Отвернувшись к шкафу, Валентина снимала легкое бледно-зеленое платье. Оно ей нравилось, но Метти Эклс сказала ей сегодня вечером: «Знаешь, старайся не носить зеленое, это к несчастью».

Девушка, задумавшись, держала в руках легкую, почти невесомую ткань. Интересно, откуда появился такой предрассудок? Почему именно зеленое? Наверное, потому, что этот цвет выбрали для себя феи и не любили, когда другие его надевали. Если ты не волшебница, изволь следовать общепринятым правилам…

Вэл повесила платье в шкаф и вернулась к туалетному столику, чтобы снять жемчужное ожерелье. Она протянула руку к застежке, но внезапно отдернула ее, увидев туго набитый конверт, пришпиленный к булавочной подушечке ее брошкой — маленьким золотым перышком, украшенным бриллиантами. Довольно пухлое послание похоже было на те, в которых рассылают рождественские открытки. Heзнакомый крупный почерк, неровные буквы… Девушка отколола письмо, разорвала конверт и обнаружила внутри еще один, маленький и серый, без какой-либо надписи.

Бояться было нечего, но сердце почему-то гулко застучало. Стараясь подавить волнение, дрожащими руками она открыла серый конверт. Там лежала записка, написанная знакомым почерком:

Жду до двенадцати на старом месте. Если не придешь, позвоню в дверь ровно в девять утра.

Подписи не было, но Валентина в ней и не нуждалась, автор был слишком хорошо ей известен. Эти мелкие, не слишком разборчивые буквы могли быть написаны только Джейсоном.

«Он здесь!» Эта мысль заслонила в одно мгновение все остальное. Наконец-то, надо немедленно бежать к любимому! Радость переполняла девушку, как будто не было долгих месяцев обиды, страданий, страха. В следующий миг наступило отрезвление: «Слишком поздно, возврата нет».

Ведь Джейсон исчез, не сказав ни слова, она даже не знала, жив ли он, а ведь тысячи смертей подстерегали его каждую минуту, и сколько их пережила вместе с ним Валентина! Самая страшная пытка — это пытка неизвестностью.

Как долго можно выдерживать ее?.. И вот завтра она выходит за Гилберта Эрла.

Первый радостный порыв ушел и уступил место гневу.

Неужели Джейсон думает, что ее вот так можно отшвырнуть, как надоевшую игрушку, а потом, если захочется, опять подобрать? Он убежден, что мир застывает в покорном ожидании его возвращения, пока он отправляется на поиски приключений? Девушка вдруг вспомнила его голос, его манеру улыбаться, чуть прищурив глаза… Но пути назад нет.

«Он сам так захотел… Да, я его очень любила, а он уехал, не сказав ни слова». Ногти больно впивались в ладонь, Вэл разжала руку, в которой была записка. Она в ярости разорвала ее и вышвырнула в окно. Свежий ночной воздух слегка охладил ее пыл, злость улеглась. «Раз уж он назначил время и место встречи, — решила Валентина, — то я пойду. Ведь придется когда-нибудь объясниться. Пусть он полюбуется, что натворил, и поймет, что все потеряно. Именно затем я и увижусь с ним, больше мне ничего не надо».

Девушка сняла длинную нижнюю юбку, которая была надета под бледно-зеленое платье, и взяла со стула темную шерстяную юбку и джемпер, скинула нарядные зеленые туфли с пряжками, усыпанными гранеными хрусталиками, сунула ноги в скромные лодочки на низком каблуке, затем накинула темный шарф и достала из шкафа свободное короткое пальто. Теперь она готова.

Вэл отворила дверь, осторожно выглянула в темный пустой коридор и вышла на лестничную площадку. Где-то здесь наверху уже, наверное, спят Роджер, Сцилла и Мегги. Все они очень устали, бедная Сцилла едва дождалась, когда уйдет последний гость, чтобы, позевывая на ходу, отправиться к себе.

