ЧЕЛОВЕК быстро шел по слабо освещенному двору. Он прекрасно ориентировался в темноте, ибо вело его не столько зрение, сколько наитие, ведь шел он не просто гуляя, он приближался к могиле ВРАГА… Было часа два, а то и больше – самый разгар южного веселья – но ЧЕЛОВЕК не боялся кого-то встретить, он знал, что ЗДЕСЬ редко бывают люди. Закуток между стеной корпуса и бетонным забором со всех сторон засаженный деревьями, пятачок каменистой земли, усыпанной строительным мусором и гнилыми сливами, вечно тенистый, скрытый от посторонних глаз деревянным навесом уголок двора – здесь никто не бывал…

Только ЧЕЛОВЕК наведывался сюда постоянно, потому что именно здесь он убил и захоронил своего ВРАГА. Вот и сейчас он шел к его могиле, но на сей раз не для того, чтобы плюнуть на нее… Он так стремился к ней по другой причине – ЧЕЛОВЕК решил ее разрыть! Да! Он понял, что это единственное решение. Разрыть, проверить карманы, найти и уничтожить. Записку! Наводку! Подсказку! Улику!

ЧЕЛОВЕК долго не мог решиться, он бы и не решился, если бы не услышал сегодня, что подлеца хватились. И кто? Его жена, с которой он прожил в счастливом браке двадцать два года… Кто бы мог подумать, что у этого изверга есть жена. Да что жена! Двое детей, две дочки! И вот теперь три его любимые женщины ищут своего ненаглядного, звонят, пишут запросы, отбивают телеграммы и ждут, ждут… Они еще не знают, что никогда его не дождутся…

ЧЕЛОВЕК на ощупь пробрался между стеной и забором. Подошел к могиле. Присел на корточки. Вынул из сумки маленькую лопатку – к сожалению, больше ничего подходящего найти не удалось – и начал копать.

… Прошло десять минут. ЧЕЛОВЕК утер пот со лба, сел на грязную землю. Оказывается, раскапывать гораздо труднее, чем закапывать, тем более в кромешной тьме. ЧЕЛОВЕК встал, отряхнулся. Может, и не стоит так спешить? Может, дело потерпит до утра? Или завтрашнего (пардон, уже сегодняшнего) вечера. Будет и светлее, и, глядишь, за это время он найдет более подходящую лопату. Тем более, пока никаких подозрений у администрации нет, ЧЕЛОВЕК сам слышал, как начальница санатория говорила коменданту, что, скорее всего, пропавший красавец загулял с какой-нибудь местной красоткой…

Подожду до утра – решил ЧЕЛОВЕК. Потом малодушно подумал – а вечером уеду. Домой! Подальше отсюда и от греха! Но тут же одернул себя – нет, ты не уедешь! Ты будешь наслаждаться жизнью, пить, гулять, флиртовать. Ты свободен и счастлив, а свободные счастливые люди не убегают, поджав хвосты…

Все будет хорошо – заверил себя ЧЕЛОВЕК и легкой пружинистой походкой направился в обратный путь.

Мы с Сонькой лежали на пляже, накрыв лица панамами. Было жарко, и хотелось есть, и так как завтрак мы проспали, а в нашем холодильнике шаром покати, то пришлось переться на пляж с пустыми желудками.

Мы лежали, стараясь не обращать внимания на урчание в животах, а мимо носились многочисленные торговцы съестным, наперебой предлагая вечно голодным курортникам всевозможные вкусности.

– Самса, слоеная самса! – гудела тучная пожилая матрона с кавалерийскими усами.

– Пахлава медовая! Покупаем пахлаву! – верещала вертлявая девчушка лет тринадцати.

– Пиво холодный, фарель капченый… – бодро предлагал жилистый, загорелый до черноты армянин. – Налэтай-покупай!

– Лимонад. Холодный лимона-а-а-ад, – гнусил шустрый паренек с бритой головенкой.

Сонька резко вскочила со своего лежака.

– Да когда же они заткнуться! – захныкала она, утирая пот со лба. – Сил нет их слушать! То форель, то самса… Я жрать хочу!

– Я тоже.

– Давай тогда купим чего-нибудь.

– Сонь, ты разве не помнишь, что мы кошельки забыли? – вяло спросила я, переворачиваясь на спину. – Денежек у нас нету.

– Надо сбегать за ними, до корпуса сто метров.

– Вот и сбегай.

