Я мило улыбнулась «мутантам», чтобы не очень расстраивались, похлопала сумоиста Зорина по пухлому плечу, и, скомандовав девчонкам «двинули», повела их к корпусу.
* * *
ЧЕЛОВЕК бесшумно шел по коридору, то и дело оглядываясь. Ему не хотелось, чтобы хоть кто-то заметил его передвижений. ЧЕЛОВЕК таился. Таился до поры. Ведь если кто заподозрит, что он задумал убийство, ему помешают. И тогда все, о чем он так долго мечтал, не осуществиться.
Но потом, когда свершиться месть — будет все равно, пусть знают. Пусть проклинают. Пусть ненавидят. И удивляются!
ЧЕЛОВЕК с опаской вышел из-за угла. Огляделся. Никого нет. Все разбрелись по комнатам. Это хорошо. Значит, он может осуществить первую часть плана.
3.
Комнатенка нам досталась не очень комфортная (подозреваю, что не только нам). Темноватая, холодная, с казенной обстановкой. Три кровати, столько же тумбочек, кособокий шкаф, синтетические коврики на полу, на стене вешалки и пара репродукций (видимо, администрация турбазы хотела этими лощеными журнальными картинками как-то облагородить простецкую обстановку помещения) — вот и весь антураж. Ни тебе холодильника, ни телевизора, ни магнитофона, только допотопное радио на стене, да и то сломанное. Зато вид из окна открывался чудесный: высоченный ели, пламенеющие своими роскошными гроздями рябины, трогательно беззащитные березки и уходящие в бесконечность снежные дюны. Одним словом, красота!
… День близился к своему финалу — пропикало 9. Мы успели раскидать вещи, занять кровати, выпить по бутылочке пива. Оставалось сходить в туалет, умыться и лечь спать. Мы решили не перегружать себя впечатлениями, а хорошо выспаться, отдохнуть, чтобы на следующее утро сразу после завтрака отправится покорять заснеженные склоны.
Подруги в расслабленных позах возлежали на кроватях. Перекусывали вредными вкусностями: холестериновыми чипсами, прогорклыми орешками, «бумажными» кальмарами. Они чмокали, облизывались, короче, всем своим видом показывали, что страшно довольны трапезой. Делалось это для того, чтобы я оторвалась от своих «писулек» и присоединилась к ним. Но я, хоть и тянула меня почавкать, на соблазны подруг не поддавалась — во-первых, никогда не ем после 6 вечера, а во-вторых, мне просто необходимо было закончить 15 главу.
— Брось, Лель, — начала уговаривать меня Ксюша. — Дома допишешь. Ты же на отдыхе. Расслабляйся, кайфуй!
— Нет, — решительно возразила я. — Я дала себя слово — домучить ее до понедельника.
— Чипсов хочешь? — хитро предложила Сонька. Она знала, что я обожаю чипсы с паприкой.
— Хочу, но не буду. Не отвлекай!
— И о чем мы пишем? — возобновила приставания Ксюша.
— О любви. И мести, — буркнула я, не отрывая глаз от своих «иероглифов».
— И как произведение называется?
— «Страстная преступница», — за меня ответила Сонька.
— «Преступная страсть», — поправила я.
— Одна фигня.
— Как это одна? — строго спросила я, отодвигая тетрадь. — «Страстная преступница» — это название для крутого эротического триллера. А мой роман написан совсем в другом жанре.
— А жаль! — мечтательно выдохнула Ксюша. — Написала бы эротический триллер, сделала бы меня главной героиней…
— Почему это тебя? — насупилась Сонька. — Я тоже хочу быть главной героиней!
— Вот когда Леля комедию надумает писать, тогда обязательно! — хихикнула Ксюша.
— Да иди ты! — обиделась Сонька.
— Заткнитесь, пожалуйста, — взмолилась я. — Я не могу сосредоточиться. Вы трандычите, как сороки. А у меня предложение никак не составляется. Вот посмотрите, — я придвинула тетрадь к их лицам и прочла. — «Когда Алена поднималась по мрачной деревянной лестнице, и не слышала ничего кроме скрипа ступеней… в ее комнате… ржали кони»
— Кто ржал в ее комнате? — переспросила Сонька, удивленно моргая.
— Кони, — подсказала Ксюша, вчитавшись в мой текст. — Только что они делали в комнате, а Лель? Она что в конюшне жила?
— Нет. В особняке. С богатым мужем. И коней у них не было. Только два «Мерседеса».
