Филип направился к двери.

— В таком случае составим им компанию.

— Постой! Так не пойдет. Сначала дай мне договорить. Вчера утром кто-то звонил нам. Помнишь, Лин сказала тебе об этом по телефону?

— И что же?

— Это была Энн. Ее только что переправили в Англию на рыболовном судне. Когда она звонила, она не назвала своего имени — только спросила, дома ли ты. А вчера вечером в половине девятого она приехала сюда. Потрясение было невероятным. Неудивительно, что ты мне не веришь. Лин как раз смотрела на портрет Энн, и вдруг открылась дверь и она застыла на пороге, словно сошла с картины — голубое платье, жемчуга, шубка. Да, мы были ошеломлены!

Филип открыл дверь.

— Энн умерла, тетя Милли. Пожалуй, пора побывать в гостиной и посмотреть, с кем там Лин.

Через холл они прошли молча. Филип сам открыл дверь гостиной и вошел в нее. Первой он увидел Линдолл. Она сидела на подлокотнике массивного кресла, стоящего слева от камина. Лин вскочила, и Филип заметил в кресле голубое платье с портрета, вечерний туалет Энн Джоселин, жемчужное ожерелье Энн Джоселин, вьющиеся золотистые волосы Энн Джоселин, овальное лицо, темно-серые глаза, тонкие дуги бровей. Впоследствии никто из присутствующих не мог вспомнить, долго ли Филип простоял молча. Наконец он выступил вперед и негромко, многозначительно произнес:

— На редкость продуманная сцена. Ваш макияж и выдержка достойны всяческих похвал, мисс Джойс.

Она поднялась с кресла и встала лицом к нему.

— Филип!

Он коротко кивнул.

— Да, я Филип. Но вы не Энн — по крайней мере, не Энн Джоселин. Полагаю, крещеное имя Энни Джойс — Энн.

— Филип!

— На что вы рассчитываете? Позвольте спросить, почему вы решили, что подобный обман сойдет вам с рук? Оригинальная выходка. Вероятно, вы думали, что я за границей или числюсь пропавшим без вести, чем вы наверняка не преминули бы воспользоваться. Да, вам удалось бы провести Лин и тетю Милли, но не меня, и я объясню почему. Когда Энн ранили, я сам отнес ее в лодку, где она и умерла. Ее тело я привез на родину.

Она не сводила глаз с его лица.

— Ты привез домой труп Энни Джойс. И похоронил Энни Джойс.

— И зачем же я это сделал?

— Наверное, по ошибке. Ранена была Энни, но закричала я. Она опиралась на мою руку, ты ушел вперед, к лодке. Я почувствовала, как между нами пролетела пуля. Энни отпустила мою руку и упала. Я закричала. Тогда ты вернулся и подхватил ее — видимо, решил, что это я. В темноте ты вполне мог ошибиться — не знаю, не могу сказать наверняка. Было совсем темно, в нас стреляли, ты мог перепутать меня с Энни. Я думала, что ты вернешься за мной, но ты не вернулся.

Филип негромко осведомился:

— Значит, вы утверждаете, будто я бросил вас на берегу?

— Мне кажется… нет, я уверена: ты считал, что на берегу осталась Энни Джойс.

— Звучит чертовски… — спохватившись, он умолк и начал снова: — Теперь послушайте, что произошло на самом деле. Я отнес Энн в лодку. Там уже сидели другие люди — семейство Реддинг, — он повернулся лицом к Линдолл и продолжал, словно обращался к ней: — Мы с Мердоком переплыли пролив на его моторной лодке. К тому времени Тереза Джоселин уже умерла и была похоронена, деревню заняли немцы. Мердок остался в лодке, я отправился в шато. Я дал Энн и мисс Джойс полчаса, чтобы собрать самые ценные вещи. Энн сообщила, что на соседней ферме прячутся другие англичане — нельзя ли взять их с собой? Она добавила, что их приведет Пьер. Я спросил, сколько их, этих англичан, но она не смогла ответить — ей было известно только, что двое из них дети. Она послала за Пьером, доверенным лицом Терезы и ее дворецким, и он объяснил, что на ферме прячутся месье, мадам и двое их детей, сын и дочь. Ферма принадлежала его кузену, поэтому он знал об англичанах. Я согласился взять их с собой, но предупредил, что через час они должны быть на берегу. Однако они опоздали — они из тех людей, что вечно всюду опаздывают. Мы решили подождать, но к тому времени, когда Реддинги наконец появились, боши заметили нас и подняли тревогу. Я шел впереди, когда услышал крик Энн. Я вернулся за ней и отнес ее в лодку. На берегу царила кромешная тьма, выстрелы не смолкали. Я позвал Энни Джойс, но она не ответила. Мы с Мердоком бросились искать ее. Реддинги принялись звать нас. Мердок прошел мимо меня, он кого-то нес на руках, и я решил, что это мисс Джойс. Усевшись в лодку, мы пересчитали всех по головам. Нас было восемь — Мердок, я сам, мужчина, мальчик и четверо женщин. Все правильно, еще одну женщину ранило. Мы поспешили отплыть от берега. Энн так и не пришла в сознание, ее ранили в голову. Уже на полпути к дому я обнаружил, что мисс Джойс нет в лодке. Четвертой пассажиркой оказалась француженка, гувернантка Реддингов. Ее тяжело ранило в грудь. Вернуться мы не могли, да и к чему? Того, кто остался на берегу, давным-давно нашли боши. Вот и все, — он повернулся к Энн. — Именно так это произошло, мисс Джойс.

