Энн прошла мимо нее и села за стол, уставленный сияющим серебром и фарфором. Ее щеки порозовели, она улыбалась.

— Выпей еще чаю, дорогая.

В тот вечер Филип Джоселин пришел домой пораньше. Открыв дверь своим ключом, он услышал, как Энн говорит по телефону. Он постоял минуту, прислушиваясь не столько к словам, сколько к звукам голоса, и гадая, почему голос Энн знаком ему и в то же время кажется чужим, как и сама Энн. Филип вовсе не собирался подслушивать. По-видимому, Энн договаривалась с парикмахером о визите.

— Это салон Феликса? Говорит леди Джоселин. Да, по поводу визита к мистеру Феликсу. Он на месте?.. Нет? В таком случае передайте, что его лечебное средство не подходит для моих волос. Скажите ему, что я очень обеспокоена. Да, я хочу как можно скорее встретиться с ним. Продолжать пользоваться этим средством я не могу, мне необходимо другое. Я могу прийти завтра днем — кажется, завтра его день? Хорошо, свяжитесь с ним и узнайте, в какое время можно подойти, а потом перезвоните мне. Я буду дома весь вечер.

Она повесила трубку, обернулась и увидела стоящего в дверях Филипа.

— Я не слышала, как ты вошел.

— Ты увлеклась разговором.

— Я просто договаривалась о визите к парикмахеру.

Она прошла к окну и поправила шторы.

— Я слышал. Удивительно, какую уйму времени женщины тратят на прически.

С легкой полуулыбкой она вернулась к столу.

— Мои волосы совсем запущены, вот я и хочу поскорее привести их в порядок. Говорят, мистер Феликс — опытный мастер, но его средство для лечения волос мне совсем не подходит.

— Значит, я тоже не стану пользоваться им.

— Завтра я пойду к нему и попрошу подобрать мне что-нибудь другое… А почему ты сегодня так рано?

Филип подошел к столу и положил на него портфель.

— Я взял работу домой. Наверное, засижусь допоздна.

— Когда будем ужинать?

— Как обычно. А потом, если можно, я хотел бы выпить кофе.

— Ну разумеется! — она опять улыбнулась и вышла из комнаты.

Филип поймал себя на мысли: «Типичная домашняя сценка с участием мужа и жены — очаровательной, любящей жены». Энн действовала ненавязчиво, но Филип то и дело отмечал, что она твердо придерживается именно этой роли В квартире царил идеальный порядок, вода всегда была горячей, умело приготовленную еду подавали минута в минуту. В любое время для Филипа находились улыбка и ласковое слово. С тех пор как Энн вернулась, он ни разу не видел, чтобы она вспылила или забыла о чувстве юмора. Девушка, на которой он когда-то женился, не обладала такой уравновешенностью и тактом. Если ей что-нибудь не нравилось, она заявляла об этом напрямик. Когда Филипу приходилось работать по ночам, Энн заявляла: «Какой же ты зануда!»

Открыв портфель, он принялся перебирать бумаги. Да, Энн изменилась во всех отношениях, от чего он только выиграл. Но почему-то это его не радовало. Мало того, перемены в Энн ему не нравились. Пожалуй, именно в таком расположении духа Бен Джонсон написал строки:

Наряд ваш выше всех похвал,

Вы словно собрались на бал,

Прическа, пудра, шлейф духов —

О, леди, облик ваш таков,

Что заподозрить я бы мог

Таящийся под ним порок.

Криво усмехнувшись, он сел за стол.

Телефон зазвонил во время ужина. Энн сама подошла к телефону, оставив дверь открытой. Филип услышал, как она произнесла:

— Да, это меня устраивает.

Она вернулась и села за стол.

— Мастер согласился принять меня. Он работает не каждый день. Думая о работе, Филип почти не обратил внимания на ее слова.

К концу ужина он вспомнил нечто важное.

— Кстати, в обеденный перерыв я встретил твою подругу.

— Правда? Которую? — Ту самую, что была подружкой на свадьбе, полную… Джоан Толлент. Она тоже служит в армии, ничуть не похудела, но выглядит лучше, чем раньше. Она хочет зайти проведать тебя.

— Когда?

Он засмеялся.

— Что-то я не слышу бурной радости.

— А чему радоваться? Она всегда была надоедливой.

— Зачем же ты назначила ее подружкой на свадьбе?

