этой, могут произойти в Вонаре.

Лизелл начала пробираться к билетным агентствам, сгрудившимся в дальнем конце пристани, но плотная стена людей свела результат ее усилий к минимуму. Несколько отчаянно грубых попыток проложить себе дорогу ни к чему не привели, пара локтей ответила ей взаимно любезными толчками и совсем сбили ее с направления. Очень скоро ее, запыхавшуюся и растрепанную, втиснули в нишу, образованную штабелями деревянными ящиками. Пути дальше не было, пока не…

Она подняла глаза. Огромная пирамида из ящиков напоминала рукотворную открытую трибуну, на которой расположилось несколько наблюдающих. Казалось, забраться наверх не составляет труда. С сумкой в руке она начала восхождение, проворно карабкаясь с ящика на ящик, не заботясь о том, что ее нижнее белье и верхняя кромка чулок стали доступны глазам любопытных. С четвертого яруса ящиков, куда она взобралась, открылась полная картина. Она не собиралась здесь задерживаться, просто остановилась ненадолго без всякой задней мысли, совсем не желая быть прикованной к сцене, разыгрываемой на пристани вокруг свежей ямы с острыми обгоревшими краями.

Грейслендцы очистили периметр, оттеснив толпу подальше от ямы, и теперь там остались только одетые в серую форму фигуры и осужденный, по всей вероятности, обреченный его превосходительство Сезини. Она не поняла, откуда и когда он появился, но ее переполнило острое сострадание при виде пожилого седовласого мужчины, обмотанного тяжелыми цепями, и праздным мыслям больше не осталось места. Несмотря на кандалы, его превосходительство Сезини производил незабываемое впечатление: высокий, с гордой осанкой, одетый в традиционное черное платье лантийских Просвещенных. Руки его были связаны за спиной, во рту большой кляп. Лицо было опухшим, с кровоподтеками.

Толпа глухо зарокотала, и грейслендские солдаты заметно напряглись.

Они били пожилого человека, эти грейслендские свиньи. И зачем этот кляп? Что он может сказать? Она неожиданно вспомнила, что прочитала в одном из старых текстов: магическое Познание Просвещенных Ланти Умы имеет вербальную природу и зависит от слов, в которые его облекают. Кляп подавлял сверхъестественную силу его превосходительства Сезини.

Грубый грейслендский офицер в серой форме с нашивками подкомандира второго класса, плохо выговаривая лантийские слова, громко начал читал приказ о казни. Толпа слушала со сверхъестественным вниманием. Лизелл, которая пообещала себе не задерживаться здесь, застыла как парализованная, не в силах отвести глаз от лица приговоренного Просвещенного. Расстояние и кляп не позволяли ей рассмотреть выражение его лица, но она видела, что престарелый Сезини держался с высоко поднятой головой.

Подкомандир закончил чтение приказа. Без промедления пара его подчиненных сделала шаг вперед, схватила приговоренного и без лишних церемоний швырнула его в яму. Толпа в испуге затаила дыхание, и в наступившей тишине раздался плеск воды от падения его превосходительства Перифа Нина Сезини, тяжелые цепи которого тут же утянули его на дно.

Если он и сопротивлялся, то эти попытки остались невидимыми. Лучи яркого солнечного света играли на спокойной глади воды. Казалось, что ничего и не произошло здесь.

Профессионализм, с которым совершили казнь, казалось, оскорбил гордость присутствующих на пристани лантийцев и вызвал гул горького негодования. Гул перерос в беспорядочные враждебные выкрики, всколыхнувшие толпу, отчетливо послышалось дерзкое оскорбление:

Грейслендские недоноски!

Гудящая толпа подхватила слова. Пущенная кем-то ракета едва не задела голову подкомандира второго класса. Мгновенно грейслендцы стали плотной стеной и вскинули винтовки. Крики и неистовство толпы нарастали. Уже полетели камни, пустые бутылки и какой-то мусор, подобранный прямо с пристани. Подкомандир отдал приказ, и солдаты открыли огонь по толпе, целясь в самую гущу.

Лизелл услышала, как в воздухе засвистели пули. Ее ближайший сосед — бедно одетый розовощекий подросток, которому на вид было не более тринадцати-четырнадцати, вскрикнул, схватился за грудь, слетев со всего места, кубарем покатился через все ярусы сложенных штабелями ящиков вниз и глухо ударился о землю. Еще четыре или пять человек, стоявших в непосредственной близости от нее, также попадали, зажимая руками раны, кто с пронзительными криками, кто хрипя.

Она посмотрела, нет ли на ее платье пятен крови. Нет. Ее не задело. Но как долго она будет неуязвимой? Грейслендские солдаты, известные своей ненавистью к иноземцам, уже перезаряжали свои ружья. Толпа вокруг клокотала: раненые кричали, остальные пытались спастись бегством. Она принадлежала ко второй категории.

Но куда бежать? Голова соображал туго.

Билет. Ей нужно купить билет до Аэннорве. Это первое, что пришло ей в голову.

Но как пробраться к билетным кассам?

Пристань кишит воющими людьми, вряд ли ей хватит сил пробиться сквозь эту толчею. Как оказалось, лантийцы — по крайней мере, часть из них — совсем потеряли рассудок. Вместо того чтобы благоразумно и осторожно исчезнуть, пока есть возможность, они продолжали умышленно провоцировать грейслендских солдат, забрасывая их мусором и грязью, поливая бранью и в бессилии потрясая в воздухе кулаками.

Грейслендский подкомандир отдавал приказы, и солдаты открывали огонь; снова послышались крики раненых. Лизелл сползла со своего насеста и исчезла в толпе, как исчез в водах гавани его превосходительство Нин Сезини. Она перестала быть мишенью, мозолящей глаза, но, покинув свой наблюдательный пункт, оказалась зажатой многочисленными телами, которые не могли двигаться, видеть, а некоторые и дышать. Незнакомые люди сжимали ее со всех сторон, чей-то локоть ударил ее под ребро, а крики обезумевшей толпы оглушали.

Она услышала треск ружейного залпа и последовавший за ним не то свист, не то вой сирены. В течение нескольких бесконечно тянущихся секунд все казалось сплошным безумием, состоящим из давки и воплей. И в тот момент, когда она почувствовала, что вот-вот задохнется, волна пробежала по сдавливающей ее толпе. Давление чуть ослабло, она ощутила движение вокруг себя, которое увлекало в свой круговорот и ее. Человеческий поток нес ее, и она не могла сопротивляться ему, если бы даже хотела и пыталась. Она понятия не имела, куда ее несет, в каком направлении, и воющий рев толпы ничуть не ослабевал.