— Черепно-мозговая доконала. Остальные удары, а их с десяток, до кондражки довести не смогли бы. Ранки страшные, но поверхностные.

— Это мы и сами поняли, — буркнула я. — И орудие преступления видим, вон лыжная палка валяется…

— Не… По башке его не ей долбанули, а гантелей, вон она в углу. Палкой только отметелили. Тока зачем? Он все равно к тому времени либо отключился, либо умер. Говорю же, отморозок. — Он выпрямился. — Ну что, ментов надо вызывать.

— Народ, я думаю, оповещать не будем, чтоб не сеять, так сказать, панику, — добавил Кука.

— А поставить в известность местное начальство надо, как вы думаете? — спросила я, подумав.

— Да ладно тебе! Какое тут начальство? Комендантша в хлам пьяная да приблаженная директриса. Так что молчок, — Артемон окинул нас тяжелым взором, — Ясно? — Мы энергично закивали. — А помещение, покуда, запрем. Чтоб не совались.

Я мысленно с ним согласилась. Все-таки толковый мужик этот банкир с собачьей кличкой. Да и никакой он, наверное, не банкир. Скорее всего, представитель «крышующей» организации. Ну на крайний случай телохранитель Куки, этот на коммерсанта больше походил: скользкий, хлипкий, очкастый.

— Значится так, — скомандовал он, — Ты, — указательный палец ткнулся в меня, — как самая борзая, поведешь меня к телефону, а то моя мобила не фурычит. Ты, — перст переместился на Зорина, — тут останешься, жмурика охранять, пока этот лохарик, на суслика похожий, не найдет запасной ключ, чтобы дверь запереть. А ты, дамочка, — он милостиво кивнул Ксюхе, — отдыхай, — и, взвалив Соньку на плечо, он направился к выходу.

— Я с трупом не останусь! — дрожащим от возмущения и страха голосом выкрикнул Зорин.

— Че это?

— Боюсь!

— Пусть тогда это гоблин, — он кивнул на совершенно не похожего на гоблина Суслика, — останется.

— Не буду, — проблеял Суслик.

— Я не понял? — Артемон набычился. — Бунт на корабле?

— Артем, — строго проговорила я. — Успокойся. Сделаем так. С трупом останешься ты, как самый смелый, Зорин отнесет Соньку в комнату, а остальные пойдут звонить. Идет?

— Не-а. Мне жмуриков караулить в падлу.

— Почему?

— Я ж владелец Банка «Возрождение». Почти алигарх, — скромно потупился Артемон.

— Ты? — обалдела я. — А Кука тогда кто?

— Мой телохранитель, кто ж еще? Ты не смотри что хлипкий, зато, знаешь, как лягается…

— Пусть тогда он с трупом и посидит. Изнутри запрется на щеколду…

— Я встану в коридоре и никого ближе, чем на 2 шага к двери не подпущу, — с достоинством проговорил Кука.

— Лады, — кивнул Артемон. Затем передал Зорину с рук на руки Соньку. И скомандовал. — Веди

ЧЕЛОВЕК не мог сдержать своего счастья! Он сделал это! Не отступил, довел задуманное до конца!

Подлец получил по заслугам. И казнь свершилась. Огорчало одно —свершилась очень быстро. Подлец умер сразу, а ЧЕЛОВЕКУ так хотелось, чтоб он помучился. Поэтому он и терзал такое теплое, податливое, почти живое тело подлеца. Бил, крушил, рассекал, втыкал острие в мягкую плоть.

Когда грудь подлеца превратилась в кровавое месиво — ЧЕЛОВЕК остановился и перевел дух. Он отомщен!

Мы шли заснеженной аллеей по направлению к воротам. Именно там, на приграничье, стоял небольшой домик директора, а в нем был единственный на всю турбазу телефон. Пурга усилилась. Теперь снежинки не кружились в вальсе, а долбили с разлету по нашим щекам, лбам, прикрывающим глаза векам.

Наконец, избитые пургой, мы добрались до приземистого здания у самых ворот. Тусклый фонарь освещал дверь, с висящим на ручке замком, засыпанный снегом порожек.

— Давай, заходи, — кивнул мне Артемон.

— Боюсь, — созналась я, в нерешительности останавливаясь на самом входе. — А вдруг сейчас, как в классическом детективе, войдем, а шнур перерезан.

— Ерунда, — просиял Суслик. — Метр изоленты, острый ножичек, десять минут необременительного труда и все готово!

