яшка казанова вы е бон 1. в киеве пахнет булками. утром, в шесть... в киеве пахнет булками. утром, в шесть выходишь на улицу, едешь в аэропорт и губы зубами щипаешь, пытаясь шерсть, вставшую дыбом, как-то пригладить. 2. она прядет из жил моих нитки на свитера... она прядет из жил моих нитки на свитера, сама даже не понимая этого, но нутром чуя, что мстит мне – за вчера, за позавчера = за слишком больное, за слишком счастливое. тромб памяти бродит по телу: смотри-ка, вот каждый день, который был прожит вместе, вот каждый час. и как удалось нам все это куда-то деть? и как удалось мне так самочьи одичать, что горлом рвануло безжалостнейшее «дааааа», сметая все, даже меня, на своем «могу»? и... пусто теперь. и сколько не ожидай, она не вернется прежней. а губы лгут, когда ощущают фантом ее бежевой кожи. врут глаза, когда видят лицо ее в тысячемордой толпе. насилую кнопки беспомощной дрожью рук, которые ничего уже не сумеют отдать тебе. 3. мое настроение, как погода на улице... мое настроение, как погода на улице, меняется то в одну, то в другую сторону. хотя все хорошо – дочка учится, рыбка удится –, эти скачки термометра вовсе не обоснованы. отчего же какие-то черти внутри шевелятся, не дают мне ни спать нормально, ни бодрствовать? может быть, взять себя в руки, пойти развеяться: сначала по шлюхам портовым, потом – по боцманам? может, забыть про имя и про фамилию, став персонажем с должными вытекающими? и каждая новая кровь будет зваться шепотом «милая», и все будет проще в три тысячи раз. но пока еще 4. то ли устала. то ли простужена... то ли устала. то ли простужена. мягкий коньяк вместо ужина. сужена больно гортань – я глотаю с усилием. глаза, согреваясь, становятся синими и смотрят: на сумрак, повисший над городом, почти превратившийся в ночь – год от года он всё гуще. на дождь, языком лакирующий брусчатку. на чей-то livejournal dot com. и на ru еще. на женщину, чьё одиночество явное любой бы заметил, замечу и я, но ей плевать. на сигару. на более менее спокойный бульвар. на тарелку с пельменями, парящую так ароматно, что хочется всех: вечер, табак, дождь, страстной, одиночество с ладоней кормить, по загривку поглаживать, и слушать их шепот, и – самое важное – ловить, как под сердцем, чуть-чуть ниже дании стучат вместо пульса часы ожидания. текут, оставляя то шрамы, то ссадины, то просто штрихи. 5. этим болеют и потаскухи, и леди...
этим болеют и потаскухи, и леди: вот уже месяц единственный смысл мой в том, чтоб расстегивать пуговицы и раздвигать колени – или твои, моя девочка, или перед тобой. этому невозможно сопротивляться: вот уже месяц на запястьях и шее я ношу следы бесстыдных капитуляций – темнолиловая рваная чешуя. это раздавит избытком серотонина: вот уже месяц лабиринты набухших жил тормошит ощущение жизни. и жилы поют. они на удивление стойки – только одна дрожит. 6. она всегда знает, какая чему цена... она всегда знает, какая чему цена, она хранит мелочь в особенном кошельке. а еще родила симпатичного пацана и спит теперь спокойно. щекой – к щеке. она часто спорит на рынке до хрипоты, обожает смотреть сериалы, не бреет ног. а еще у нее в подъезде живут коты и, когда она входит, вьются веретеном. она жарит очень вкусные беляши – побольше начинки, чтоб тесто почти рвалось. она любит смеяться громко и шить. и жить. а еще в ней, прямо по центру, земная ось. 7. ты права... ты права: - можно чудить, но не в тридцать же лет! - каждая, кто поведется со мной, будет потом жалеть - я использую женщин, чтобы было на чьих спинах писать - у меня дрянная начинка - всё, что мне интересно – это животный секс - теперь понятно, почему меня не вынес ижевск - я не умею любить никого, кроме себя самой - после того, как я исчезаю, хочется крикнуть «смойте!» - я, как переходящее знамя: то там, то здесь - на меня нужно вешать табличку «полный пиздец» - я иду исключительно по головам - утопить бы меня в любой обожаемой мною ванне - от меня можно ждать только красивых па - все свои грехи я валю на феназепам - я – фейерверк или хлопушка, но не огонь - интересно, надолго ли хватит патронов в моей обойме? ты права! права в каждом слове, но – чертчертчерт! – почему столько дней ты в мое утыкалась плечо? |