– А че сразу я? – насупилась Сонька. – Беги сама.

– Я потерплю – у меня через час обед.

– А мне нельзя рисоваться…

– Возьми мою санаторно-курортную карту и иди с богом.

– Не пойду, – упрямо буркнула она.

– Ну тогда говей.

Мы полежали еще минут десять, пока жара не согнала нас с солнцепека.

– Пошли купаться, – предложила я.

– Пошли. Может, в воде есть расхочется.

Мы занырнули в теплую пенную волну. Я поплыла к бую, а Сонька начала курсировать вдоль берега. Беда с ней! Дальше, чем на два метра в глубину она не заплывает – боится. Вообще Сонька про себя говорит: «рожденный ползать – летать не может», что в переводе означает: «кому не дано плавать, тот никогда не научится». Уж сколько лет над ней билась преподавательница физкультуры в институте, когда они всей группой занимались в бассейне, сколько я пыталась ее приобщить к плаванию, все без толку – Сонька бултыхается только у берега и только по-собачьи. При этом так часто загребает руками, так беспорядочно сучит ногами, что устает через пару минут.

Когда я вернулась, она все так же утюжила прибрежную волну. Рядом с ней бултыхались две знакомые личности – Паша и Женя. Паша был в кепке и солнечных очках, от чего перестал быть похожим на Бармалея, став точной копией сицилийского мафиози мелкого разлива. Женя же на фоне приятеля казался эдаким аббатом-бенедиктинцем: физия благостная, гладкая, румяная, с наивными круглыми глазами и целомудренным маленьким ртом.

– Привет! – поприветствовала я их, подплывая ближе.

– Здравствуй, соседка, – пробасил Паша, Женя же просто улыбнулся.

– Как отдыхается? – поинтересовалась я. – Как наш балык, еще не съели?

– Осталось еще, – заверил меня Паша. – Я много привез – у меня ж аппетит, как у слона. – Он обернулся к приятелю. – А Женька плохо ест, мало.

– Я жару ужасно переношу, – пожаловался малоежка. – Меня постоянно мутит. А от солнца крапивница начинается, видите, – он немного приподняла над водой, и мы заметили, что он купается одетый, то есть в футболке. – Приходится постоянно закрываться, иначе становлюсь пятнистым, как саламандра.

– А я привык к жаре, – загудел Паша. – У нас в Астрахани такое же пекло.

– А я не привыкла, – поделилась Сонька. – У меня от нее голова болит, а еще я спать не могу – задыхаюсь.

– Еще бы не задыхаться – когда на полутора метрах спят два взрослых человека, – проговорила я недовольно. – Сама не спит и другим не дает. Все ночь ворочается, сопит, ноги на меня забрасывает, сил нет никаких.

– А вы матрац на пол положите, – подсказал Женя, – на кровати же два, вот вы один и спустите.

Мы горячо поблагодарили соседа за совет и подивились, что сами до этого не додумались. На этой оптимистической ноте и расстались. Стоило только ребятам выйти на берег, как к нам подплыли, как два эсминца, Зорин с Блохиным. Эти, видимо, тоже страдали от крапивницы, потому что оба были в полосатых майках.

– Вы чего одетые купаетесь? – вместо приветствия выдала я. – В майках?

– Это купальные костюмы, – оскорбился Зорин и, поднявшись из волн, продемонстрировал костюм целиком. Это был полосатый тресс, в таких еще выступали цирковые силачи в начале ХХ века, не хватало только ремня с пряжкой на поясе.

– Тоже в бутике купили? – хмыкнула Сонька.

– Ага, – кивнул Лева радостно. – Продавщицы нам сказали, что эти костюмы подчеркивают достоинства фигуры.

Мы тактично промолчали, но меня, например, так и подмывало спросить, что каждый из них считает достоинством своей фигуры, так как мне не было видно ни одного.

– Хотите покататься? – спросил Зорин, подпихивая к нам своего лимонного утенка, оказывается, он плавал тут же.

– Хотим! – обрадовалась Сонька, она давно мечтала поплавать на матрасе или круге. А Юркин утенок был даже лучше, на него можно было взгромоздиться как на коня и плыть хоть к буйкам.

Зорин отдал нам своего надувного друга, взял под руку обыкновенного, и они пошли на берег сушиться. Мы же с Сонькой взгромоздились на утенка, после чего отправились в путь.

Катались мы на пернатом долго, пока не надоело. И тут мне пришла в голову гениальная мысль.