Грант сунул руки в карманы и забренчал связкой ключей.
— Да, я проявил непредусмотрительность. Но тогда я понятия не имел, что кого-то убили. Рискну утверждать, что даже вы не всегда можете обеспечить себе алиби. Что дальше?
Лэм поднялся.
— Мы надеемся найти новые улики. А пока попрошу вас не покидать деревню, мистер Хатауэй.
Грант испытал облегчение и изумился этому.
Глава 29
Сняв трубку, Мэгги Белл услышала только, что миссис Эбботт звонит дочери и сообщает, что на ужин они не придут — полковник Эбботт увлекся игрой в шахматы со священником.
— Поэтому накорми Фрэнка и мисс Силвер.
Фрэнк еще не вернулся. Мэгги могла бы сказать это миссис Эбботт, поскольку мистер Хатауэй дважды звонил мисс Сисели и спрашивал о Фрэнке. Мисс Сисели опередила Мэгги:
— Фрэнк еще не вернулся.
— Тогда накорми мисс Силвер и поужинай сама. Съешь хоть что-нибудь, дорогая, — миссис Эбботт повесила трубку.
Следующим позвонил мистер Фрэнк — сказал, что задержится и просил не ждать его.
— Что за чепуха — ты должен поужинать!
— Я повезу шефа обратно в Лентон, там и перекушу. — И повесил трубку.
Мэгги Белл изнывала от скуки.
Следующим был звонок Марка Харлоу к мисс Сисели. Эту пару Мэгги всегда слушала в оба уха. Марк ухаживал за Сисели, это было очевидно. А она держалась холодно, но ведь она уже почти в разводе, значит, у него есть шанс. Мисс Сисели вряд ли помирится с мужем. Слишком уж она горда. Нет, не гордячка, но достоинства ей не занимать.
— Сисели… — произнес мистер Харлоу, и Сисели ответила таким тоном, словно звонок оторвал ее от какого-то дела.
— Что?
— Можно зайти?
— Нет-нет.
— Почему?
— Родителей нет дома.
— А при чем тут они? Я хочу поговорить с вами.
— Вам придется беседовать со мной и мисс Силвер. Вы этого хотите?
— Мы могли бы где-нибудь уединиться.
— Нет.
Марк Харлоу не удовлетворился ответом. Его громкий голос разнесся по всей линии.
— Как вы можете! У вас каменное сердце!
Сисели рассмеялась.
— А как я должна была поступить, будь у меня настоящее, живое сердце?
— Сисели, я взвинчен, из-за этих проклятых убийств! Полиция рыщет повсюду. Вы не поверите, они уже побывали здесь. Хотели выведать все, что я делал, говорил и думал на протяжении двух последних недель. Как будто кто-то может это вспомнить — такое придет в голову разве что полицейскому! В результате у меня не идет работа. Я только начал писать отличный квартет… Ну, вы помните, — и он напел мелодию, которая не понравилась Мэгги. Мисс Сисели тоже не была в восторге и прямо заявила об этом.
— По-моему, не слишком удачная мелодия.
Марк рассердился.
— Вам вечно все не нравится, а я закончил бы квартет, если бы не эта чертова суета! В такой атмосфере я не могу работать. Какой смысл жить в деревне, если даже здесь нет тишины и покоя? Здесь сыро, темно, холодно и до смерти скучно. Я надеялся хотя бы на то, что здесь меня оставят в покое. Если уж убийств не избежать, почему их не совершают в другом месте? Зачем чужаки приезжают сюда и превращают нашу жизнь в ад?
Минуту мисс Сисели молчала, затем заметила:
— А вы эгоист, Марк.
Мистер Харлоу буквально взорвался.
— Это чушь, и вы прекрасно знаете это! Все начинается с тебя самого, не так ли? Каждый человек — центр своей вселенной. А если нет, значит, он ничтожество — это бессмысленно. У него нет ни цели, ни стремлений, он всецело подвержен обстоятельствам. Каждый артист должен быть центром своей вселенной, иначе он ничего не добьется.
— По-моему, это вздор.
Он рассмеялся.
Этого Мэгги не ожидала: после гнева — такой смех. Отсмеявшись, он сказал:
— Вы — самый эгоистичный человек, какого я знаю.
— Нет.
— Именно так!
Мисс Сисели бросила трубку.
Мэгги еще долго с удовольствием вспоминала этот разговор.
