66. а она говорит: «ты опять опоздал. ну как же... а она говорит: «ты опять опоздал. ну как же так? почему? Господи, весь в отца!» я рулю по шарадам многомногомногоэтажек и стараюсь не видеть сбоку её лица. а она говорит: «ты одет, как бомж, или даже хуже. может быть, съездием в магазин?» я рулю по шарадам многомногомногоэтажек и стараюсь смотреть на датчик масло? бензин? а она говоритговоритговорит и никак не скажет. я хотел бы обнять её крепко, но это, увы, уже неуместно давно. по шарадам многомногомногоэтажек я везу свою маму куда-то. надеюсь, в жэк. 67. слипаться телами, склеиваться, срастаться впадинамивыпуклостями... слипаться телами, склеиваться, срастаться впадинамивыпуклостями. любить так сильно, что кажется: чуть больше – и уже не вынести, потому что сердце взорвётся от этих немыслимых киловатт. ещё не проснувшись толком, в темноте тебя целовать и слышать в ответ урчание: «ты меня разбудила...» спускаться вниз на цыпочках, внушая себе «мудила, опять не сдержалась! а ведь могла бы сейчас я просто зевнуть, потянуться, встать, выйти.» и охуевать от счастья, что не могла бы. 68. хочу стать: родинкой на твоём плече... хочу стать: родинкой на твоём плече; вакциной от гриппа, которую не заменить ничем; чёртовым колесом, чтобы мир – у твоих ног; клавишами, обычными самыми – в 7 нот укладывать колыбельные. и серенады. 69. самый тихий, самый робкий... самый тихий, самый робкий, ты синяк на подбородке мне оставил для того, чтобы нежное клеймо сообщало всем ненужным, кто здесь чей. ведь правда? ну же! признавайся. я смеюсь над ярмом семейных уз до сих пор и строю глазки этой женщине угластой, полагая, в том числе, что оставить алый след, свежий, на моём плече. чтобы знали – кто здесь чей :) ты сумеешь. 70. мне снова сегодня снилось, что ты – жена... мне снова сегодня снилось, что ты – жена. моя. не бойся. моя. чужих во сне не бывало. итак: ты (смугла, нахальна, нахально обнажена) пьёшь карменере, забираешься под покрывало, целуешь меня, показываешь кольцо на безымянном, смеёшься, вредно щекочешь чёлкой, вдруг говоришь: «ты сумеешь быть их отцом? их, живущих во мне, мальчика и девчонки?» а я замираю от ощущения: да... как же я раньше, глупая, не поймала? ведь это чувство было во мне всегда! пьёшь карменере, забираешься под покрывало, кладёшь себя в мои руки и по чуть-чуть в них растворяешься, дышишь всё глубже, тише. а я замираю. и очень тебя хочу. и... мягко баюкаю вас. 71. дорогой мой Бог, ты спрашивал про мой «женский каприз» – так вот он...
дорогой мой Бог, ты спрашивал про мой «женский каприз» – так вот он: сделай меня лучшим в мире громоотводом. да-да, меня, в этой шапке нелепой, в боксерах, в свитере синем. сделай меня мудрой, спокойной, сильной, как гоша (который жора, который гога) из кино про москву. там ещё баталов играет. ну, Бог, а почему бы нет? ты же сам понимаешь – сдюжу! я была юлянчей, юляшей и яшей, и даже юшей – так давай попробуем! просто: возьми и сделай, ты же можешь. 72. Бог! /нет, не так. итак:/ дорогой мой Бог!.. Бог! /нет, не так. итак:/ дорогой мой Бог! я куплю лотерейный билет, перестану грызть ногти! только бы одна во сне утыкалась в мой левый бок, а другая была уверена в каждой ноте. 73. анечка, здравствуй. мне опять приснилась она... анечка, здравствуй. мне опять приснилась она. с глазами женскими, с повадками пацана. и не говори мне снова, что ты не беременна. ведь всё известно: как «девчушку-то» назовём; какую ей сказку придумаем; что соврём про капустного аиста... какой поднимется рёв, когда она перестанет верить в деда мороза! любить её будем кишками, пороть – ладонью и розгой. анечка, слушай. слушай меня внимательно: ты ведь лепилась как раз для того, чтобы быть матерью, так нахуя тебе эта нелепая математика? ведь всё понятно: мне средний напишет «да!» => я позвоню тебе, и (точь-в-точь как тогда!) начну всхлипывать в трубку => а ты скажешь мне: «ерунда. пара швов, плюс после наркоза я не вязала лыка, но, зыкина, если бы ты только видела эту её улыбку!» а у меня опять будет небо и в коленях, и в голове... ты всё прочла? так! а ну прекращай реветь! 74. он вдруг вскакивает, громко орёт: «идея!»... он вдруг вскакивает, громко орёт: «идея!», потом пишет пару-тройку строчек в неделю, потом ему нужен допинг, потом ему нужны деньги, потом возникает потребность поехать в дели, дабы почувствовать, что есть кто-то его мудрее, затем он бубнит о доме – о сыне – о древе, отбрыкиваясь от давно заждавшейся дрели, ибо: «какие шурупы, когда я в процессе, в деле всей моей жизни!?» – горячится, кричит, потеет = росинки солёные на упрямом жилистом теле вызывают желание носом уткнуться в телек, налить себе пива, плечо его полизывать еле-еле. – нет! нет! не прелюдия, не медленный танец ебли, не льсти себе, милый. звони любовнице. ей ли не знать, что для такси ты жаден, а на метро доедешь часа через полтора, то есть где-то к полуночи? это критично. она устала. ей завтра на службу. и... чёрт бы побрал поэтов! |
