На улице потемнело, как в бурю, и он посмотрел на небо.

Кит стояла, прижавшись к стене дома, и видела, что Льюис вышел. Он немного отошел от двери, сунул руки в карманы и посмотрел вверх. Она тоже смотрела туда. Она хотела, чтобы на нее падал снег. Тут он обернулся и увидел ее.

Ветер прекратился, и все затихло. Рядом с ними никого не было.

Она сделала к нему несколько шагов и улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ, и они оба снова посмотрели в небо. Хлопья снега были огромными, и сначала их было очень мало, но потом снег пошел гуще. Снег медленно опускался на их лица отдельными большими снежинками. Небо во время снегопада казалось более глубоким, за падающими крупными снежинками можно было разглядеть более далекие, совсем маленькие, которые еще дальше сливались в одну общую массу. Льюис посмотрел на Кит. На ней было платье с короткими рукавами, и ее девчоночьи руки казались очень тоненькими, но были довольно загорелыми, даже после зимы.

— Ты, наверное, замерзла.

— Со мной все в порядке.

Было абсолютно тихо. Но вскоре снова поднялся ветер, который унес снег, небо прояснилось, а потом, очень быстро, все закончилось. Вокруг опять стало светло, и мир наполнился движением. Они вошли в дом. Льюис закрыл за ними дверь, а Кит робко взглянула на него и, не говоря ни слова, пошла туда, где собрались гости.

Он чувствовал себя лучше. Он стал спокойнее, словно внутри него что-то отключилось. Льюис подумал, что нормально переживет и этот день. Он не будет думать о том, что сказал Дики, и, если очень постарается, возможно, ему удастся удержать себя и не сделать что-нибудь плохое. Именно таким ему виделось нанесение себе этих порезов; из-за стыда он никогда не называл вещи своими именами, для него это значило «сделать что-то плохое», просто еще один из плохих поступков, которые он совершал.

Он зашел в ближайшую комнату, комнату, где он играл в детстве; она называлась классом, и в ней когда-то были игрушки и книги. Теперь она превратилась в еще одну гостиную, почти без мебели, но в углу по-прежнему стоял игрушечный конь-качалка. Он вспомнил, как сражался за него с Фредом и Робертом, и рассмеялся.

— Что ты здесь делаешь?

Льюис обернулся. В дверях стоял Том Грин, а за спиной у него Эд Роулинс.

— Ничего.

— Что ты здесь делал? — Эд произнес это тоном старшеклассника, призванного следить за дисциплиной. Сейчас ему было девятнадцать, и он уже закончил школу, но голос его, видимо, будет звучать так всегда.

— Ничего.

— Ты тут брал какие-то вещи?

— Что?

— Воровал. Так?

— Что здесь происходит? — Это была Тамсин, она выглянула из-за плеча Эда.

В этой большой комнате не было ничего, кроме голых половиц. Льюис стоял у окна, а они втроем были у двери и смотрели на него.

Эд и Том заговорили шепотом, чтобы Льюис их не слышал.

— Полагаю, тебе нужно отсюда выйти, — сказал Том.

— Не думаю, что мистеру Джонсону понравится, что кто-то находится в этой комнате, особенно ты.

— Пойдемте, мальчики, — сказала Тамсин, — это глупо. Нас всех ждут в гостиной.

Эд и Том зашли в комнату, а Тамсин в нерешительности замерла в дверях и выглянула в холл.

— Ну пойдемте, — сказала она Эду, — пожалуйста!

Послышались чьи-то шаги, и Эд с Томом быстро оглянулись.

Это был Фред Джонсон.

— Вы нашли его? Что он тут делал?

— Он просто был здесь. Я не знаю.

— Фред, — сказала Тамсин, — пойдем, что вы все собираетесь делать?

Фред не обратил на нее никакого внимания. Он зашел в комнату, стал рядом с Томом и громко сказал Льюису:

— Я хочу, чтобы ты ушел. Это мой дом. Никто не хочет тебя здесь видеть.

— Иди, Тамсин, — сказал Эд, — мы сами этим займемся.

Льюис задумчиво улыбнулся: так вот что будет происходить дальше. После того, что сказал Дики, они знали, что могут вести себя, как им заблагорассудится. Что ж, если могут они, он тоже может.

— Чему ты ухмыляешься?

