— Ладно, — сказал я, — это все прошлое. В 1986 году коробка была у нас, а куда потом делась?
— Дурацкая история, — помрачнел Чудо-юдо. — Кошмарный сон, прямо скажем. В апреле 1986-го, как ты знаешь, произошла чернобыльская авария. К работе по устранению последствий подключили атомный центр, где работали с ящиком. И руководство центра, которому надоело содержать у себя на территории людей, занимающихся посторонней тематикой, тут же пропихнуло наверх прошение, что в связи с увеличившимся объемом работы им нужны спецпомещения, оборудование и так далее. В общем, решили перевезти Black Box на один из дальних полигонов и там мучить дальше. Повезли военным бортом, под охраной, все честь по чести. Только вот не предусмотрели, что самолет может грохнуться в тайге. А он грохнулся. Десять комиссий разбирались, и все признали, что ни бомбы, ни «стингера», ни какой-либо иной диверсии не было. А была элементарная, но катастрофическая халатность, благодаря которой какая-то отвертка забытая или гайка незатянутая вызвала короткое замыкание в системе навигационного оборудования. Случайность! То, что погода как раз на этом маршруте испортилась, — тоже случайность. В облачность вошли, хотя буквально в двадцати километрах чистое небо было. Ну и то, что ветер их на сопку вынес,
— несомненная случайность. Только вот случилось — пятнадцати человек как не бывало. Но самая дурацкая случайность была в том, что неподалеку пробегали, как говорится, три особо опасных рецидивиста. Спрыгнули ребята с кичи и понеслись в направлении запада. А тут всего в двухстах метрах от них с неба подарок падает. Этой тройке досталось по автомату, по пистолету, по нескольку сухпаев, три тысячи советских рублей и наша родная коробка. Они, чудаки, подумали, будто в ней бриллианты запаяны. Надо сказать, что наши ее для страховки, чтобы супостат не разглядел, заварили со всех сторон трехмиллиметровой сталью. Поэтому ребята эти даже не заподозрили, что внутри стальной коробки что-то необычное. Им и вскрывать-то эту сталь было нечем. Не знали что, но прихватили. Как разведчики во Вьетнаме, по тому же принципу: вали кулем, потом разберем!
Торопились, потому что знали, вот-вот набегут поисковики, вертолеты будут шарить по распадкам. Дело было летом, с воздуха их искать оказалось не так уж и просто, это на снегу следы хорошо видны. К тому же МВД о побеге своих «клиентов» уведомлять не спешило. Наши узнали о том, что зеки могут появиться в районе гибели самолета только через двое суток после того, как они ушли оттуда. И хорошо ушли — к реке Собачки бедные след потеряли. А место еще то, река быстрая, сплавная, в долине на пять рукавов расходится. А они даром времени не теряли. На плоту, через пороги, сплыли до первой пристани, это километров шестьдесят ниже. Раздели кой-кого, правда, без «мокрого» обошлись. И на пароходе поднялись вверх, до железной дороги. В товарняке доехали до Омска, там их ждали свои ребята. Стволы смогли продать, тогда это хороших бабок стоило. Но коробку разрезать побоялись, толковые люди предложили им ее вообще выбросить, чтобы на радиацию не нарваться, — чернобыльский страх сказывался. Впрочем, двое из троих были москвичи и решили в Москву дернуть. Тут наши в общем не подкачали. Толково вместе с ментами вычислили хату, где беглые паспорта получили, и даже одного, местного, который в Москву не поехал, отловили. От него и узнали все подробности их предыдущего путешествия. Но поезд в прямом смысле ушел. Решили было тихо вести их до Москвы с пересменкой наружников. Потому что очень интересно было высветить, кто в Москве может даже радиоактивными материалами не побрезговать. Культурно вели, естественно. Сначала у них в купе парень с девушкой ехали, потом две бабушки старенькие, после муж с женой. Уже за Урал заехали, до Москвы не так много оставалось. Последняя смена должна была из двух девушек состоять. Которые, как говорится, без комплексов. Должны были немножко покрутить этих ребят, но не ложиться. Мол, в Москве получите.
— И опять дурацкая случайность? — усмехнулся я.