— Сама не знаю. Я часто виделась с ней, когда гостила у тети Джейн — Джоан приходится ей дальней родственницей. Боюсь, она по-прежнему такая же скучная, как раньше.

— Значит, придется потерпеть. Ей не терпится увидеть тебя.

Энн обреченно вздохнула.

— Когда она придет?

— Она хотела нагрянуть к нам сегодня же, и я согласился, подумав, что тебе будет скучно сидеть весь вечер одной, пока я работаю.

Энн с улыбкой покачала головой.

— О нет! Впервые за последние три года я наслаждаюсь одиночеством. Мне вовсе не скучно, просто уютно и хорошо.

Впервые ее слова тронули Филипа. Он и прежде сочувствовал ей, но так, как посочувствовал бы голодающим китайцам. А теперь в ее голосе послышалось что-то близкое, почти родное. «Она прошла настоящий ад», — подумалось Филипу, и он произнес вслух:

— А может, она еще передумает. Пока давай выпьем кофе.

В дверь позвонили, когда Энн заканчивала мыть посуду. К ее удивлению, Филип не ушел в кабинет и вообще не собирался уходить. Он сам открыл дверь и впустил гостью.

Джоан Толлент поражала пышностью форм, китель цвета хаки чуть не лопался на ее внушительной груди. На голове лихо сидела пилотка, щеки напоминали круглые румяные яблоки. Сочным, густым голосом она объявила:

— Давненько мы не виделись, Энн! Похоже, я изменилась сильнее, чем ты. Все дело в форме. Мне еще повезло — этот цвет мне к лицу, а у других девушек кожа от него кажется зеленоватой. Видишь, как я похудела? И на этом я не остановлюсь, хотя, конечно, морить себя голодом не стану, — она гулко расхохоталась. Войдя в гостиную, она выпучила круглые синие глаза, уставившись на Энн в упор. — Ты что, сидишь на диете? Ты совсем отощала.

— Я жила в оккупированной Франции, Там не располнеешь.

Джоан обернулась к Филипу.

— Обязательно заставьте ее пить какао — от него полнеют. Я обожаю его, но просто не могу себе позволить. А один наш капрал пьет его целыми днями. Ей трижды пришлось распускать швы на форме, и все равно она еле влезает в нее. Мы держим пари, что будет дальше: ее уволят или выдадут ей новую форму?

Филип поставил локоть на каминную полку, не делая ни малейших попыток уйти в кабинет. Отправляясь за кофе, Энн услышала его ленивый голос:

— Ее заставят подписать обязательство воздерживаться от какао до истечения срока службы.

Когда Энн вернулась, Джоан все еще говорила о еде:

— Столько никому не съесть! — жаловалась она тоном человека, потерпевшего фиаско.

Заметив Энн, она проворно вскочила и чуть не уронила поднос в попытке помочь. По пути к столу она наткнулась на скамеечку для ног, толкнула бедром стул и запнулась о край ковра. Наконец она пристроила кофейную чашечку на круглом колене, продолжая болтать без умолку: «Свадьба… ты была бесподобна, Энн… Платья подружек… Мое было слишком тесным, я не могла проглотить ни крошки. Хорошо еще, что молния не разъехалась прямо в церкви! И потом, белый цвет безобразно полнит. Не знаю ни одной женщины, которой он был бы к лицу… Знаешь, а Диана на Ближнем Востоке. А Сильвия замужем, у нее двое малышей, а прислугу она никак не найдет… А та худышка… как же ее звали? Кажется, Лин… так вот, она тоже служит в армии! Помнишь, как она влюбилась в тебя? Наверное, она была без ума от радости, когда ты вернулась!»

Филип лениво отозвался:

— Да, без ума.

Энн отчаянно желала, чтобы Филип ушел к себе, но он не двигался с места. Рослый, светловолосый и надменный, он стоял, прихлебывая кофе и держа между пальцев позабытую сигарету. Джоан Толлент тоже курила — так же азартно, как и болтала, то и дело глубоко затягиваясь. Она продолжала вспоминать Линдолл до тех пор, пока Энн не охватило желание завизжать. Но она давно научилась сдерживаться, поэтому сидела молча, изредка вежливо улыбаясь. Филип мог бы сменить тему, если бы захотел. Энн не хотелось, чтобы он наблюдал за ней и видел, что ей не все равно, кто и что говорит про Линдолл.