— Починишь? — с уважением пробасил Артемон.

— Легко. Я же инженер.

— Молоток! — похвалил он, хлопнув Суслика по хлипкому плечу так, что бедняга чуть не нырнул в сугроб.

Успокоенная, я приоткрыла дверь.

— Есть тут кто?

Никто не отозвался, видимо, директор был там же, где и все — на дискотеке.

— Что ж ваша директриса дверь-то не запирает? — возмутилась Ксюша. — Сопрут ведь добро.

— Чего тут переть? Стол что ли облезлый или стул колченогий, а может телефон, красная цена которому полтинник?

— Кстати, где аппарат? — шепотом спросила Ксюша.

— Всегда был на столике у окна… — я обшарила взглядом комнатку. — На этом…

— Нету его тут. — Ксюша для верности просмотрела каждый из ящиков. — Нету.

— Вот он, — подал голос Суслик. — В углу. Смотрите.

Мы проследили за его жестом. В углу на истертом линолеуме валялась груда пластиковых осколков, увенчанная покореженной мембраной. Изрезанный на мелкие кусочки провод покоился рядом.

— Тютю телефончик-то, — прокомментировал Артемон. — Такой даже инженеру не под силу починить.

Мы в унисон вздохнули и гуськом покинули помещение.

— И что это тут у вас за падла завелась, а? — рыкнул Артемон. — Людей мочит, добро портит. Кто — не знаете? — он сжал свой пудовый кулак. — Если есть подозрения, говорите, не стесняйтесь — я из этого мокрушника всю душу вытрясу…

Мы переглянулись. Ни я, ни Суслик, ни, тем более, Ксюша, которая не знала и половины отдыхающих, никого заподозрить не могли.

— А знаете, — начала я неуверенно. — Мне вообще не ясно — зачем этот… как говорит Артем… мокрушник испортил телефон?

— Как зачем? — взволновался Суслик. — Ты что детективов не смотришь? Чтобы успеть скрыться с места преступления до приезда милиции…

Я прервала его:

— Я так не думаю. Подумай сам. — Суслик насупился, а я продолжила. — Даже если он сбежит или уже сбежал, вычислить его не составит большого труда. Завтра милиция всех перепишет, пересчитает, и тот, кто покинул турбазу несанкционированно, будет первым подозреваемым.

Все призадумались, однако, ни одной свежей мысли ни у кого не появилось. Наконец, молчание прервал неуемный Суслик.

— И что теперь делать будем? — бодро спросил он. Ему, видимо, очень хотелось переложить ответственность за принятие решения на кого-нибудь другого.

Все молчали. Наконец, меня осенило.

— У тебя машина сеть, Артем?

— Конечно, есть. Три.

— Так что ж ты раньше молчал? — возликовала я. — Давай заводи.

— Так они дома, в гараже…

— Вот, блин, дурень, — разозлилась Ксюша. — Дома и у нас есть… Три. — Лживо докончила она. — Здесь есть?

— Не.

— А на чем вы сюда прибыли?

— Нас на джипе привезли. Завтра должны на нем же забрать. А ваш автобус где?

— Как нас привез, так сразу и отчалил, — доложил Суслик

— А еще какое-нибудь средство передвижения на турбазе имеется? Нам бы хоть до дороги доехать на чем-нибудь, а там телефоны сеть начнут ловить…

— Есть снегоход…— начал Суслик, но во время опомнился. — Разбитый.

— Санки есть, лыжи… Точно! — возрадовалась Ксюха. — Давайте на лыжах до дороги домчимся!

— Домчимся мы, как же, — недовольно буркнул Артемон. — Без пурги-то не проедешь в такую темень, а уж теперь…

Мысленно я с ним согласилась, но из-за глупого упрямства и желания казаться самой умной, начала пререкаться:

— Почему же не проедем? Дорога наезженная. Луна светит.

— Там лес, пурга, волки, — попытался напугать меня Артемон. — Цапнут тебя за булки, будешь знать…

Я сама не знала, почему так прицепилась к этой своей идее — добраться до шоссе незамедлительно. Наверное, боялась, что за ночь может произойти еще что-то нехорошее. Или опасалась, что преступник воспользуется форой в несколько часов и все-таки сбежит. А, может, просто хотелось спрятаться от невзгод под Геркулесовским крылышком. Нам, женщинам, так иногда надоедает быть сильными. И коней на скаку останавливать совсем не хочется.