Она стояла возле каминной полки, небрежно опираясь на нее и опустив вторую руку. На пальце поблескивало платиновое обручальное кольцо, прикрытое вторым кольцом, с крупным сапфиром в окружении бриллиантов, — его Филип подарил Энн Джоселин в честь помолвки. Тоном искреннего облегчения она произнесла:

— Очень рада слышать. Все это время я страдала, не понимая, как ты мог бросить меня. На берегу осталась не Энни Джойс, а я. Представляешь, каково мне пришлось, когда ты не вернулся? Я ничего не понимала, но теперь вижу, что произошло, — в темноте ты вполне мог принять Энни за меня. Я верю, ты действительно считал, что отнес в лодку меня. Не знаю, скоро ли ты понял свою ошибку. Должно быть, нескоро, ведь было так темно. Наверное… — она осеклась, понизила голос с беспокойством спросила: — Она была… сильно изуродована?

— Нет.

— И ты не узнал ее даже утром? Видимо… что ж, это могло случиться. Мы были очень похожи. Да, скорее всего, так и было. Иначе придется поверить в то, во что мне совершенно не хочется верить.

Филип отозвался:

— Знаете, вы меня заинтриговали. Не могли бы вы объяснить подробнее? Во что вам не хочется верить?

— Лучше не будем об этом.

— Боюсь, вам придется объясниться.

До тех пор Милли Армитидж стояла в дверях, но теперь прошла в комнату и присела на подлокотник кресла, в котором обычно устраивалась. Ноги отказывались держать ее, голова раскалывалась, мебель начала расплываться перед глазами. Линдолл не шевелилась, крепко сжимая одной рукой другую. Ее лицо по-прежнему было мертвенно-бледным, в глазах застыл ужас.

Энн заговорила:

— Хорошо. Я не хотела говорить об этом, не хотела даже думать, Филип, о том, что ты похоронил Энни Джойс как Энн Джоселин только потому, что считал меня погибшей. А если бы тебе пришлось признаться, что ты бросил меня, это выглядело бы некрасиво. К тому же смерть было бы нелегко доказать. Понадобились бы годы, чтобы меня признали умершей. Искушение покончить со всем разом было слишком велико — не так ли?

Загорелое лицо Филипа стало серым, мгновенно осунулось, глаза заблистали холодно и злобно. Милли Армитидж невольно пожелала, чтобы он выругался или закричал. Ее отец и муж в минуты гнева никогда не сдерживались, и в этом было что-то домашнее, уютное. Лучше бы Филип расшумелся — вместо того чтобы хранить ледяное молчание.

Но он заговорил негромким голосом:

— Значит, вот в чем дело! Понятно. В темноте я принял Энни Джойс за Энн, а когда понял, что совершил ошибку, решил присвоить себе состояние Энн. Верно?

Она отвернулась, не выдержав его пронзительного взгляда.

— Филип, я не хотела говорить об этом… ты же знаешь… но ты вынудил меня. Что подумали бы люди, выслушав твой нелепый рассказ? Разве ты не понимаешь, что я просто пыталась помочь тебе? Не видишь, что ради нас обоих мы должны кое о чем умолчать? Произошла досадная ошибка. Думаешь, мне хочется считать иначе? Мы должны делать вид, что все вышло случайно. Мы не виделись целых три месяца, я сильно похудела от волнения, мы с Энн всегда были очень похожи, к тому же после смерти… — она невольно передернулась, — люди заметно меняются, порой до неузнаваемости. Филип, прошу тебя, не злись! Мы оба наговорили много лишнего. Но на самом деле обо всем этом я предпочла бы умолчать. Филип!