— Вы угрожаете мне? — и беспечно рассмеялась. — В этом нет необходимости. И потом, это было бы… просто глупо!

— Значит, вы убеждены, что я далеко не глуп? Благодарю, леди Джоселин. Но впредь избегайте подобных слов. Их можно истолковать превратно, а это всегда опасно. Хочется верить, что вы просто пошутили, заявляя, что больше не желаете участвовать в деле…

Она перебила его, вскинув руку и придвинувшись ближе.

— Подождите, выслушайте меня! Да, вы и вправду поняли меня неправильно. Поэтому я и хочу объясниться. Идти дальше стало слишком опасно. Нет, я не боюсь, но мне кажется, у нас нет никаких шансов. Не знаю, что Филип приносит домой — он запирает портфель и носит ключ в кармане на цепочке. Если он застанет меня роющейся в его бумагах, все будет кончено. Как вы не понимаете — я нахожусь под постоянным наблюдением! Отчасти он верит мне, мне удалось убедить его, но в глубине души его по-прежнему терзают сомнения, он держится настороженно. Достаточно малейшего повода, чтобы он порвал со мной. Я хочу только принять меры предосторожности — дать ему привыкнуть ко мне и к удобствам, стать необходимой ему, помочь ему забыть про увлечение Линдолл. В конце концов, когда-то он был влюблен в меня — почему бы не попытаться воскресить это чувство? И вот тогда-то я смогу принести вам пользу. От влюбленного мужчины можно добиться всего.

Она почувствовала на себе пристальный испытующий взгляд. Наконец мистер Феликс произнес:

— Значит, отложим дела на шесть месяцев?

— Да, да!

— Шесть месяцев, чтобы вы могли утвердиться в своем положении, создать Филипу Джоселину комфорт и заставить его снова влюбиться в вас.

— Да!

— А нам прикажете все эти шесть месяцев сидеть сложив руки и дожидаться вас? — Он пренебрежительно взмахнул рукой в перчатке, провел ладонью по поверхности стола, будто стирая что-то, и рявкнул: — Quatch!

Это единственное вульгарное немецкое ругательство прозвучало, как пощечина. По категоричности ему не могло найтись равных. Предложение Энн сочли вздором и заявили об этом, выбрав самое грубое из существующих слов. Энн поняла, что сделала ход и проиграла, но вместо того, чтобы испугаться, разозлилась. Напрасно он вздумал угрожать ей! Загнанная в угол, она способна на многое.

Он продолжал смотреть на нее в упор и наконец заговорил:

— А теперь поговорим разумно. Вы будете по-прежнему выполнять приказы — все без исключения. Первый из них — вот, — он протянул Энн пакетик. — Вы сделаете оттиск ключа. Только проследите, чтобы на ключе не осталось следов воска, как у какого-нибудь незадачливого преступника в плохом детективе. Этим вы займетесь сегодня же.

— Не могу. Он не расстается с ключом.

— Но ведь он иногда спит, верно? В пакете лежит не только воск, но и таблетки. Если положить две из них в чашку с кофе, он быстро заснет и проспит всю ночь. Вы найдете ключ, откроете портфель и сфотографируете бумаги, фотоаппарат у вас есть. Не бойтесь, он не проснется. На следующее утро, как только Джоселин покинет квартиру, вы отправитесь за покупками. На полпути вниз, на лестнице вы встретите идущего навстречу человека. Поравнявшись с вами, он споткнется о ступеньку и упадет на колени. Вы поможете ему встать, он поблагодарит вас и скажет: «Пустяки. В семьдесят восьмом я был ранен дважды». После этого вы уроните пакет с пленкой и оттиском, он поднимет его, а вы преспокойно пойдете за покупками.

Ее гнев перерос в решимость. Он требовал, чтобы она пошла на огромный риск, а Энн предчувствовала, что у нее ничего не выйдет. Так она и сказала.

— Я не смогу. Это слишком рискованно. В отличие от меня, вы не знаете Филипа. Внешне он флегматичен, а на самом деле может взорваться из-за пустяка. От него ничего не ускользает. То, чего он не видит, он чувствует. Мне приходится быть осторожной не только в поступках и словах, но и в мыслях. Вы представить себе не можете, как трудно оставаться с ним один на один. Он сразу поймет, что я что-то замышляю.

Стекла очков блеснули на свету. Мистер Феликс произнес:

— Интересно, сумеете ли вы убедить меня? Кстати, откуда вам так много известно о Филипе? И еще… неужели вы имели глупость влюбиться в него?

— Конечно нет!

