– Не стрелять, идиоты!.. – вскрикнул он, но тут чья-то рука жестко и властно зажала ему рот, а вслед за этим Роке услышал у самого уха тихий, но внятный шепот Тилькуате.

– Мой господин, кажется, хотел остаться один, – сказал старый индеец, чуть опалив шею ковбоя упавшим пеплом сигары.

– Да, хотел, – коротко ответил Роке, по привычке оборачивая на голос лицо с ослепшими глазами.

– Тогда за мной, господин!

Роке почувствовал, как Тилькуате выхватил повод из его ладони и как конь под ним с испуганного топтания перешел на ровную крупную рысь. Лошадь индейца скакала чуть впереди, ковбой слышал ее шумное дыхание. Он по-прежнему ничего не видел, но боль немного утихла, освободив место другим чувствам и впечатлениям; слух обострился и теперь различал сквозь стук восьми копыт глухой рокот далекого водопада, обветренная кожа на лице чутко отзывалась на быстрые касания и тонкие бесчисленные уколы придорожных ветвей, а когда эта пытка кончилась, Роке всей правой стороной своего тела ощутил нависающую над тропой скалу. Некоторое время Тилькуате скакал почти рядом с ним, но, когда его лошадь оторвалась и перешла на осторожный неторопливый шаг, ковбой догадался, что тропа сузилась до ширины одного всадника. Вскоре правое плечо Роке больно ударилось о выступ скалы, а когда он дернул повод влево, лошадь под ним оступилась, и ковбой услышал шорох камней, осыпающихся в пропасть по невидимому склону. Шум их падения не достиг его ушей, заглушенный мерным ревом воды, клокочущей на дне ущелья.

«Вода – это хорошо, – подумал Роке, – вода непременно куда-нибудь выведет, если только этот краснокожий не утащит меня к своему индейскому Вельзевулу, этому мерзкому каменному идолу Уицилопочтли!.. Выходит, если пойти вверх по реке и подняться по притоку, текущему с гор, непременно попадешь в это ущелье…»

– Мы почти у цели, мой господин, – вдруг услышал он голос Тилькуате в трех шагах впереди себя. – Ты и твои друзья не вняли голосу разума, и Уицилопочтли ослепил вас!

– При чем тут твой истукан! – сквозь зубы процедил Роке. – Ты сам нарочно заманил нас в заросли молочая и срубил несколько побегов, чтоб наши глаза выжгло брызнувшим соком!

– Если бы на ваших глазах были повязки, с ними не случилось бы этой беды, – спокойно возразил индеец.

– Но наши кони тоже ослепли, – проворчал Роке, – а они-то здесь совсем ни при чем! Ни одна лошадь не в состоянии запомнить дорогу, если она проехала по ней всего один раз.

– Ты прав, – сказал Тилькуате, – но лошади нам уже не нужны, дальше они не пройдут.

– Как это не пройдут? – воскликнул Роке. – А как же золото?.. Я что, потащу его на собственном горбу?!

– В мире нет коня, хребет которого мог бы вынести золото Монтесумы! – бросил Тилькуате. – Белые люди жадные, они грузят своих лошадей так, что у тех либо ломается позвоночник, либо они оступаются и срываются в пропасть! Так что я советую моему господину сойти на землю и следовать за мной!

– Советчик нашелся! – глухо проворчал Роке, соскакивая с седла и припадая спиной к скале. – Моя лошадь, как хочу, так и нагружаю, мне лучше знать, сколько она может вынести…

– Иди за мной, мой господин! – суровым голосом приказал старый индеец. – Старайся держаться ближе к скале, скоро тропа сузится до ширины твоей ступни.

Роке прижался спиной к шероховатому камню, широко раскинул руки и двинулся на голос, чутко ощупывая пальцами выступы и трещины на поверхности каменной стены, нависавшей над ним гигантской невидимой громадой. С каждым шагом рев водопада становился все ближе, и вскоре путникам уже приходилось изрядно напрягать свои глотки, чтобы перекричать его оглушительный грохот.

– Сейчас мы пойдем между летящей водой и незыблемой твердью, мой господин, – ночной цикадой звенел в ухе Роке голос Тилькуате. – С этого мига мы передаем наши жизни в крепкие руки Уицилопочтли!

