Ханна подала знак, чтобы принесли счет.

— Было ли там еще что-нибудь странное? В каком состоянии вы его оставили?

— Могли бы и не спрашивать. Он сказал мне, что между нами тоже все кончено. Он сказал «мы доиграли до конца» — как хорошо это выражение описывает ситуацию, правда? В любом случае, все, что мы делали, если задуматься, было игрой. Притворство, развлечение. Он сказал, что теперь со всем этим покончено. Что хочет начать быть настоящим, прекратить все игры. Так грустно, если задуматься… Учитывая тот факт, что очень скоро все «игры» действительно прекратились.

— Вы обо всем этом рассказали полиции? — спросила Мэг.

— Что Этан бросил меня? — ответила Ханна. — Нет, дорогая, не рассказала. Они так нервировали меня своими вопросами… Начнем с того, что я не часто имею дело с властями. И к тому же они подозрительно отнеслись к тому, что я первой побывала в мастерской в то утро. Не думаю, что они поверили мне, когда я объясняла, что ехала позади Этана, чтобы он чувствовал себя спокойнее — я считаю, они решили, что я выслеживала его или что-то в этом роде. Все это заставило меня нервничать. Я даже наняла адвоката. — Ханна увидела выражение лица Мэг и предвосхитила ее следующий вопрос:

— Нет, я не убивала Этана. День, когда я убью мужчину за то, что он меня разлюбил, будет, могу вас заверить, днем, когда я убью себя.

Мэг сама точно не знала, чего ожидала от этого слушанья в Монтвиле, но определенно не того, что случилось в реальности. Слева от ступеней здания суда собралась небольшая кучка протестующих, за которой надзирали два офицера полиции. Оттуда доносились выкрики, но Мэг не смогла ничего разобрать, пока Ханна выруливала по изгибающейся подъездной дорожке. На нарисованных от руки плакатах было написано: «БЕЗОПАСНОСТЬ ДЛЯ НАШИХ ГОРОДОВ!» и «ОСТАНОВИТЬ НАСИЛИЕ СРЕДИ ПОДРОСТКОВ!».

— О нет, она должна уйти! — Мэг, наконец, услышала голоса скандирующих, когда Ханна припарковывалась позади пустого школьного автобуса. Мэг узнала Полу Йодер и еще несколько матерей из Ред-ривера. Всего собралось, вероятно, человек тридцать, большинство из которых — женщины.

— Не возражаете, если я туда не пойду? — сказала Ханна, поворачиваясь к Мэг. — Мне действительно не хочется во все это вмешиваться. Или противоборствовать с Ларк — по чисто эгоистическим деловым соображениям.

— Я понимаю, — сказала Мэг, заметив двух фотографов, стоявших по диагонали от главного входа и беседовавших между собой. Поблизости был припаркован фургон агентства местных новостей. — Но вы подождете меня? Понятия не имею, сколько времени это займет.

— Со мной все будет хорошо. При условии, что мне больше не придется общаться с полицейскими, — сказала Ханна, а потом добавила, когда Мэг уже начала выбираться из машины: — Удачи вам.

Удача была еще не все, что ей могло понадобиться, решила про себя Мэг, поставив ногу на первую ступеньку. Еще пригодилась бы небольшая кольчуга. Или пуленепробиваемый жилет.

— Как вам не стыдно, Мэг Хардвик! — выкрикнула Пола Йодер, когда узнала ее. Мэг слышала быстрое щелканье камер за своей спиной. Она заторопилась и, толкнув одну из тяжелых передних дверей, вошла в величественный вестибюль здания суда. Здесь также была толпа, и она быстро пробежала взглядом по лицам, стараясь найти хоть одно дружелюбное. Питер Бордман сказал, что будет ждать ее возле переднего входа и она узнает его по завязанному бантом темно-синему галстуку. Но она узнала его по успокаивающему голосу, какой бывает у дедушек.

— Вы, должно быть, Мэг, — сказал Бордман, взяв ее под локоть. Это был высокий мужчина с сутулыми плечами, чуть старше пятидесяти, с редеющими волосами песочного цвета. Он носил очки с половинками стекол, и у него были проницательные голубые глаза. — Давайте выберемся из этого зверинца. С минуты на минуту начало.

