– Долго ты постился, Бальтазар, как я погляжу, – сказал дон Росендо, смело направляясь к свирепому зверю. – Но ничего, если у тебя есть бессмертная душа, то на страшном суде это ей зачтется…
– Осторожнее, дон Росендо, – прозвучал за его спиной робкий голос стряпчего, – если бы дон Лусеро за несколько мгновений до того, как его оставили последние силы, не накинул на Бальтазара ошейник, собаку бы давно пристрелили…
– Как это пристрелили?! Какой мерзавец осмелился бы?!. – воскликнул дон Росендо, наклоняясь к широкой морде пса и протягивая кусок мяса к его носу.
И тут, словно в ответ на его слова, с галереи раскатисто громыхнул выстрел. Пуля прострелила ломоть ветчины, но как только он выскользнул из пальцев дона Росендо, Бальтазар вскинул лобастую голову и, щелкнув челюстями, перехватил угощение у самой земли.
– Что за дурацкие шутки! – крикнул дон Росендо, обернувшись на выстрел и заметив между виноградными гроздьями сизое облачко порохового дыма.
В ответ из пыльной листвы грохнул второй выстрел, кожаная фляга в руках Касильды вздрогнула, и рубиновая струйка вина окропила желтую от зноя землю у ног девушки.
– Так вот каков ваш ответ! – воскликнул молодой человек. – Что ж, придется и мне перейти на этот язык!
Дон Росендо быстро подскочил к сестре, выхватил у нее из рук пробитую флягу и, швырнув ее псу, вытолкнул девушку в приоткрытую калитку. Судебный исполнитель уже стоял за воротами, держа наготове два заряженных пистолета.
– Я предполагал что-то в этом роде, – пробормотал он, протягивая дону Росендо кривые рубчатые рукоятки, – но не думал, что они начнут палить без всякого предупреждения…
– А что же это было, как не предупреждения? – с усмешкой перебил молодой человек, приоткрывая калитку и глядя в щель на Бальтазара, уже успевшего расправиться с ветчиной и подставившего раскрытую пасть под винную струйку, вытекающую из круглой дырочки в кожаном боку фляги.
– Так-то оно так, – пробормотал стряпчий, – но есть все же какие-то законы…
– Законы? – негромко рассмеялся дон Росендо. – Перышком по бумажке, так?..
– Конечно, как же иначе? – удивился стряпчий. – Ведь должен же быть какой-то порядок.
– Порядок?! – перебил молодой человек, направляя ствол револьвера в щель между калиткой и тесаным четырехгранным столбом. – Все эти законы, порядок и прочую чепуху изобрели трусы и идиоты исключительно для того, чтобы скрыть за всей этой канцелярской абракадаброй всю степень собственного ничтожества!
– Коротка память людская, – с чувством оскорбленного достоинства вздохнул стряпчий, – не говоря уже о благодарности…
– Касильда, выдай Остину еще два соверена, – перебил дон Росендо, – а я пока попробую достойно ответить на ту любезность, с которой нас здесь встретили!
– Ни-ни, дон Росендо! – замахал руками стряпчий. – Я надеюсь получить свою награду лишь после того, как справедливость окончательно восторжествует над дикими, поистине первобытными нравами некоторых наших сограждан!
– Пока травка вырастет, лошадка сдохнет, – пробормотал дон Росендо. – Я предпочитаю более действенные средства!
С этими словами он спустил курок, грохнул выстрел, и метко пущенная пуля перебила цепь в нескольких звеньях от собачьего ошейника. Освобожденный Бальтазар вздрогнул, вскочил, вздыбил густую огненно-рыжую шерсть на загривке, в несколько прыжков достиг крыльца и, мягко толкнув передними лапами дверь, скрылся в сумрачных покоях.
– Сейчас мы посмотрим, кто тут хозяин, – усмехнулся дон Росендо, не сводя глаз с заросшей виноградом галереи.
