Теперь представляете, какими эпитетами он награждает моего Арнольда, когда я начинаю спрашивать у него совета по его починке? А уж как он обзывает меня, глупую курицу, долдонку, душительницу технического прогресса…

— Лель, — вновь завилял хвостом Зорин. — Я слышал у тебя зверь сдох.

— Ну.

— Ты его, говорят, похоронила и другого ищешь…

— Устарелые сведения, Юрасик. Другого я уже купила.

— Жаль. Деньги потратила. Я бы тебе своего отдал.

Я хмыкнула. Вот разошелся! Обычно у него снега зимой не допросишься, а тут расщедрился. С чего бы это?

— Лель, — не унимался Юрка. — А мама тебе новая не нужна?

— Нет. Мне и старая подходит.

— Да она же полу дохлая… — скривился он. — Надо бы новую. Могу свою отдать…

Подслушивающая этот разговор Галина Ивановна чуть в снег не ухнула от возмущения. Видимо, посчитала, что мы родителями решили поменяться. И домашними животными до кучи, причем мертвыми. На самом же деле этот бредовый (на взгляд непосвященных) разговор содержал массу смысла, а именно: Зорин узнал, что у меня сломалась компьютерная мышь, и предлагал свою старую, когда же я отказалась, принялся навяливать мне новую материнскую плату взамен моей почти негодной старой.

Я отвергла щедрый подарок Зорина, как и самого Зорина — отойдя от него на безопасное расстояние. Но спокойно постоять мне не дали — с другого фланга на меня начал наступать Серега.

— Лелечека, — ласково замурлыкал он. — Тебе Клава кривая не нужна?

Галина Ивановна, хоть и опупевшая, но, как и прежде, бдительная, придвинулась к нам вплотную. Она подобралась, насторожилась, развесила уши, (честное слово, они даже из-под шапки начали вываливаться), замерла. Ну чистая борзая, заслушавшая звуки охотничьего рога.

— А, Лель? — не унимался Серега, хоть я и проигнорировала его реплику. — А то могу подарить.

Галина Ивановна даже на носочки встала, чтобы ничего не пропустить. Еще бы! Теперь мне не только новую родительницу, но и какую-то косоглазую мадаму предлагают. Ей было невдомек, что «кривой Клавой» называют искривленную вот так ~ клавиатуру, которая была писком компьютерной моды года 3 назад. Тогда, помниться, все их накупили, польстившись на необычный дизайн, пока не скумекали, что ничего, кроме «понтов», в этой «Клаве» нет. Обычной прямоугольной пользоваться гораздо сподручнее…

— Мне, Серый, ничего не надо, — отбрила я дарителя. — А свою Клаву засунь, знаешь куда? И вообще, чего это вы так разошлись?

— Кто это вы?

— Ты и Зорин. Только Юрка пощедрее тебя будет, он мне «маму» предложил.

— Лель, была бы у меня… я бы… — он начал покашливать, потом подмигивать, затем, хихикать и, наконец, родил. — Если ты за меня словечко замолвишь… Ну намекнешь там… Кхе… Ксюше, что я парень что надо: горячий, умный и все такое… я и «маму» тебе достану. И папу, и кого хочешь.

— Знаешь что, Серый, иди ты вместе с Зориным… подальше! Нашли сутенера! Чтобы я подругу на паршивую микросхему выменяла… Уйди!

— Да я со всем уважением, — залепетал Серега и покраснел.

Я отмахнулась от него — типа, катись вместе со своим уважением. Он укатился. Но свято место пусто не бывает. На смену наглому Сержику прискакал робкий Суслик. Он долго мялся, вздыхал, косил на меня своим рыжим глазом, пока не решился:

— Познакомь меня со своими подругами, — выпалил он на одном дыхании.

— С обеими?

Он призадумался. Нахмурил жидкие брови, закусил губу — одним словом, производил мысленные расчеты. Не забывая при этом сверлить взглядом моих подружек. Наконец, принял решение.

— Давай с одной. Двоих я не потяну.

Я удивленно на него уставилась. Что он имеет ввиду?

— Я в смысле по деньгам… — заметив мое замешательство, выпалил Суслик. — Их же угощать надо. А у меня элементы.

Я хохотнула. Вот жмот! Сам недавно хвалился, что денег полно: зарплата, калым, дивиденды с банковского вклада, а как девушку угостить — сразу элементы вспомнил.

— И с какой именно?

