– Так ты тоже посчитала Катю лесбиянкой!

Я закатила глаза, по истине представители второй древнейшей профессии озабочены сексом так же, как и представители первой.

– Я посчитала Катю жертвой какой-нибудь полоумной бабы. Я подумала, что Катя могла что-то, или кого-то, не поделить с другой женщиной, ввязаться с ней в драку и нечаянно свалиться…

– Как это нечаянно? – вскричал Эдик. – Сама же говорила, что убийца подготовился: выбрал удобное время, дверь на лестницу открыл…

– По этому, я отказалась от этой версии, – закончила за него я.

– И?

– И пришла к выводу, что все гораздо сложнее…

– Ну, – разочарованно протянул он. – Этот вывод я и без тебя сделаю.

– Я не закончила, – строго проговорила я. – Так вот. Все гораздо сложнее, потому что, если судить по обрывку записки, которую я нашла на потайной лестнице, то история эта давняя … И мне кажется, исчезновение Галича как-то связано с двумя убийствами…

– Почему ты так решила? – заинтересованно спросил Эдик.

– Посуди сам, Галич семь лет назад отдыхал в «Солнечном», как и Катя. А если верить записке, убийца познакомился с Василием именно тут и именно семь лет назад. Мне кажется, что совпадений слишком много, чтобы они были случайными.

– Пожалуй, ты права и над этим стоит подумать, – пробормотал Эдик и застыл в позе Роденовского мыслителя.

– Слушай, – невежливо прервала я его интеллектуальные изыскания. – Сделай доброе дело, поднимись со мной в номер минут на пять, а потом думай, сколько влезет.

– Считаешь, нам хватит пяти минут? – помурлыкал он, не правильно меня поняв.

– Эдик, я не за этим тебя зову, – строго проговорила я. – Мне страшно, понимаешь? В моем номере твориться какая-то чертовщина. То вещи со стен падают, то лампочки мигают, то стоны раздаются, неизвестно откуда. И начинается это безобразие в полночь – ни раньше, ни позже.

– Лампочки мигают из-за перепадов напряжения, это я тебе авторитетно заявляю. Курортникам ведь мало в столовой покушать, мало в ресторане нажраться, им ведь на сон грядущий еще и чайку испить хочется, вот они и врубают ближе к ночи свои кипятильники, а проводка тут, сама понимаешь, дрянная… – Он задумчиво почесал свой кадык и спросил. – Что там еще тебя пугает?

– Картина падет…

– Картина падает из-за вибрации.

– Какай такой вибрации?

– У них на чердаке водонагревательные котлы стоят. Очень мощные. В нормальных зданиях они в подвалах находятся, а в этом дурном санатории на чердаке. А знаешь, почему? – Я пожала плечами – откуда ж мне знать. – Если нагрев снизу идет, до последнего этажа не всегда горячая вода доходит. В лучшем случае теплая, а то из-за плохого напора вообще никакой. А архитектор Беджанян облюбовал для себя именно последний этаж. Вот из-за этих водонагревательных котлов картина и падает. Сечешь?

– Секу. А почему именно в полночь, ты можешь объяснить?

– Могу, – улыбнулся он. – В полночь они отключаются. Автоматически. И перед отключением эти агрегаты немилосердно дрожат…

– А почему именно в моем номере картина падет, а в других нет?

– Значит, генератор находится как раз над твоей комнатой.

– Ну а стоны? Плач?

– Я тебе говорил, что Беджанян был дурным архитектором?

– Ты нет, но я об этом наслышана…

– В здании неправильная система вентиляции. Через вентиляционные отверстия до тебя могут доходить звуки с других этажей. Естественно, искаженные. А что касается стонов…

– В ванной, – уточнила я.

– Сдается мне, что это стоны канализации. – Он грустно улыбнулся. – Ты думаешь, тут трубы впервые прорвало? Как бы не так!

– Значит, никакого проклятия нет? И призраков тоже? – радостно воскликнула я. – И я могу спокойно возвращаться в номер?

– Конечно. Но если хочешь, я тебя провожу.

– Да нет, не стоит, – смело заявила я. – Теперь мне не страшно.

Мы сердечно попрощались, пообещав друг другу докладывать о любой узнанной мелочи, после чего Эдик скрылся в сливовых зарослях, а я вернулась в корпус.