– Люди Манеко хотели сразу пристрелить этого рыжего дьявола, – сказал судебный исполнитель, – но ддон Манеко сказал, что второго такого пса нет не то что во всем штате, но, может быть, и во всей стране, и приказал беречь его как зеницу ока… Но Бальтазар, по-видимому, сам решил заморить себя голодом и ел только из моих рук в те редкие ночи, когда люди Манеко были мертвецки пьяны и не слышали, как я перелезал через забор и кормил пса. У меня, разумеется, порой возникал соблазн расстегнуть ошейник, но стоило мне только протянуть руку к собачьему загривку, как Бальтазар с тихим рыком приподнимал верхнюю губу, как бы давая понять, что он не намерен терпеть какую-либо фамильярность с моей стороны…
Но дон Росендо почти не слышал того, что нашептывал ему на ухо судебный исполнитель; все его внимание было устремлено на дом, точнее, на ставни дома, которыми были плотно закрыты окна первого этажа. Сперва там все было тихо, но вскоре эта тишина сменилась глухой возней, сопровождаемой страшной бранью, грохотом падающей мебели и яростным рычанием Бальтазара. Звуки невидимой схватки постепенно перемещались на второй этаж, затем оттуда раздался сухой хлопок выстрела, еще один, на галерее зазвенели стекла, а вслед за звоном чье-то тело прорвало виноградные заросли, сплошной сетью оплетавшие проемы между столбиками, и со страшными проклятиями рухнуло на землю прямо перед крыльцом. Упавший тут же попытался вскочить, но вместо этого только перевалился на бок, встал на четвереньки и, выбросив вверх руку с револьвером, частыми выстрелами выпустил в небо остаток барабана.
– Спасите! На помощь! – кричал он, размахивая свободной рукой. – Этот дьявол перегрызет Висенте глотку! На помощь!
Отстрелявшись и наоравшись, человек отбросил в пыль умолкший револьвер, прислушался к глухим стонам, доносящимся из дома, и, выхватив из-за пояса нож, стал осторожно взбираться по ступенькам крыльца.
– Держись, Висенте! – бормотал он сквозь стиснутые зубы. – Я давно хотел добраться до глотки этого чертова пса, и теперь меня ничто не остановит…
Но дон Росенде опередил ползущего; в тот момент, когда тот взобрался по ступенькам и стал подниматься, цепляясь руками за дверной косяк, молодой человек решительно толкнул калитку, перебежал двор, схватил человека за плечо и, сильным рывком отбросив его на землю, скрылся в доме. Сперва глаза окунулись в полную тьму, но к тому времени, когда из сумерек стали выступать угловатые очертания предметов, дон Росендо уже достиг второго этажа, где его взгляду предстала большая зала с низким потолком, опирающимся на несколько столбов, беспорядочно увешанных ружьями и ножнами с торчащими рукоятками.
Здесь рык пса был слышен совершенно явственно, и, приглядевшись, дон Росендо увидел между столбами темную глыбу Бальтазара, нависавшую над распластанным на полу человеческим телом. Человек глухо стонал, но лежал совершенно неподвижно, так как стоило ему чуть вздрогнуть, как пес тут же припадал к его груди и с треском рвал зубами бледное кружево манишки.
– Назад, Бальтазар!.. Фу!.. Фу!.. – заговорил дон Росендо, медленно приближаясь к псу и не сводя глаз с распростертой на полу фигуры.
Пес перестал рычать, шерсть на его загривке опала, как угасающее пламя, он отступил, но человек так и остался лежать на полу.
– Сэр, вы в порядке? – произнес дон Росендо, опускаясь перед лежащим на одно колено.
Но человек оставался неподвижен и безмолвен. Тогда дон Росендо взял его за руку и, ощутив на запястье бьющуюся ниточку пульса, склонился над запрокинутым лицом. Бальтазар за его спиной предупреждающе зарычал, и в тот же миг дон Росендо почувствовал, как его шею сдавили крепкие, как клешни краба, пальцы. От дикой боли он едва не выронил из руки револьвер, перед глазами поплыли красные круги, но в тот миг, когда сознание уже было готово оставить молодого человека, он все же страшным усилием воли удержался от падения в небытие и рукояткой ударил своего противника под ребра. Стальная петля на шее дона Росендо вмиг ослабла, нападавший откинулся навзничь, гулко стукнувшись затылком о половицы.
– Так вот ты каков, приятель! – пробормотал дон Росендо, поднимаясь с колен и потирая свободной ладонью ноющую шею. – С тобой по-хорошему, как с человеком, а ты… Вот сейчас сдам тебя Бальтазару, и отойдешь ты в лучший из миров без исповеди и святого причастия.
При звуках своего имени пес, до этого момента сидевший за спиной дона Росендо, тихо зарычал и глухо ударил хвостом по половице.