– Передавай свою, а я со своей как-нибудь и сам управлюсь! – усмехнулся Роке, глубоко запуская пальцы в заросшую бархатным лишайником трещину и свободной рукой стирая со лба и щек мелкий водяной бисер. Теперь он всей кожей чувствовал, что плотная стена водопада низвергается в пропасть на расстоянии вытянутой руки, а когда тьма под его веками внезапно порозовела и расцвела лучистыми разноцветными вспышками, он понял, что над вершинами гор взошло солнце, обратившее падающую воду в каскад сверкающих бриллиантов, голубых топазов и нежно-зеленых изумрудов. Роке застонал от яркости этого видения, вытянул перед собой ладонь, но струя так сильно ударила его по пальцам, что едва не увлекла восторженного путника в грохочущую бездну. Он уже накренился вперед всем телом, ладонь скользнула по влажному осклизлому камню, в лицо ему пахнуло ледяной изморосью, Роке завис над лиловой тьмой, но в то же мгновенье рука Тилькуате ухватила ковбоя за пояс и сильным коротким рывком втащила в широкую каменную нишу, занавешенную от посторонних взоров плотной стеной падающей воды. Грохот водопада внезапно стих, словно провалившись куда-то под землю, и среди слабого, едва доносящегося из пропасти шума Роке услышал твердый голос старика индейца.

– Не пытайся промыть глаза водой, – сказал Тилькуате, – только хуже сделаешь.

Старик оказался прав; едва влага с пальцев проникла под веки, как глаза вновь обожгла резкая палящая боль.

– Сделай же что-нибудь! – едва сдерживая ярость, простонал Роке. – Я знаю, есть какие-то листья, их надо только немного пожевать и приложить к глазам…

– Есть листья, – влажным подземельным эхом отозвался голос старика.

Тилькуате взял Роке за руку, и они стали спускаться по широким невидимым ступеням. С каждым шагом вокруг становилось тише, и вскоре чуткий слух ковбоя улавливал лишь звон капель, падающих с высокого потолка.

– Где же твои листья? Я хочу видеть! Я должен видеть! – свистящим шепотом восклицал Роке, вертя головой по сторонам и раздувая тонкие ноздри, трепещущие, как у собаки, идущей по пахучему звериному следу.

– Нам некуда спешить, – отзывался из тьмы голос индейца, – золото не уйдет!

– Да-да, конечно, ты прав, – бормотал Роке. – Золото здесь, я чую его запах!..

– Запах золота?! – удивленно воскликнул Тилькуате. – И чем же оно пахнет?

– Чем пахнет золото?.. – тихо захохотал Роке, запрокинув голову. – Оно пахнет красивыми женщинами, ароматными сигарами, экипажами, стены которых обиты бархатом и шелком, нежным бельем с пенными облаками кружев, восхитительным виски, сообщающим легкость и изящество языку и мыслям, – тебе мало этого?..

– Ты прав, мой господин: хорошая сигара, стаканчик виски – что еще нужно человеку, чтобы встретить старость…

Тилькуате остановился, и Роке услышал тихий шорох перетираемых листьев. Вскоре он сменился звуком жующих челюстей, и Роке понял, что индеец готовит снадобье для его обожженных глаз. «Давай-давай, скорее!.. – нетерпеливо думал он. – Исцели меня, а дальше я уж сам о себе позабочусь, да и о тебе тоже!»

– Неужели здесь так мало золота, – вслух сказал Роке, – что к старости мне едва хватит его на курево и выпивку…

– Сейчас мой господин сам увидит, насколько его хватит, – пробормотал Тилькуате. – Иди за мной!

– Ты хитрая индейская лиса! – буркнул Роке. – Называешь меня господином, а сам командуешь мной, словно бараном, которого ведут под нож!

– Господин шутит, – сухо усмехнулся Тилькуате. – Стоило мне тащить его в такую даль, чтобы прикончить, когда я мог запросто сбросить его в пропасть, не так ли?..

– Да, ты прав, – сказал Роке, почувствовав на воспаленных веках осторожное прикосновение теплых влажных лепешек. Боль мгновенно прошла, и обрадованный этим Роке не сразу почувствовал, как Тилькуате завел его руки за спину и стянул запястья кожаным ремнем. Он попробовал высвободить руки, но индеец ребром ладони ударил его под колени, а когда Роке ничком рухнул на каменную плиту, так крепко затянул петлю, что края ремня врезались ему в кожу.

– Что ты делаешь, идиот! – испуганно вскрикнул ковбой, пытаясь пошевелить одеревеневшими пальцами.