Король подавился, и его живописно вырвало, через минуту приступ рвоты повторился, после чего король, тяжело дыша, остался лежать на полу.

Достав две новые бутылки из сумки, Арнгельц, хмуря лоб, плеснул жидкости из каждой бутылки в цилиндрический мерный стаканчик, взболтал и приподнял голову пациента. Мильцин захныкал и скорчил гримасу. Не утруждая себя уговорами, доктор плотно зажал королю нос и влил ему в рот свою микстуру. Мильцин судорожно сглотнул. Его мышцы расслабились, глаза закрылись, и он тихо опустился на пол.

Мильцина IX положили на носилки, и двое лакеев вынесли его из кабинета. Доктор окинул помещение взглядом, и его глаза остановились на остатках недавней королевской трапезы. Он щелкнул пальцами, третий лакей забрал блюдо, и они направились к выходу.

— Подождите, — окликнул доктора Невенской, — что вы скажете о состоянии Его Величества?

— Сейчас нет времени для разговоров, — не замедляя шага, бросил доктор Арнгельц.

— Он поправится?

— Если правильно лечить.

— Его отравили?

— Достаточно умело.

— Это…

— Отчет будет вам представлен.

Доктор и лакей удалились, дверь за ними закрылась. Невенской, совершенно потрясенный, остался один.

— Что? Что? Что? — вопрошающий язычок пламени Искусного Огня высунулся из нагрудного кармана.

— Кто-то пытался убить короля, моя прелесть, — пояснил Невенской. — Отравить ядом.

— Что такое яд?

— Очень вредное вещество. Это как вылить на тебя очень много воды.

— Плохо-плохо-плохо-плохо-плохо-плохо-плохо-плохо-плохо-плохо-плохо-плохо.

— Именно. Вот такое и хотели учинить с его величеством.

— Однако король спасен. Благодаря мне, — вдруг осенило Невенского, — потому что я был здесь, у меня хватило самообладания позвать на помощь, ему оказали эту помощь и сохранили жизнь. Я спас его, прелесть моя. Возможно, я и не герой, но, во всяком случае, заслуживаю благодарности. Хотя, — он вспомнил — доктор, по-видимому, так не считает. Он был так неуважителен, не правда ли?

— Доктор плохой человек?

— Ну, возможно, он просто был занят. Он не хотел меня обидеть, не было никакой личной неприязни, пока… — Невенского поразила внезапно пришедшая ему в голову мысль, — пока он не подумал, что это я мог покушаться на жизнь короля Мильцина. Его отрывисто-грубый ответ, который я воспринял как результат нетерпения и спешки, на самом деле — обычное подозрение. Но нет. Невозможно. Его величество всегда отлично ко мне относился. Кто может подумать, что я замыслил что-то против своего щедрого патрона? Кто может сомневаться в преданности Невенского?

— Ниц. Ниц. НицНипер-НицНипер-НицНипер-НицНипер-НицНипер-НицНипе…

— Пожалуйста, прекрати. Я понимаю, что ты хочешь этим сказать. Ты намекаешь, что я выдаю себя за другого, что я не вполне откровенен даже с моим господином, что это компрометирует меня, и что я заслуживаю всеобщего порицания. Но это не так! Мое имя — это мое личное дело!

— Плохо? — спросил Искусный Огонь.

— В любом случае, никто не должен этого знать, — настаивал Невенской. — Не должно быть повода, чтобы кто-то узнал или хотя бы начал догадываться.

Резкая боль скрутила Невенского, лишив его самообладания. Невенской схватился за живот, пот выступил на лбу крупными каплями.

— Что-что-что-что? — требовал ответа Искусный Огонь.

— Меня отравили! — вырвалось у Невенского, он не успел договорить, как понял, что этого не может быть. Он не прикасался к королевскому обеду, у него нет врагов, это просто нервы, причин для паники нет…

— Причин нет, — пробормотал он и заставил себя глубоко вдохнуть. Он медленно успокаивался. Король должен выздороветь.

Истинный виновник случившегося будет наказан. И никакие несправедливые подозрения не падут на голову Ница Нипера.

