— Необходимо прояснить еще один, довольно мучительный момент. Ты говоришь, Энн умерла в лодке. Было ли проведено официальное опознание после смерти? Кто присутствовал при нем?

— Кроме меня — никто.

— И ты был уверен, что в лодке умерла именно Энн?

— Абсолютно уверен.

— Если сходство ввело в заблуждение даже тебя, значит, оно было ошеломляющим. Но этого сходства не могло не существовать. Домой вернулась если не Энн, то женщина, настолько похожая на нее, что Молли, Линдолл и миссис Рамидж ничего не заподозрили. Должен признаться, что и я не стал бы сомневаться. Возможно, мы ошибаемся. Я еще не готов высказать свое окончательное мнение. Но почему бы Филипу не допустить, что ошибся он, и в лодке умерла Энни Джойс?

— Это была Энн.

— Ты считаешь, что в лодке умерла Энн. А по-моему, ошибиться насчет мертвого человека проще, чем насчет живого. Порой прическа до неузнаваемости меняет лицо. Голова Энни Джойс была повязана шарфом. Если шарф потерялся, а это вполне могло случиться, возможно, фамильное сходство усилилось, и ты принял Энни за Энн, особенно после смерти, когда лицо утратило подвижность и выразительность.

Двое мужчин из рода Джоселин смотрели друг на друга. Филип всегда уважал дядю за рассудительность и был привязан к нему. Как следует подумав, Филип с расстановкой произнес:

— Я согласен с тем, что такое могло случиться. Но не согласен с тем, что все именно так и было.

Энн сделала порывистый жест и накрыла ладонью руку Томаса Джоселина. Вторую руку она протянула ладонью вверх к Филипу.

— Дядя Томас, я должна поблагодарить тебя — сейчас же, незамедлительно, — потому что теперь мне все ясно. Я поняла, что произошло и о чем не подозревал Филип. Благодаря тебе я узнала, что случилось и как была совершена ошибка, — она убрала руку и повернулась к Филипу: — Боюсь, я успела невольно оскорбить тебя, когда мы говорили об этой досадной ошибке, и теперь я сожалею об этом. Очень прошу простить меня. Видишь ли, я не понимала, сак ты мог ошибиться. Мне все время казалось, что меня бросили… — она осеклась и отвернулась. Филип не смотрел на нее. Она откинулась на спинку стула и на минуту закрыла глаза.

Филип остро ощущал каждое ее движение. Он выглядел бесстрастным, как изваяние, но мысли лихорадочно вертелись у него в голове. Как ловко, чертовски ловко она протянула руку, понизила голос! Энн не была настолько умна. Энн вообще не отличалась умом. Зато она любила жизнь. Ей нравилось добиваться своего, некоторое время она любила мужа. Внезапно Филипа словно окатили ледяной водой: «А если это не игра, а подлинные чувства… если это Энн?..»

Всех присутствующих охватило минутное смущение. Лилла придвинулась поближе к Перри, взяла его за руку и слегка пожала пальцы. Она напоминала маленькую пеструю птичку, которая ищет убежища. Под ее расстегнутой шубкой виднелся розовый джемпер, нитка молочно-белых жемчужин и бриллиантовая брошка. Она излучала тепло, мягкость и доброту. Лилла жалась к Перри, который не скрывал смущения — он ненавидел скандалы и сцены, а семейные сцены — в особенности. Будучи весьма высокого мнения о Филипе, Перри желал и ему, и всем вокруг такого же счастья, каким наслаждались они с Лиллой.

Молчание нарушила Эммелин. Замечание мужа ошеломило ее: Томасу было несвойственно проявлять инициативу. А теперь он перебил Эммелин как раз в тот момент, когда она уже собиралась взять инициативу в свои руки, к чему давно привыкла в отличие от Томаса. Решительно и непреклонно она заявила:

— Прежде чем твой дядя перебил меня, я собиралась кое-что сказать. Мы должны исходить из практических соображений. Во-первых, почерк… что можно сказать о нем?

На этот раз ей ответил мистер Кодрингтон.