— Да, выглядело все как случайность. Наши подсадные девушки на вокзал ехали на оперативной машине, замаскированной под такси. На всякий случай — вдруг подопечные на стоянке поезда выйдут на перрон покурить, а там площадь открытая, сразу видно, кто на чем приезжает. Такси вел оперативник, поторапливался, поезд всего десять минут стоял, выехали загодя. И тут — на тебе! Гаишник тормозит. Опер ему удостоверение к носу — КГБ СССР. А тот, вместо того, чтобы, как в прежние времена, под козырек и пропустить, говорит, что, мол, ксива ненадежная, фотография не похожа. Опер — матом. А тут ПМГ с автоматами подкатила. Как по заказу! Всех вяжут, что называется, в пучки, везут в горотдел ментуры и там три часа маринуют, причем связываться с облуправлением Комитета не дают. Пока наши подключились, пока разобрались
— поезд ушел. Девок в вертолет и на подходящую по времени станцию — догонять. Успели сесть, клиенты никуда не делись, лежат на полках. Девочки порадовались, решили, что утром познакомятся. Проснулись за три часа до столицы, стали будить, а они холодненькие…
— И коробки нет?
— Вот с тех пор ее и не видели. Кое-какой хвост, конечно, ухватили. Оказывается, на той самой станции, где должны были сесть наши, сели две совсем другие. Проводница клялась и божилась, что были с билетами. Ехали весело. Погуляли, попили с попутчиками, а потом выскочили в облцентре. Искали-искали — толку чуть. Но зато неожиданно нашли того, кто этим девушкам заказывал ящик. Московский стукач подсказал, что ящик потребовался некоему Максудову Абдулвахиду Мирзоевичу по кличке Равалпинди. Он еще в семидесятых отсидел два срока за попытку нелегального перехода границы и незаконное хранение наркотиков, но по минимуму. Серьезно зацепить не смогли, а может, не хотели. На этот раз Равалпинди упекли на десятку, но… не по этому эпизоду. Он на себя взял 224-ю, а от истории с поездом отмазался. Мне-то сейчас ясно, что его менты хорошо прикрыли, которые нам этот прокол организовали. И стукача засветили. От него потом только голову нашли в мусорном баке.
— Так, короче, все с концами?
— Не совсем. Я так подробно тебе все рассказал, что ты небось подумал, будто я все с самого начала курировал и контролировал. Черта с два! Мне об этом ящике рассказали, представь себе, совсем недавно. Старичок один, полковник-ветеран, когда-то консультантом был у нас в Центре. Помирал прошлой зимой от рака. Он много знал, память была свеженькая. Я рискнул и списал портативным ГВЭПом подчистую. Вовремя успел. Двух дней после этого не промучился. Естественно, я сумел провести, как говорится, анализ и синтез. Найти Равалпинди трудов не составило. Ему еще полгода надо было досиживать, но я ему организовал условно-досрочное. Навел справочки. В Таджикистане, у него на родине, основных корешей «юрчики» ликвиднули как класс, а те, что остались, дернули в Афган. Некоторые даже дальше, в том числе и в город Равалпинди, Пакистан, где у Абдулвахида Мирзоевича, по слухам, какая-то родня обитала еще со времен басмачества. Я, если помнишь, на этом направлении немного работал, поэтому связочку вспомнил.
— Я думаю… — Мне было неприятно вспоминать то, что он натворил на «этом направлении». Сашка Терентьев, Миня, Костя, Толян, Андрюха Чижов… К гибели четырех последних я имел отношение. Хотя своими руками только Толяна положил, но и за других совесть мучила. — Ладно, проехали!
— Не шипи, — посоветовал Чудо-юдо, читая меня, как дисплей. — Жалко, что сейчас буденовки не носят! Говорят, через шишак пар стравливали, когда «разум возмущенный закипал».
— Куда там! У меня голова холодная, хотя я в кадрах вашего ведомства никогда не числился.
— И слава Богу! Давно бы спалился. Продолжаем разговор, как говорил товарищ Карлсон. Значит, Равалпинди домой ехать не светило. В Москве его конторку прикрыли и частично постреляли — товар ходовой, конкурентов не любят. Так что пришлось ему выбирать — или присоединиться к тем, кого убрали, или попробовать выжить, что называется, «с поражением в правах». То есть пойти к кому-то на поклон. Дальше начинаются дела текущие, о которых излишних подробностей я сообщать не буду, потому что тебе о них надо иметь строго дозированную информацию.