… На сей раз в номер я вошла без опаски. Меня никогда не пугала плохая проводка, дурная канализация и дребезжащие водонагреватели. Картину я водрузила на стену, дверь в ванну закрыла, вентиляционное отверстие, обнаруженное мною на стене спальни, заткнула тряпкой. После со спокойной совестью уснула.

Пробудилась я на рассвете. Вместе с первыми лучами пронзительно-желтого южного солнца. Но вырвали меня из страны снов не они, а шаги, шаги такие громкие, что сквозь сон мне показалось, будто в мой номер каким-то чудом забрел гиппопотам. Когда я открыла глаза, оказалось, что никакого бегемота в номере нет. Зато есть не по-утреннему бодрая Софья Юрьевна Аниськина.

– Ты чего топочешь, как слон? – капризно пробубнила я. – Спать не даешь…

– Как ты можешь спать в такое дивное утро? – воскликнула она и, раскинув руки, повалилась на мою кровать. – Оно просто создано для любви!

– Нарезалась что ли? – заподозрила я.

– Ни в одном глазу, – заверила она и, чтобы доказать свою искренность, дыхнула мне в лицо. От нее пахло персиками. И зная, что она терпеть не может ликеры и фруктовые наливки, я вынуждена была согласиться с тем, что у нее ни в одном глазу.

– А чего тогда глупости болтаешь?

– У меня романтичное настроение, вот и болтаю…

– С чего бы? Обычно по утрам ты злая, как мегера.

– Да что ты ко мне привязалась? – огрызнулась она. – Нельзя уж в хорошем настроении придти… Сразу допрос с пристрастием устраивают…

Я окинула ее глупо-счастливое лицо пристальным взглядом. И меня как прострелило.

– Сонька, да ты никак влюбилась, – восхищенно протянула я.

– Да с чего ты взяла? – пискнула она, пряча глаза.

– Глазки блестят и все такое…

– Ну… – Она хихикнула. – В общем… не то чтобы влюбилась… просто он мне нравится…

– Здорово! – обрадовалась я. – И кто сей счастливец?

– Ты не поверишь…

– Сережа что ли?

– Какой Сережа? – растерялась она.

– Как какой? Вертолетчик. Или его не Сережа звали?

– А! Ты об этом… – Она пренебрежительно махнула рукой. – Нет, это не Сережа.

– А как других вертолетчиков зовут, я не помню, – сознавалась я.

– Они тут и не при чем!

– Но ты же пошла с ними на свидание…

– Мало ли! – Сонька перевернулась на живот, подперла кулачками подбородок и глянула на меня исподлобья. – Они не пришли.

– Как так?

Она пожала плечами и рассудительно проговорила:

– Не смогли, наверное. У них же важная работа, государственно-важная…

– Динамисты! – возмутилась я.

– Да ладно! Кто бы еще обиделся…

– Ну и что ты делала до утра?

– Рассвет встречала, – мечтательно молвила она.

– С кем?

– Ты не поверишь…

– Это я уже слышала! – я ткнула Соньку в плечо. – Говори давай!

– С Пашей.

– С кем?

– Я же говорила, ты не поверишь, – обиделась она.

– Я просто не поняла, с каким Пашей, – начала оправдываться я. – Может, я не про того подумала…

– Про того!

– Паша из Астрахани? Наш бывший сосед?

– Ага, – хихикнула она.

– Бармалей?

– Сама ты… – насупилась Сонька. – Он знаешь, какой романтичный…

– Не знаю.

– Вот и помалкивай.

Я сделала, как она велела – заткнулась. Но пауза в разговоре не затянулась, ибо Сонька, помолчав для приличия секунд двадцать, возобновила диалог:

– Он ведь симпатичный, правда?

– Да! – согласилась я, чтобы не разочаровывать подружку.

– И умный.

– Да? – несказанно удивилась я.

– Да. Он мне стихи читал… Блока.

После этих ее слов я Пашу зауважала. Сама я, кроме «Поэмы о двенадцати», изучаемой в школе, ни одного произведения Блока не читала, а если какие стихи и помню, так это «Мороз и солнце – день чудесный!» и «Ты меня не любишь, не жалеешь…». А еще считаю себя интеллектуалкой…

– А что еще было, кроме литературных чтений? – осторожно спросила я.

– Еще он мне про Астрахань рассказывал. И про осетров, которых ловит… Представляешь, они попадаются размером с его лодку!