— Вы совершенно правы, миссис Джоселин: этот вопрос напрашивается сам собой. Ни Филип, ни я, ни миссис Армитидж не можем отличить старые подписи Энн от новых, сделанных в последние несколько дней, — с этими словами он открыл портфель, извлек оттуда несколько сложенных листов бумаги и передал их Томасу Джоселину. — Думаю, эти образцы почерка должны увидеть все. Среди них есть и новые, и старые. Новые листы умышленно были измяты, поэтому они ничем не отличаются от остальных. Если кто-нибудь сумеет различить их, значит, этот человек внимательнее меня.

Мистер Джоселин не стал спешить. Как следует поразмыслив, он покачал головой и передал бумаги жене.

— Я мог бы различить эти бумаги по цвету чернил, но только не по почерку.

Эммелин тоже внимательно изучила образцы почерка. Среди бумаг было целое письмо, начинающееся словами «уважаемый мистер Кодринггон» и заканчивающееся «искренне ваша Энн Джоселин». В письме юриста благодарили за присланные документы.

Эммелин взяла следующий лист. Несколько строк позволили ей сделать вывод, что перед ней отрывок другого письма. Его автор жаловался на сырую погоду и надеялся, что она вскоре переменится к лучшему, а затем поставил свою подпись.

В третьем письме Энн просила прислать копию ее завещания, а в четвертом благодарила за присланный документ.

Эммелин заговорила было, но спохватилась и передала бумаги Милли Армитидж, которая уже видела их и потому сразу протянула Инес Джоселин. Инес громко зашелестела бумагами, схватила одно письмо, бросила его на стол, снова поднесла к глазам и наконец взяла все листы в руку, как карты.

— Разумеется, два письма по поводу завещания написаны до отъезда Энн во Францию. По-моему, выбор не слишком удачен. После возвращения ей было не до завещания, верно? — и она визгливо засмеялась. — Это сразу бросилось мне в глаза. Нет, сосредоточиться только на почерке невозможно. Содержание писем тоже играет немаловажную роль, мистер Кодринггон, — встряхнув платиновыми локонами, она отдала письма Перри, который просмотрел их, покачал головой и заявил, что почерк везде одинаков.

Забирая бумаги, мистер Кодрингтон сухо сообщил:

— Два письма, в которых говорится о завещании, были написаны два дня назад под мою диктовку.

Миссис Томас Джоселин позволила себе улыбнуться, а затем обратилась к Филипу:

— Хорошо, довольно об этом. Теперь я хотела бы задать несколько вопросов о том вечере, когда вы покинули Францию. Как были одеты Энн и Энни? Ты мог перепутать их лишь в том случае, если они были одеты одинаково.

— К сожалению, на одежду я не обратил внимания. К тому же было темно. Да и одежда была неприметной — что-то вроде твидовой юбки и джемпера. А вскоре обе надели пальто.

— Энн была в своей шубке?

— Не знаю. Я не заметил.

Энн быстро, но негромко вставила:

— Да, я была в шубе. Иначе и быть не могло — ведь домой я вернулась в ней.

— Ах да! — отозвалась Эммелин и продолжала: — Шубка была очень дорогая — если не ошибаюсь, норковая. Милли наверняка помнит ее. Милли, это та самая шубка?

— Безусловно! — подтвердила Милли Армитидж.

Эммелин издала невнятный возглас и продолжила расспросы.

— Насчет одежды мы должны выяснить все, потому что это очень важно. Как была одета девушка, которая умерла в лодке — та, которую Филип принял за Энн? Он опознал ее, значит, видел и на следующий день.

Перри заметил, как Лилла поморщилась. Томас Джоселин ощущал прилив холодного гнева. Линдолл смотрела на собственные ладони, лежащие на коленях.

— Да, я видел ее, — кивнул Филип. — Но к сожалению, не могу сказать, как она была одета — помню только, что ее перепачканная одежда промокла насквозь. В лодке нас постоянно окатывали брызги. Боюсь, тетя Эммелин, этот разговор ни к чему не приведет. Одежду мы уже обсуждали прежде, но безрезультатно.

— А где были драгоценности Энн, ее кольца и жемчуга? Жемчужное ожерелье было настоящим.

Ей опять ответила Энн.

— Все они лежали в моей сумочке, я несла ее сама, — поколебавшись, она добавила: — Все, кроме обручального кольца. Я перестала носить его после ссоры с Филипом, перед тем как уехала во Францию. Узнав, что он приехал за мной, я снова надела кольцо.