Он повел ее через толпу по коридору к главному залу суда с высокими окнами бутылочно-зеленого цвета. В комнату врывался послеполуденный свет, придавая всем предметам бледно-зеленый оттенок. Мэг мгновенно увидела Ларк, сидевшую между Франсин и Жанин. Франсин что-то прошептала, и сестра коротко взглянула в сторону Мэг, медленно и печально кивнула головой, а затем демонстративно отвернулась.

— Вон Артур Пирсон, окружной прокурор, — сказал Бордман в надежде отвлечь Мэг. Он указал на маленького элегантно одетого мужчину, увлеченно беседовавшего с двумя помощниками — мужчиной и женщиной, — каждый из которых буквально возвышался над ним. У Пирсона была шапка темных волос, таких пышных и ухоженных, что Мэг заподозрила, что это накладка.

— Кстати, нам повезло, — продолжал Бордман, обращаясь к Мэг так, будто они знали друг друга долгие годы. Было что-то такое в его голосе и манерах, что заставило Мэг почувствовать немедленное облегчение — и благодарность, что Эйб направил Люсинду к нему. — Не думаю, что судья Марин доброжелательно относится к пропагандисткой тактике Пирсона.

Бордман провел ее в первый ряд, где рядом с офицером суда сидела Люсинда, не накрашенная и выглядевшая изнуренной.

— Это он организовал снаружи этот маленький комитет по встрече? — спросила Мэг, улыбаясь Люсинде. Кто-то, видимо, Бордман, мудро посоветовал ей не вставлять в нос кольцо. От рыжей краски на волосах Люсинды осталось всего несколько полосок, а ее новая более короткая стрижка, с покрашенной перьями челкой, делала ее похожей на беспризорника. Люсинда, когда-то поражавшая своими бунтарскими, шокирующими манерами, сжалась на своем месте в комочек. Она выглядела юной и уязвимой — и очень испуганной.

— Не знаю, — сказал Бордман. — Но местные газеты действительно публикуют красочные обзоры, посвященные тому, как он раскусил это дело. До меня дошли слухи, что в следующем году прокурор будет выставлять свою кандидатуру в сенат штата. И это для нас, скорее всего, хорошие новости. Судья ненавидит политиков «от юриспруденции».

— Эй, Люси, — позвала Мэг. Девушка повернулась, встала и импульсивно заключила Мэг в крепкие благодарные объятия. Мэг не могла удержаться, чтобы мельком не взглянуть в ту сторону комнаты, где находилась Ларк, хотя сейчас чувствовала, что все по ту сторону прохода следили за ней.

Судья, женщина за пятьдесят, с живой, деловой манерой держаться, заняла свое кресло, и Бордман, оставив Мэг сидеть позади Люсинды, подошел туда, чтобы проконсультироваться с ней и окружным прокурором. После короткой дискуссии, сопровождавшейся со стороны Пирсона большим количеством кивков, суд приступил к рассмотрению дела.

— Ваша честь, — обратился к суду Пирсон. Для такого маленького роста голос у него был громкий — выразительный баритон, сдобренный чрезмерным количеством апломба. — Дело, которое мы сегодня рассматриваем, является очевидным случаем убийства. Подзащитная была обнаружена в момент фактического обладания предметом, позднее идентифицированным как орудие убийства. Это было на месте преступления в момент наступления смерти, зафиксированный коронером. Ее арестовали в состоянии оцепенения, вызванного большой дозой алкоголя. Она признает, что была «не в себе», чтобы отдавать себе отчет в том, что происходило во время убийства. За те недели, когда я занимался расследованием этого дела, я выяснил, что Люсинда чрезвычайно беспокойная и неблагополучная девушка…

— Господин прокурор, — сказала судья, прерывая Пирсона, — пожалуйста, ограничьте свои рассуждения о характере подозреваемой фактами, а не предположениями.

— Разумеется, — сказал Пирсон с улыбкой, кивая головой и заглядывая в одну из карточек, которые держал в руках. — В этом семестре подозреваемая прогуляла в местной средней школе в общей сложности десять дней занятий. Она подозревается в порче собственности графства и провоцировании нарушений общественного порядка…

— Заведено ли на нее досье, мистер Пирсон?

— По существу, нет, ваша честь… — начал тот, но судья оборвала его.

— Я предлагаю перейти к рассматриваемому преступлению, которое представляется достаточно запутанным и неоднозначным. Прогулы оставим для другого случая.