— Артем, смотри! — я указала на приставленные к стене дома лыжи. — Как специально для нас кто-то оставил. Может, попробуем? Ну хотя бы обстановку разведаем, а?

Артем, покряхтывая, встал, подошел к стене, чтобы я отвязалась, взял лыжи в руки, рассмотрел.

— Прикинь, они без креплений.

Я подошла к банкиру, выдернула одну лыжу из его рук, поднесла к свету. И правда. Лыжи были до того старыми, что вместо креплений к ним была прилажена конструкция из двух железяк, в отверстия которых просунуты широкие резинки (помнится, у моей матушки в далекие застойные времена на таких резинках держались чулки).

— Это же прекрасно! — нашлась я. — Можно прямо сейчас ехать. Суй ноги в железки, резинки за пятки. И вперед!

— Они рассыплются подо мной!

— Ничего подобного! Их, наверное, еще при Наполеоне сделали, такие нас с тобой переживут!

— Я один не поеду! Я плохо ориентируюсь! Вдруг заблужусь — кто тогда меня будет спасать?

— Я с тобой! — азартно выкрикнула я.

— На чем?

Я начала озираться по сторонам, пытаясь отыскать достойное себя средство передвижения. И нашла! Рядом с мусорным бачком я обнаружила детские пластиковые мини-лыжи, которые Сонькина дочь называет «миньками».

— Во! На этом! На этом поеду!

— Вот упертая баба! — протянул Артемон. И я не поняла, что в его голосе было больше — осуждения или уважения. — Ну давай. Попробуем.

Я с готовностью взгромоздилась на «миньки» и встала в позу «На старт, внимание!». Тут не выдержала Ксюша.

— Не пущу! — заголосила она, как мать малолетнего идиота, который собрался ограбить соседскую квартиру. — И не проси!

— Ксюш, да ладно тебе! Это не опасно! Доедем до шоссе, а там телефон зафурычит…

— Одну не пущу! И точка! — она забегала по пяточку перед избушкой. — Надо найти еще что-то! Что-нибудь, на чем я могла бы… Вот! — Ксюша радостно подпрыгнула и нырнула за мусорный бак. — Самое то! — Через секунду она вынырнула вся в снегу и каких-то очистках. В руках держала плосковатый медный таз. — Ледянка! Я поеду на ледянке!

Артемон уже устал удивляться женскому идиотизму, поэтому просто спросил:

— Как?

— Дорога идет под уклон. Я разбегусь, прыгну и поеду. Как в бобслее!

— Но ведь она не всегда под уклон идет, — попытался урезонить «бобслеистку» Суслик. — Когда-то ведь гора кончится…

— Они меня подтолкнут! — не сбавляя оборотов, выкрикнула Ксюша. Похоже, идиотизм заразен.

— Похоже, идиотизм заразен, — озвучил мои мысли Мишка. Он еще что-то хотел сказать, но, натолкнувшись взглядом на пылающие, как у Зевса, глаза Ксюши, заткнулся.

Артемон тоже промолчал. Так в полнейшей тишине мы проследовали к воротам. Вышли за ограду. Встали лицами на восток.

— Ну? Готовы что ли? — без всякого энтузиазма поинтересовался Артемон.

— Всегда готовы! — отрапортовала Ксюша. Потом приладила к попе ледянку и с визгом понеслась в темноту.

Когда визг затих, мы с Артемоном тоже двинулись. Получилось у нас не так залихватски. Не так весело и быстро. Я бы даже сказала, поплелись мы, как траурная процессия престарелых черепах. Артемон постоянно буксовал на своих антикварных лыжах, я же наоборот катила быстро, но бестолково — уезжала то в один кювет, то в другой. Падала, билась разными частями тела о сосны, выкарабкивалась из сугроба, вставала на свои «миньки», отталкивалась и вновь заруливала в сторону.

Наконец, я выдохлась. Произошло это минут через 5 после нашего триумфального «отбытия». Хотя мне показалось, что прошла целая вечность.

— Артем, я устала! — заскулила я.

— Ехай давай, — буркнул Артемон строго.

Я поехала, но на очередном вираже скатилась под мощную придорожную сосну. Артемон на меня даже не взглянул. С упрямо выдвинутой челюстью, с прищуренными газами, он пер, как танк, продвигаясь медленно, но верно.

Я устало привалилась к сосне и огляделась. Ворот уже видно не было — только едва брезжил свет от фонаря над ними. Кругом лес. Мрачные черные ели подступают к самой дороге. Впереди кромешная тьма. Луна затянута пеленой. И снег стеной. Короче, ужас!

