Я не стала с ним спорить, хотя могла бы, потому что, его жалобы были просто смехотворны. Конечно, Ваня мужик добрый, и нас с Сонькой задарма возит, зато с других три шкуры дерет – видела я, как он шведов окучил. И жить ему есть на что, потому что кроме извоза, которым он занимается всерьез, он еще и садоводством увлекается: у него есть виноградники, плантация помидор, бахча и сад. И все эти фрукты-овощи, по его же словами, он по осени вагонами продает нам, северянам.

Так под заунывные Ванины жалобы мы достигли ворот.

Его свежевымытая «шестерка» была припаркована недалеко, так что не пришлось тащить по жаре на стоянку. Уже хорошо, потому что полуденный зной я переношу с трудом.

Мы быстренько забрались в салон и поехали. Дорога проходила по живописным берегам Черного моря, и можно было бы насладиться красивым видом из окна, но мне было не до этого, я вновь и вновь представляла себе, как часок-другой спустя мы с Эдиком проштудируем газеты за 1996 год и найдем в них ответ на сакраментальный вопрос – кто виноват? В том, что мы его найдем, я не сомневалась. Как же, как же! Раз убийца, что следует из его же писульки, пострадал от Василия Галича именно семь лет назад, а Василий, в свою очередь сломал убийце … э… как уж там «жизнь, не говоря уже о ключице и носе», то напрашивается вывод, что такое зверство должно было быть замечено милицией, а значит, отражено в криминальной хронике…

– Чэго такой грустный? – весело спросил Вано, уже забывший о своих жизненных трудностях.

– Да я все об этом убийстве думаю…

– Нэ думай! У красывых дэвушек от раздумий появляются морщины…

Я пропустила мимо ушей его комплимент, в конце концов, если рефлектировать на каждый комплимент армянина, то начнешь страдать манией величия, которой, если верить Геркулесову, я уже страдаю, причем в острой форме.

– У меня, Ваня, есть супер-крем от морщин, так что не беспокойся. Ты мне лучше скажи: твой брат Валик тебе больше ничего про убийство Кати не рассказывал?

– Какое убийство, слущай? – воскликнул он. – Несчастный случай!

– Значит, по-прежнему несчастный случай, – задумчиво протянула я. – А Галича не нашли?

– Нэт.

– И никаких новых фактов?

– Откуда я знаю, а? Валик розыском пропавших нэ занимается, он убийство расслэдует…

– Но Галич и Катя отдыхали в санатории в один и тот же 1996 год! Разве это не говорит о том, что исчезновение одного и смерть другого как-то связаны…

– Нэт, потому что Галич отдыхал в «Солнэчном» в июле 1996, а Катя в сэнтябре.

– Значит, они раньше не были знакомы? – разочарованно выдохнула я.

– Конэчно, нэ были… Он из Горького, она из Рязани…

Исторгнув из своей груди стон разочарования, я заткнулась, решив больше вопросов не задавать. Вано такое мое поведение порадовало, и он стал оживленно описывать перипетии своей учебы в училище:

– Чуть из нэ поперли меня на втором курсе, а всо из-за «натуры», никак нэ мог ее сдать.

– Рисунок с натуры?

– Да еще с какой! Баб голых сажали на крэсло, а мы должны были их рисовать… – Он зацокал языком. – Какие дэвочки! Картынки!

– И ты не мог их нарисовать?

– Конэшно нэ мог! Как я могу рисовать, когда пэредо мной голая дэвочка! – Он засмеялся. – Эрекция замучила, понимаешь?!

– Не очень, но верю на слово.

– Вай, как я страдал! Смотрю на дэвочку – хочу, смотрю на бумагу – всо равно хочу. Глаза пробовал закрывать – рисовать нэ могу…

– Ну и чем все кончилось?

– Принес педагогу ящик коньяка, всо объяснил, он чэловеком оказался – зачет поставил…

Мы вместе посмеялись над тонкостями южного темперамента, после чего Вано объявил:

– Приехали.

Я выглянула в окно. Оказалось, что редакция ведущей сочинской газеты, коей Эдик нарек свою многотиражку, размещается во дворе обычного девятиэтажного дома.

– Мы точно туда приехали? – засомневалась я.

– Точно, вон посмотри, вывеска над двэрью.

Я присмотрелась к полустертой табличке, прикрепленной к стене дома, на ней не очень умелой рукой было выведено «В городе Сочи».