— А что ее богатый муж ступеньки в доме поменять не может? — нахмурилась Ксюша. — Они ж скрипят!
— Ой! Вспомнила. Это не в ее особняке происходит, а за городом. Ее анонимным звонком выманили из дома…
— Это ничего не меняет. Коней там все равно быть не должно.
— Почему? — включилась в обсуждение Сонька. — Это же деревня.
— Но она поднимается на второй этаж. Как кони могли туда забраться? Они что, дрессированные? Из цирка сбежали?
— Ты, Лель, случайно не фантастику пишешь? — поинтересовалась Сонька серьезно.
— Нет, — опешила я. — Триллер. А почему ты спрашиваешь?
— Ну… Я думала, может, это не просто кони, а пегасы. Залетели в окно и все дела…
Я вновь склонилась над рукописью. Конечно, никаких пегасов, как и обычных коней в моем романе не было, но ведь кто-то в комнате ржал.
— Я поняла! — воскликнула Сонька. — Тут написано: «Когда Алена поднималась по мрачной деревянной лестнице, и не слышала ничего кроме скрипа ступеней… в темноте крался некто…». Ну и так далее.
— Точно! — обрадовалась я. — Именно в темноте, и именно крался. Но как ты смогла? Если даже я не понимаю…
— А ж учительница! — гордо молвила подруга. — Знаешь, сколько я тетрадок за свою жизнь проверила? Тьму! И почти каждая исписана такими каракулями.
— Молоток! — похвалила подругу Ксюша. — На тебе орешек.
Сонька взяла целую пачку, и они вновь с упоением принялись поедать арахис.
— Что-то не идут к нам женихи, — весело молвила Ксюша, догрызая очередную пачку орехов.
— И биатлонистов не привезли, — добавила Сонька, но совсем не весело.
— Зато есть 4 банкира, — вяло отпарировала я.
— И Юра Зорин, заменяющий и банкиров и спортсменов, — продолжала веселиться Ксюша.
— Влюбленный по уши в Софью Юрьевну Аниськину, — поддакнула я.
— Дуры, — не столько как оскорбление, сколько, как констатацию факта, выдала Сонька.
— А он ничего. Симпатичный.
— Да идите вы!
— На диету посадишь. На кефирную. Станет стройным, подтянутым…
Сонька ничего не сказала, просто запустила в подругу подушкой. Ксюша увернулась, но на вражескую атаку отреагировала бурно — пульнула в обидчицу шапкой. Не знаю, чем бы кончилась потасовка, если бы в дверь не постучали.
— Войдите, — крикнули мы хором.
Дверь робко приоткрылась, и в проеме показалась всклоченная голова Сонькиного кавалера. Щеки его пылали, борода стояла дыбом, по лбу стекала струя пота, размером с маленькую реку, видимо Юра бежал.
— Девочки, что же вы не идете? Мы вас заждались.
— Куда? — не поняли мы.
— Как куда? В столовую.
— А что уже на завтрак пора? Вроде, еще не ложились.
— Ну как же, девочки… — он всплеснул своими пухлыми ладошками. — Вы что про кефир забыли?
— Какой такой… — начала я, но потом замолкла и хлопнула себя по лбу. Как я забыла? На турбазе же существует обычай поить отдыхающих кефиром на ночь. Не знаю точно, откуда это пошло, но полагаю, традиция осталась с тех времен, когда лыжная база была пионерлагерем. — Мы не пойдем. Да, девочки?
— Нет. Не пойдем, — согласилась Ксюша. — Что мы кефира не пивали?
— Но как? Он же полезен для пищеварения! — воскликнул Зорин почти плача.
— Он кислый, — поморщилась Сонька. — Тут же не «Данон» дают. Я только «Данон» люблю.
— А я «Можетель», — сказала Ксюша.
— Девочки, — простонал он и воздал руки беленому потолку.
Мне стало жаль беднягу. Бежал ведь, сердешный, целых 50 метров, пыхтел, мечтал, думал с Сонькой поворковать, а она — «кислый».
— Мы сейчас, — пряча глаза от подруг, молвила я. — Иди, мы следом.
— Вот и славно, — обрадовался наш пылкий влюбленный и, топоча, унесся.
— Ты чего это? — двинулась на меня Сонька, стоило топоту затихнуть. — Хочешь меня с этим мамонтом спарить?
— Я… Да ты что… Да как ты могла такое…
— Или Ксюшу с тем червяком? А может сама надумала Геркулесову рога наставить…