Суслик опять задумался. И вновь впился глазами в лица подруг. Я же с некоторой иронией разглядывала его конопатую физиономию. Надо же было богу создать эдакое чудо-юдо. Вроде, ничего в лице Суслова не было отталкивающего, обычное среднерусское лицо, немного бледноватое, не слишком выразительное, но в меру. Черты я бы вообще назвала приятными: нос прямой, хоть и длинноватый, губы средние, глаза хорошей формы… И все бы эти черты могли смотреться привлекательно, если бы не находились на таком близком расстоянии друг от друга. Создавалось впечатление, что творец набросал на лицо глаза, рот, нос, брови, а расставить их по местам забыл. Вот и кучковались они в центре, как приклеенные, оставляя остальную часть физиономии на растерзание веснушкам. А веснушки были везде! На длинном носу, на остром подбородке, на оттопыренных ушах и припухших веках…

Нет, Мишаня, — мысленно пробормотала я, — у тебя не единого шанса!

— Мне больше высокая нравится, — после затяжной паузы выдал он.

— Она же тебя на пол головы выше.

— Ну и что? Моя вторая жена была 195. Она тренер по баскетболу, — он опять замер. Опять уставился на хихикающих в сторонке подруг. — Хотя маленькая тоже красивая. И ямочки у нее миленькие… А можно я подумаю? — с надеждой спросил он.

Едва сдержав смех, я ответила, что можно. Он удовлетворенно кивнул и отошел к своему баулу. Я же вернулась к своим подругам.

Тем временем, на крыльцо вышла начальница турбазы и начала раздавать ключи от комнат. Наши женихи подобрались, растопырили уши и, приоткрыв от напряжения рты, стали вслушиваться, не поселили ли их рядом с нами.

— Володарская, комната 6, — выкрикнул начальник в толпу.

— Хорошо, — сказала я, поворачиваясь к подругам. — Первый этаж, лыжи высоко не таскать. И от фойе далеко, шума не слышно.

— И аккурат напротив моей комнаты! — услышали мы за спиной бодрый мужской голос.

Мы обернулись. Рядом с фонарным столбом, привалившись к нему широкой спиной, стоял Антошка Симаков, наш инструктор по физкультуре (только не спрашивайте, зачем в НИИ нужна эта штатная единица — не знаю). Антону было лет 50, или чуть больше, но выглядел он, не смотря на намечающиеся животик и плешь, очень даже ничего, лет так на 45. Не знаю, в чем была причина такой хорошей сохранности: то ли в необременительной работе, не требующей от Симакова ни физических, ни умственных затрат, то ли в его любвеобильности (хлопал по попкам и спинкам всех без разбору, даже Галину Ивановну), то ли в генах, но факт есть факт — Антон в свой полтинник выглядел молодцом-огурцом.

— И кто это у нас тут приехал? — сдвинув шапочку на затылок, он осмотрел с ног до головы моих подружек. — Ай, молодец, Лелечка. Каких красавиц привезла.

— Есть, да не про твою честь! — взбеленился Зорин. — Иди отсюда, Дон Жуан недоделанный. — И он ткнул Антошку в живот своим брюхом. Антошка покачнулся, но устоял. После чего посчитал нужным убраться, однако на прощание подмигнул и промурлыкал:

— Девчонки, заходите в гости. Я живу с Петюней и Витей. Так что будет не скучно. Коньячку попьем, я вам массаж сделаю.

— У них уже есть компания, — угрюмо буркнул Сереженька.

— Лже-Басков, раскормленный до размера сумоиста, сушеный Шварцнеггер и гибрид Гадзилы с гоблином. Чудо, а не компашка! — провозгласил Антошка, предварительно отойдя на безопасное расстояние. Потом поклонился и с достоинством нас покинул.

«Лже-Басков», то есть Зорин, побагровел и бросился, было, за обидчиком, но во время одумался, понял, что энергичного, жилистого Симакова ни за что не догонит. По этому он лишь презрительно фыркнул, откинул с лица нечесаные кудри, и процедил:

— Дэ-э-эбил.

Все согласно закивали, даже я, мне не очень нравится, когда при мне кого-то сознательно «опускают», хотя, если уж начистоту, характеристики своим соперникам Антошка дал наиточнейшие. Особенно мне понравился «сушеный Шварцнеггер», но и «Гадзила с гоблином» тоже ничего, очень тонко, мне так же всегда казалось, что Левка смахивает на гоблина — огромные уши, вислая губы, грушевидный нос. Только наш уродец в отличие от литературного прототипа имел очень ранимый, добродушно-наивный вид.