Этим его задеть было нельзя. Они хотели его побить, но им следовало сначала подготовиться. Им нужно было распалить свою кровь и уже из этого огня выудить злость. Ну, а он чувствовал себя так постоянно, ему нужно было всего лишь отпустить себя. Он чувствовал себя непобедимым, потому что ему было все равно, причинят ли они ему боль, он этого не боялся и при этом знал, что сами они боятся.

Сначала он направился к Эду, потому что тот был самым старшим и его он больше всех ненавидел; он сумел сильно ударить его, прежде чем остальные навалились на него. Эд ударил его в живот, отчего Льюис согнулся, а Том ударил его сбоку в лицо, в голове у него словно что-то взорвалось, и ему это понравилось. Тамсин выскочила позвать на помощь. Все это длилось не более минуты. Фред и Том удерживали его на полу, а колено Тома прижимало его голову к доскам, на него сыпались удары чьих-то ног, а затем вбежали Джилберт и Дэвид Джонсон и остановили это. Сама драка длилась недолго. Эд и другие мальчики дрожали, но в Льюисе вскипала волна ярости, и удерживать его пришлось Джилберту, Дэвиду, а затем и Эду, который все жаловался по поводу подбитого глаза. Посмотреть на это зрелище пришло много людей, они стояли в дверях и заглядывали в комнату, а Джилберт, лежа на полу, крепко его держал, и Дэвид помогал ему.

Пока Льюиса удерживали силой, гости шумно обсуждали происшедшее, а другие мальчики, участники драки, осматривали себя в поисках повреждений, которые были незначительными и больше надуманными. Люди вытягивали шеи у дверей, не заходя в комнату, бросали реплики, пересказывали друг другу, что удалось увидеть, про Льюиса, который после вспышки ярости замкнулся и вел себя очень спокойно.

Кит ничего этого не видела. Она ждала в большой гостиной у камина. Она заставила себя остаться на месте и не последовать за всеми. Тамсин рассказывала о происшедшем смутно и никого не обвиняла, но Кит знала, как все должно было происходить, и не хотела видеть Льюиса, прижатого к полу, униженного и опустошенного.

— Расходитесь, давайте, уходите все, пусть Джилберт займется этим, — сказала Клэр, и все неохотно вернулись в гостиную, не желая с ней спорить.

Джилберт осторожно поднялся на ноги, отряхнул брюки на коленях; Льюис, которого никто уже не держал, не двигался.

— Элис, пожалуйста, подожди нас в машине, — сказал Джилберт, и Элис вышла, не сказав ни слова и не глядя на Хилари Джонсон и Клэр Кармайкл, которые стояли в холле.

Джилберт смотрел на Льюиса сверху вниз.

— Можешь встать?

Льюис поднялся.

— Мы сейчас поедем домой, — сказал Джилберт и хотел добавить что-то еще, но Льюис уже отошел от него.

Он вышел из дома, не поднимая глаз. Когда он проходил мимо Хилари и Клэр, те отошли назад.

Из комнаты вышел Джилберт.

— Хилари…

— Давай не будем сейчас ничего говорить, Джилберт, — сказала Хилари. — Лучше побыстрее отвези Элис домой.

Джилберт снял с вешалки у двери свою шляпу и вышел.

Хилари Джонсон и Клэр Кармайкл с удовольствием бы посмотрели, как машина Джилберта следует за идущим по дороге Льюисом, но оставлять дверь открытой в такой момент было бы некрасиво.

— Лично я не хотела звать его в дом, — сказала Хилари, закрывая дверь. — Это Дэвид настоял — ради Джилберта.

— Я подумала, что со стороны Дики было нехорошо говорить такие вещи в церковном дворе, но, видимо, другого выхода нет. Мы не чувствуем себя в безопасности, и, вероятно, будет лучше, если все скажут об этом. Ради всего святого! Ты видела его лицо? С ним определенно что-то не так.

— Знаешь, мне больше всего жаль Джилберта и бедную Элис.

— Я была у них сразу после смерти Элизабет, — сказала Клэр. — Знаешь, он тогда был неестественно спокойным.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ужасно, конечно, говорить такие вещи, но можно было бы предположить, что ребенок, потерявший свою мать так внезапно, в результате несчастного случая, должен был бы ужасно страдать. А он казался очень спокойным. Просто отчужденным и спокойным. От такого обычно теряют присутствие духа.