Внизу в холле горела только тусклая лампочка. Когда в одиночестве идешь по спящему дому, все становится немного нереальным, как будто бродишь во сне. Горничные давно были отпущены домой, миссис Глейзер, жена садовника, ушла в коттедж. Валентина пересекла холл и двинулась в нужном направлении. Темнота и тишина сгущались вокруг нее, ощущение было такое, словно входишь все глубже в воду, она поднимается выше и выше — вот уже по пояс, у подбородка и, наконец, сомкнулась над головой. Девушка уходила прочь от света, смело углубляясь в эту таинственную темноту, и наконец добралась до гостиной.

Она тихонько повернула ручку и проскользнула внутрь.

Здесь было уже совсем темно, ни малейшего проблеска.

Беззвучно закрыв дверь, Валентина достала из пальто маленький карманный фонарик и включила его. Теперь очертания кресел, диванов и столов стали слабо угадываться в луче света. Она знала, где именно находилась дверь, ведущая на террасу, — за шторами, посередине ряда окон, между двумя креслами, обитыми парчой. В соседней комнате, где последние два года была гостиная Сциллы, дверь на улицу находилась там же.

Выйдя на террасу, девушка выключила фонарик, ставший уже ненужным. Она с закрытыми глазами могла пройти этот путь — много раз ходила здесь и днем, и в сумерках, и ночью… Сейчас луна, пробивавшаяся сквозь низкие тучи, освещала парк, поэтому мир под покровом тусклой дымки был вполне различим.

Валентина спустилась с террасы на лужайку; тропинка вскоре повернула налево и вывела ее к деревьям, а потом начала петлять между стволами. Слабый ветер чуть покачивал ветви над головой, от чего тени на земле причудливо шевелились. Стволы деревьев редели, и вскоре показался живописный холм, на котором еще прапрадед построил небольшой летний павильон. В благословенные времена раннего викторианства подобные строения принято было называть бельведерами. Девушка поднялась к нему по дорожке, густо заросшей травой. В тени дверного проема шевельнулась тень, и бедняжка испуганно замерла. Сердце колотилось, готовое выпрыгнуть из груди.

Джейсон сбежал по деревянным ступеням бельведера и обнял Валентину. Этот жест не вызвал в ней никакого протеста, ведь он был таким знакомым и привычным. Как будто не было многих месяцев, проведенных друг без друга, «связь времен» замкнулась, наконец-то они вместе, он и она.

Молодые люди долго так стояли, пока Джейсон не сказал:

— Хорошо, что ты здесь, а то пришлось бы утром колотиться в парадную дверь. Давай-ка сядем на ступеньки и поговорим.

И они, совсем как раньше, уселись рядом. При свете луны ясно видна была деревня — не правильный треугольник, заставленный домами и пересеченный дорогой, неподалеку гряда леса, тонкая лента речки Тилль, вьющейся по лугам. В деревне не светилось ни одного окна, но очертания домов и темная громада церкви отчетливо выделялись в серой мгле. Чуть ближе молочный туман стелился над прудом, в котором утонула Дорис Пелл.

Некоторое время парочка сидела молча. Вэл была в ярости, когда шла сюда. Наверное, у Джейсона найдутся какие-то аргументы, чтобы оправдать свое исчезновение, но оправдания ему нет, и она была непримирима, готовилась высказать ему тысячу справедливых упреков — должен же наконец любимый понять, как жесток он был по отношению к ней. Но сейчас девушка не находила в себе сил для борьбы. Ничего не поделаешь, он таков, каков есть, пусть уходит и приходит, когда захочет. Как же она может выйти замуж за Гилберта, если чувствует, что ближе Джейсона у нее никого нет и быть не может, будто они женаты уже много лет? Да и что такое, собственно, брак? Это ведь не просто обряд, сопровождаемый словами, которые завтра в церкви произнесет Томми, и не только физическая близость. Может быть, кто-то именно так и считает, но не она. Да если бы даже до этого они с Джейсоном ни разу не поцеловались, если бы даже ни разу не обнялись, все равно связь между ними настолько крепка, что разорвать ее ничто не способно.

Первым заговорил Джексон:

— Как ты собираешься поступить?

— Не знаю…

Молодой человек засмеялся:

— Поздновато я решил об этом спросить, правда?

Девушка глубоко вздохнула, перед тем как задать вопрос, который мучил ее много месяцев:

— Почему ты исчез, ничего не сказав мне?