Но едва у Энн вырвались эти слова, она поняла, что поспешила. И выбрала неверный тон. Он не убедил бы никого, тем более ее собеседника.

— Так вот оно что! — подхватил он. — Но вам все равно придется идти до конца.

— Нет-нет! Вы ошибаетесь, я говорю правду! Что толку, если я рискну — и проиграю? Если он разоблачит меня, второго шанса у меня не будет, и вам это известно. И как же тогда поступите вы?

— А почему вы решили, что он вас разоблачит? Что такого вы сделали или сказали? Что вы скрываете? Если он что-то подозревает, значит, его подозрения чем-то вызваны. Отвечайте немедленно!

Она сидела выпрямившись, слегка откинув голову, словно для того, чтобы сохранить дистанцию. Собеседник застал ее врасплох, она сразу растерялась. «Зачем я сказала это?.. Но я ничего не говорила… Что я сказала?.. Если он решит, что Филип меня подозревает, он не станет рисковать, он оставит меня в покое… Не знаю… а может, и нет… ничего не понимаю…»

В комнате снова зазвучал голос, зловещий, как завывание ветра.

— Он подозревает вас?

Вынырнув из водоворота мыслей, она ответила:

— Не знаю.

— Лгать мне бесполезно. Что-то вызвало у него подозрения.

— Не знаю…

Эти слова вырвались у нее сами собой. Придумать другие она не смогла.

— Я же сказал: лгать бесполезно. Что-то произошло. И вы скажете, что именно!

«Если сейчас я позволю ему запугать меня, все кончено», — подумала она. И эта мимолетная мысль пробудила спящую в дальнем углу смелость, заставила губы растянуться в улыбке, а голос — зазвучать беспечно и легко.

— Прошу вас, не надо меня пугать! Да, вы правы: был один случай… но я ни в чем не уверена. Вот почему я пока решила промолчать о нем.

— Что за случай?

Она уже успела взять себя в руки и потому легко продолжала:

— Ничего особенного — так, пустяк, но все-таки… словом, судите сами. Вчера ко мне заходила одна девушка, которая была подружкой на нашей свадьбе, дурочка, каких мало. И она завела разговор о дневнике.

— Что она сказала?

Энн объяснила:

— Сказала, что я записывала в дневник буквально все, даже то, о чем не принято говорить — как Пипс, — она засмеялась. — Впрочем, она тут же оговорилась, что в этом нет ничего дурного, захихикала и спросила Филипа, показывала ли я ему свои записи.

— А он?

— Он посмотрел на меня… — она осеклась.

— Как?

— Не знаю…

— С подозрением?

Гнев вновь взметнулся в ней.

— Говорю же вам: не знаю! Я все равно ничего не смогу вам ответить, сколько бы вы не допытывались! Но по-моему, сейчас надо выждать время. Эта девушка все испортила. Не знаю, что именно, но чувствую: Филип о чем-то задумался. Он опять стал незаметно следить за мной, как с самого начала. Вы хотели знать правду — вот она! И вы хотите рисковать в такой момент? Предоставляю вам это право.

— Нет, пожалуй, нет, — отозвался ее собеседник. — Почему же вы сразу не сказали? Зачем заставили вытягивать из вас слово за словом? Вы говорите, это мелочь… «так, пустяк», как вы выразились. Вы и вправду так считаете? И думали, я вам поверю? Вы крепились до последнего момента и выдали свою тайну только для того, чтобы отвертеться от поручения. А теперь я скажу вам, почему вы вдруг так испугались риска. Вы обнаружили, что играть роль леди Джоселин очень удобно: у вас есть положение в обществе, состояние, муж — весьма преуспевающий молодой человек. В сущности, вы получили все, к чему стремились. Больше вам ничего не нужно, вы хотите просто сидеть и наслаждаться триумфом. А я напоминаю вам, что все это вы еще не заслужили. Те, кто помог вам, могут все отнять. И довольно об этом. А теперь слушайте внимательно: о полицейских можете забыть. Они уже убеждены, что с Нелли Коллинз произошел несчастный случай. Одна жительница Руислипа обратилась в полицию и рассказала, что давно знакома с Нелли Коллинз и часто приглашала ее к себе. Согласитесь, это звучит весьма убедительно. Теперь полицейские считают, что вся болтовня Нелли Коллинз в поезде — не что иное, как желание привлечь к себе внимание, поэтому она и отправилась к подруге в Руислип. Глядя на него, Энн видела только темную плотную фигуру, клок волос и едва различимый блеск стекол. С расстановкой она произнесла: — Вы думаете? Видимо, это устроили вы.