Или так сухой, высокий,
У реки камыш шумит?
Не понять того, наверно,
Не разведать, не узнать:
Не дают мне думать звуки,
Что летят, дрожат, звенят.
Песня рвётся, песня льётся
На раздольный, вольный свет.
Только кто её услышит?
Разве только сам поэт.
Сонет
Посвящаю А. Погодину
Un sonnet sans defaut vaut
seul un long poeme.
Boileau
3* Безукоризненный сонет
один стоит целой поэмы.
Буало
Среди песков Египетской земли,
Над волнами синеющего Нила,
Уж сколько тысяч лет стоит могила:
В горшке семян лишь горстку
там нашли.
Хоть зёрнышки засохшие в пыли,
Но всё-таки их жизненная сила
Вдруг пробудилась и заколосилась
Порой весенней в солнечной дали.
О, край родной, вот символ
твой природный!
Очнулся наконец-то дух народный.
Я верю, что бесплодно не уснёт.
Вперёд рванётся, мудро просочится,
Как тот родник, что глубину пробьёт,
Чтоб мощно на просторе проявиться.
Погоня
Только сердцем тревожным почую
За отчизну родимую страх, -
Вспомню Острую Арку святую,
Ратоборцев на грозных конях.
В белой пене проносятся кони -
Рвутся, вьются и трудно хрипят[?]
Стародавней Литовской Погони
Не разбить, не сдержать, не унять.
В неоглядную даль вы летите,
А за вами, пред вами - года.
Вы за кем так в погоню спешите?
Где пути ваши, где и куда?
Иль они, Беларусь, мчат, скликаясь,
За детьми за твоими вослед,
Что забыли тебя, отрекаясь,
И продали иль отдали в плен?
В их сердца бейте, бейте мечами,
Чужаками не дайте им быть!
Пусть узнают, как сердце ночами
О родимой сторонке болит[?]
Мать родимая, Мати-Краина!
4* Краина - страна (бел.).
Не уймётся такая вот боль[?]
Ты прости. Ты прими всё же сына -
Умереть за Тебя лишь позволь!..
Всё летят, всё летят эти кони
И серебряной сбруей гремят[?]
Стародавней Литовской Погони
Не разбить, не сдержать, не унять.
***
Когда смотрел на солнце я,
Мне солнце ослепило очи.
Но что мне темень вечной ночи,
Когда смотрел на солнце я?!
Пусть надо мною все хохочут,
Но вот им отповедь моя:
Когда смотрел на солнце я,
Мне солнце ослепило очи.
***
В жизни нашей немало дорог,
А ведут они все до могилы.
Но без ясных надежд, без тревог,
Загубив и последние силы.
Мы сойдёмся, мы встретимся там
И самих себя спросим там честно -
Для чего по далёким путям
Одиноко шли в край неизвестный?
И зачем торопились мы так,
Напрягая все лучшие силы,
Если тихо ползущий червяк
Всё ж догнал нас у самой могилы?
***
В стране пресветлой, где умираю,
Здесь, в белом доме у синей бухты,
Не одинок я, ведь книгу маю,
5* маю - имею (бел.).
Что из печатни Мартина Кухты.
Певцу
Знай же, брат молодой,
что в груди у людей
И сердца будто тоже из камня.
Слабый стих, как всегда,
разобьётся о них,
Не разбудит святого желанья.
Нам из стали ковать и закаливать стих,
Обрабатывать с гордым уменьем.
Лишь ударишь ты им, - он, как звон,
зазвенит,
Искры брызнут из хладных каменьев.
Перевод Изяслава КОТЛЯРОВА
Эти русские
Эти русские
КНИЖНЫЙ РЯД
Михаил Голденков. Утраченная Русь : забытая Литва, неизвест[?]ная Московия, запрещённая Беларусь. - Минск: Совре[?]менная школа, 2010. - 416 с. с фото. - 3050 экз.
Книга Михаила Голденкова "Утраченная Русь: забытая Литва, неизвестная Московия, запрещённая Беларусь" издана в минском издательстве "Современная школа". Её можно было бы считать обычной книгой, вышедшей в соседнем суверенном государстве, если бы а) она не впрямую касалась российской истории и б) не была издана на русском языке. Но самое главное - "Утраченная Русь" оказалась типичной книгой по истории, которые в последнее время во множестве появились на постсоветском пространстве. Люди, обслуживающие политические элиты вновь созданных независимых государств, во все тяжкие пустились переписывать историю. Начался процесс, естественно, в Прибалтике, его рьяно подхватили на Украине, не остались в стороне историки новой формации в Закавказье и Средней Азии. В самом щекотливом положении пребывали мыслители такого рода из Беларуси, слишком уж много надо было переписывать, но и здесь лёд тронулся, господа. Как распорядился один литературный персонаж: "Маэстро, урежьте марш!"
И марш был урезан. Согласно разысканиям М. Голденкова Москва не имеет никакого отношения к Руси. "Московитский язык, - пишет он, - это язык мордовско-финский, на котором говорили все жители Московии, ибо и являлись финскими племенами мурома, мещера, эрзя, мордва, моксель (мокша) и т.д.". От моксели, делает открытие М. Голденков, и пошла Москва. В конце XVI века московитский язык насчитывал всего два русских слова - "владыка" и "злат". В начале XVII века их было уже шестнадцать, в конце XVII - сорок одно.
Подобными пассажами пронизана вся книга, перечислять их нет смысла. Но угадайте с трёх раз, кто главный враг белорусов? Правильно, эти самые московиты, наследники Орды. Они и ходили в чалмах и халатах. А истинными друзьями литвинов, то есть белорусов, были поляки, шведы и отчасти немцы.
Как ответственно заявляет наш учёный муж, все русские летописи переписаны в угоду московским правителям. Среди самих правителей нет ни одного приличного человека, сплошь преступники и негодяи. Один хороший человек - римский папа, но и тот далеко, в Ватикане.
В принципе ничего нового здесь нет. С обретением "незалежности" украинские историки, например, настоящими русскими объявили именно украинцев, что, впрочем, недалеко от истины. Но они всё-таки не отказывались от массовой колонизации полянами и другими славянскими племенами Русского Севера в связи с глобальным потеплением в X-XI веках.
Тогда же среди этих историков появилась теория, что этруски тоже украинцы. "Это русские", "эти русские" - так этимологизировали они название предшественников римской цивилизации.
Кстати, об этрусках. В 80-х годах прошлого столетия в издательстве "Наука" вышла книга А.И. Немировского "Этруски". В ней всесторонне и доказательно исследовались теории возникновения и существования одного из самых загадочных народов Земли. Между прочим, своё название они получили от провинции Этрурия на Апеннинах, переселились из Малой Азии, а язык их не принадлежал к индоевропейским, из-за чего очень долго не мог быть расшифрован. Но самое главное - в книге не было никаких проклятий по адресу римлян-завоевателей и вообще кого бы то ни было. Это была научная книга.