Отогнав от себя страх, я вскочила! Полная решимости, откопала запорошенные снежком лыжи… Нечего нюни распускать! Надо ехать! Действовать! Дерзать!

И тут вдали раздалось зловещее «У-у-у-у!».

— Волки! — заголосила я. — Темыч, там волки!

— Это собаки в сторожке воют, дура! — донесся до меня грубый голос Артемона.

— Артем! Артем! Постой! — в ужасе заорала я. И схватив лыжи в охапку, понеслась за банкиром. Догнала на удивление быстро, все-таки передвигался он со скоростью сломанного самоката. Сцапала его за руку. — Подожди!

— Чего тебе?

— Я признаю свою ошибку. Ехать ночью, а тем более в пургу — страшная глупость!

— Наконец-то! — обрадовался он и тут же скинул с ног надоевшие лыжи. — Давай поворачивать. Обратно легче будет идти — снег в спину.

— Ага, — поддакнула я и уже, было, развернулась, но тут меня прострелило. — А где Ксюша?

— А, правда, где?

Мы оба уставились в даль. Я ни черта не видела — оно и понятно, с моим — 4 разглядеть что-то на расстоянии 5 метров проблематично. Но Артемон с его орлиной «единицей», тоже не смог разглядеть следов моей подруги, что тоже понятно — снег застилал глаза, мельтешил, обманывал.

— Ксюша! — заорала я через снежную стену. — Ау!

— Ау, — отозвалась Ксюша совсем рядом.

— Ты где? — вновь крикнула я во все горло.

— Чего орешь? Тут я. Под сосной.

Я прищурилась. Точно! Сидит, милочка, под деревцем, как Аленушка из сказки про Морозко.

— Чего расселась? Попинс отморозишь, — прикрикнул на нее Артемон. — Вставай!

— Не могу, — всхлипнула Ксюха.

— Ногу что ли сломала?

— Хуже.

— Обе ноги? — испугался Артемон.

— Хуже.

— Позвоночник? — ахнула я.

— Молнию на джинса-а-а-ах! Они теперь сполза-а-а-а-ают! Как я пойду? У меня дубленка короткая и все будет ви-и-и-и-идно!

— Вот дура-баба! — сплюнул Артемон. — На пуговицу застегни.

— И пуговица отлетела! Я так старалась от вас не отстать, что от натуги штаны порвала…

— Дай ей свою куртку, — обратился ко мне Артемон, — она у тебя длинная. Всю куньку закроет.

— Я ее куртку не надену! — закапризничала Ксюша. — Она у нее стремная.

— Почему это? — обиделась я. — Нормальный пуховик.

— Китайский ширпотреб! Я в таких не хожу!

— Но на 5 минут ты можешь ее надеть?! — в бешенстве зашипел банкир. — Дойдешь до корпуса, снимаешь.

— Дай лучше свою, — невинно предложила Ксюша. — У тебя настоящая «Каламбия». Мне в такой не стремно.

Артемон почти по-волчьи взвыл, рывком сорвал с себя куртку и кинул Ксюше на руки.

— На!

Она деловито облачилась в предложенную одежку. Куртка оказалась сильно ей велика, но с основной задачей «Каламбия» справилась — прореха на штанах была прикрыта.

Артемон поежился и стал напяливать на себя Ксюшину дубленочку. Мне сразу вспомнилась сказка про Золушку, когда Золушкины сестры натягивали на свои «лыжи» ее хрустальные туфельки. Артемон в этот момент очень на них походил. И так пытается в дубленку впихнуться и эдак. Наконец, одну руку всунул. Помедлив, всунул и вторую. Рывок — дубленка на плечах.

Господа! Такого уморительного зрелища я не видела давно! Представьте взрослого мужчину, облаченного в одежду первоклассницы. Рукава по локоть, молния не сходится, талия под грудью, а у бичей шеи клубиться кокетливый воротник из мерлушки.

— Ну как? — спросил Артемон, безрезультатно стягивая дубленку на животе.

— Зашибись! — заверили мы, и пока он не очухался от потрясения, скомандовали. — А теперь побежали!

Принеслись мы к сторожке довольно быстро. Оказалось, что ехали мы медленнее, чем бежали. На ступеньках нас ждал Суслик. Поникший и печальный. Но как только он заслышал наше хриплое дыхание, тут же встрепенулся, просиял и радостно воскликнул:

— Как хорошо, что вы так скоро вернулись! А то мне тут одному страшно!

Мы присели на порожек, чтобы перевести дух.