– Нравится? – осторожно спросил Ваня.

– Дыра дырой, – честно сказала я.

– Как написано, нравится?

– Э… ну… ничего.

– Я писал.

– Правда?

– Я ж художник, – гордо молвил Ваня. – Друзья попросили, я написал… Красиво, да?

Н-да. Похоже что Вано не только натуру сдал за ящик коньяка, но и все остальные предметы. Теперь я знаю, как Артур Беджанян получил свой диплом об окончании института.

А Ваня все не унимался.

– А как тэбе рисунки? – дотошно вопрошал он.

– Какие рисунки?

– Ты что нэ видишь, в левом вэрхнэм углу пальма, в правом фонтан…

Я пригляделась повнимательней и обнаружила в углах вывески, именно там, где Ваня и говорил, изображения пальмы и фонтана, но это оказались не все шедевры: в самом низу таблички я увидела довольно странную птицу, похожую одновременно на попугая и петуха.

– Ну с фонтаном все ясно, – немного растеряно проговорила я. – Сочи славится своими поющими фонтанами, с пальмой тоже понятно… А какаду тут зачем?

– Это павлин, – обижено буркнул Ваня.

– Ой, точно павлин! – мигом согласилась я, чтобы не расстраивать художника. – Я ж его живьем никогда не видела, вот и не признала…

– Давай в дендрарий свожу, увидишь, – предложил незлобливый Вано. – Там их полно… Целых два… Вот я одного и изобразыл…

– Очень красиво, – похвалила я, начиная выкарабкиваться из машины.

– Тэбя ждать? – высунувшись в окно, спросил Вано.

– Не надо, я не знаю, сколько времени тут пробуду… Так что пока!

Он махнул мне рукой и, резко взяв с места, уехал. А я отварила обшарпанную дверь, оказавшуюся даже без кодового замка, и сделала шаг… Я предполагала увидеть просторный холл с ламинированным полом, длинный коридор, по стенам которого развешены модерновые плакаты и абстрактные картины, и кучу дверей, ведущих в многочисленные кабинеты…

Но я, как всегда, перемудрила. Дверь на плохо освещенной грязноватой площадке была одна, зато какая: массивная, железная, выкрашенная в оранжевый цвет, к ней большими ржавыми болтами была прикреплена изящная позолоченная табличка «Редакция». Очень впечатляюще!

Я загрохотала по железной обшивке, ожидая, что мне откроет охранник, но вместо камуфлированного мордоворота на пороге показалась малюсенькая девушка с короткой, почти под ноль, стрижкой и бледным детским личиком.

– Вам чего? – хмуро спросила она.

– Не могли бы вы мне помочь….

– Парикмахерская в следующем подъезде.

– Мне нужна редакция газеты «В городе Сочи», это ведь здесь?

– У нас обед, – так же неприветливо буркнула она. – С часу до двух.

– А Эдик на месте?

– Какой?

– А у вас их много? – удивилась я.

– Трое. Вам какой нужен?

– Я фамилии не знаю, – растерялась я. – Но он такой высокий, симпатичный…

– У нас все симпатичные, – отрезала она.

– Брюнет.

– Все брюнеты.

– Он ведущий журналист.

– У нас все ведущие.

– И все Эдики?

– Все.

– Вы издеваетесь, что ли? – разозлилась я.

– Это вы, похоже, издеваетесь, – процедила девушка сквозь зубы. – Я вам ясно говорю, что все три наших ведущих журналиста брюнеты и носят имя Эдик. Назовите особую примету или катитесь отсюда…

– Нет у него особых примет, обычный человек… – совсем сникала я, но тут же нашлась. – А вы меня впустите, я его сразу узнаю…

– Не имею права, вдруг вы шпионите в пользу конкурирующего издания.

– Тогда их позовите, я из трех выберу нужного…

– Еще чего! – фыркнула она.

Боже! Лучше бы дверь открыл камуфлированный мордоворот, с ним было бы легче договориться, чем с этой маленькой врединой.

Не знаю, чем бы кончилось наше противостояние (очевидно, дракой), если бы из-за спины малолетней гарпии не показался полный молодой мужчина. Был он в майке и шортах, что позволяло по достоинству оценить густоту его волосяного покрова – все тело толстяка, включая плечи и предплечья, было покрыто пышной курчавой растительностью.