Все три предсказания сбылись полностью. Король Мильцин оставался в течение семи дней в постели. Все это время народ регулярно оповещали о состоянии здоровья короля. В конце недели объявили о его полном выздоровлении. И в тот же вечер он предстал перед сидящими за игорным столом — бледный и заметно похудевший, но при этом веселый, аккуратно подстриженный и обильно напомаженный.

Все время королевского выздоровления активно работали сыщики, назначенные расследовать это дело, и их усилия не пропали даром. Остатки королевского обеда стали последней трапезой для двух несчастных собак. Обе они издохли, извергая пену, отведав слив, фаршированных трюфельным паштетом, которыми в свою очередь был нафарширован голубь. Поиск источника отравления привел детективов на кухню дворца Водяных Чар, где все до единого были подвергнуты строжайшему допросу. Личный повар короля, в чьи обязанности входило ежедневное составление меню и приготовление пищи для Его Величества, сам не наблюдал за приготовлением слив. Эту работу доверили недавно нанятому помощнику повара, представившему внушительные рекомендации.

Форгед — так его звали. В результате расследования были найдены доказательства, что рекомендации — фальшивки, но было уже поздно. Наведавшись в комнатушку, которую подозреваемый делил с двумя своими помощниками, обнаружили, что птичка улетела. Он исчез под покровом ночи, и шанс выжать из него правду растворился вместе с ним во тьме, но опрос его знакомых нарисовал портрет склонного к одиночеству молодого человека, питающего сострадание к покорному народу Разауля, запуганному грейслендским вторжением, и исполненного решимости помочь этим людям любой ценой.

Агенты разаульского правителя знают, как пользоваться подобными стремлениями. Те, кому известно о существовании Искусного Огня, полагали, что после устранения Мильцина IX его последователь может оказаться не таким уж приверженцем нейтралитета и, возможно, согласится продать секрет Разумного Огня осажденному Разаулю.

Место сбежавшего помощника повара немедленно занял проверенный гецианский буржуа, к тому же бесподобный мастер приготовления закусок, и жизнь во дворце Водяных Чар потекла своим чередом.

Мильцин IX вдохновился своей стычкой со смертью, поскольку теперь он знал, как защитить себя. Астрологический прогноз, составленный графиней Ларишкой, ясно указывал на опасности, подстерегающие его в будущем. Все они были здесь, на пергаментах, воплощенные в знаки и символы. Знать — значит победить, и таким образом трагедии можно избежать, если быть астрологически грамотным.

— Посмотри, посмотри туда, — показывала Лизелл пальцем. Далеко на юге было видно, как солнце отражается на поверхности воды.

— Это Залив Зиф, — сообщил ей Гирайз, хотя надобности в том не было.

— Знаю, — парировала Лизелл. Ее тон заставил его удивиться, но она не придала этому значения, поскольку за маской раздражения она спрятала совсем иные переживания. Пусть лучше он считает ее строптивой, нежели жалкой трусихой, которая до смерти боится летать. — Знаешь ли, я имею представление о местной географии. Я была на Бомирских островах.

— Я слышал, эти аборигены — каннибалы, — он раздраженно улыбнулся, — каждый так и ждет момента, чтобы засунуть тебя в котел?

— Куда с большей радостью они хотели засунуть меня в какую-нибудь хибарку. Их вождь предлагал принять меня как члена племени — в качестве младшей жены номер тринадцать.

— Правда? Я думаю, ты поставила ему условие — даровать тебе время от времени свободу, чтобы убегать из этой хибарки в какое-нибудь шестимесячное путешествие.

— Кто знает, может быть, он бы и согласился. Он был более либерален и терпим, чем некоторые якобы цивилизованные представители запада, не буду показывать пальцем.

— А-а, понимаю, ты нашла своего идеального мужчину.

Внезапно раздавшийся рядом голос избавил ее от необходимости отвечать.

— Мы теряем высоту, — сообщил Каслер Сторнзоф.

Лизелл с удивлением скользнула взглядом по лицу Каслера, затем опустила глаза вниз, на землю, которая была так близко и с каждой секундой становилась все ближе. Острые заснеженные пики О'ни Гежни — Вечного Оплота, или, как называли их западные картографы, Малого Полумесяца — неслись ей навстречу с ужасающей скоростью. Но даже сейчас движение не ощущалось, словно воздушный шар с его пассажирами просто висел в воздухе над грядой заснеженных гранитных клыков.