Сисели вернулась в маленькую гостиную, где вязала мисс Силвер. Голубая шерстяная кофточка, над которой она трудилась в первые два дня после приезда, теперь покоилась в левом верхнем ящике комода в ее спальне, а вторая, нежно-розовая, быстро приобретала форму. Сисели, которую сначала раздражало благоговение Фрэнка перед вездесущей мисс Силвер, теперь изменила свое мнение о ней. Легко было бы отмахнуться от незваной гостьи, считая ее нудной, — но только в первые пять минут. В дальнейшем мнение о ней не меняли только глупцы и упрямцы, приверженцы собственных идей. Сисели была неглупа. Мисс Силвер сумела произвести на нее впечатление. Сисели с уважением относилась к уму, и заметила, что Фрэнк не только уважает хрупкую пожилую даму, но и питает к ней привязанность. Это было неожиданно и трогательно.
Сисели вошла в гостиную, мисс Силвер с улыбкой взглянула на нее, и в этот момент что-то произошло. Сисели вдруг озадаченно спросила:
— Скажите, а вы считаете меня эгоисткой?
Мисс Силвер по-прежнему дружелюбно улыбалась.
— Вам кто-то сказал об этом?
Сисели кивнула.
— Да, Марк Харлоу. Сказал, что более эгоистичного человека, чем я, он не встречал. Вы тоже так считаете?
Мисс Силвер продолжала вязать и улыбаться.
— А какого мнения о себе вы сами?
Сисели присела на пол перед камином, сложила руки на коленях, склонила голову набок и широко открыла глаза, напоминая ребенка, не уверенного, что он твердо заучил урок.
— Не знаю… Об этом я никогда не думала.
— А что думаете сейчас?
— Пожалуй, это правда, — с расстановкой отозвалась она и добавила: — Трудно не стать эгоисткой, когда вокруг все рушится. Об этом думаешь каждую минуту, и значит, думаешь о себе.
Мисс Силвер давно привыкла к тому, что ей поверяют самые сокровенные мысли. За время ее профессиональной карьеры ей не раз доводилось выслушивать самые невероятные признания. Ее не удивило то, что Сисели вдруг разговорилась с ней. Но сама Сисели была ошеломлена — потом, гораздо позднее. А в тот момент разговор казался ей совершенно естественным, избавлял ее от боли.
Мисс Силвер молчала, добродушно глядя на собеседницу. Если бы она заговорила, то рисковала бы подавить порыв Сисели. Но не дождавшись ответа, Сисели продолжала:
— Когда случается что-нибудь плохое, невольно начинаешь думать только о себе. Так случилось и со мной. Наверное, родителей это раздражает.
Мисс Силвер заметила:
— Нелегко видеть любимого человека несчастным и не иметь возможности помочь ему.
Темные брови поднялись над обеспокоенными глазами.
— Мама обожает Гранта. Это несправедливо.
Мисс Силвер кашлянула.
— Для него или для нее?
— Думаю, для обоих, и для меня тоже. Как теще, ей полагается ненавидеть зятя, быть на моей стороне, но она всегда поступает по-своему. От этого мне еще тяжелее. А папу в это дело я не хочу втягивать — он ненавидит скандалы. Среди мужчин это часто встречается, правда? Нет, сами они не ссорятся, но считают, что женщины часто устраивают скандалы по пустякам — и отчасти они правы. Мужчины убеждены, что женщинам свойственно ошибаться. Папа тоже любит Гранта. Он только подумает, что я затеяла ссору из-за пустяка.
Спицы негромко и ободряюще пощелкивали.
— Это правда?
Сисели заморгала, словно ее ударили неожиданно и сильно. Румянец проступил у нее на щеках, и она выкрикнула плачущим голосом:
— Нет, нет! Но нет ничего ужаснее, чем считать, что кто-то любит тебя, а потом узнавать, что он женился на тебе только ради денег, — она смахнула слезы гнева. — И ведь меня предупреждали об этом! Моя бабушка. Дедушка женился на ней из-за денег, и видели бы вы, что с ней стало! Кажется, она любила меня, не знаю почему, но больше она никого не любила. Она поссорилась с обоими сыновьями, терпеть не могла их жен. Маму трудно не любить, но бабушка и ее ненавидела. Она считала, что все охотятся за ее деньгами, кроме меня, да и то потому, что я слишком молода. Так она и написала в завещании: «…моей внучке Сисели, которая еще слишком молода, чтобы быть корыстной». Конечно, только сумасшедший мог бы заподозрить папу в корыстных мотивах. Но бабушка была способна на все. Она сообщила, что хочет завещать состояние мне, и предупредила, что все будут стараться отнять его у меня… — Внезапно кровь отхлынула от ее лица. — А еще она добавила, что я — смуглая худышка, что мужчины вряд ли будут влюбляться в меня, но станут ухаживать и делать предложения из-за денег.