и глаз не смыкать ночами,

и столько вопросов, даже не знаю, что с ними делать.

Зачем вкалываю, как вол, а жена цветёт и пахнет, как цветочек,

зачем вообще она, наш карапуз, я сам, да и все мы вместе?!

Зачем что-то куда-то дальше, когда я уже не вижу кончик

собственного носа, но продолжаю месить жизнь, словно тесто?

Так, стоп, просто устал, надо записаться к психологу и окулисту,

надо отдохнуть, съездить на море или хоть выбраться на рыбалку,

нужно расслабиться, выпить рюмочку под музычку Франца Листа

и забыть об инвестициях, кредитах, акциях, банках.

Забыть обо всём, выпить чаю с вареньем и скушать пончик,

заняться любовью с женой или рухнуть в детство

и забраться на крышу...

Я знаю, что всё образуется, только меня беспокоит кончик

собственного носа, который я больше не вижу.

ПОСВЯЩАЕТСЯ КОНДОПОГЕ

Там воздух уже не отличить от ядовитого газа.

Там деревья упали бы, если бы корни

не трансформировались в болты.

Там рыбы превратились в ихтиозавров, но как-то сразу,

тем самым принципы деволюции сводя до статуса ерунды.

Там стоит городишко по горло в падали и отбросах.

Там дома уходят в землю, как дряхлые старики.

Там комбинат пыхтит трубой, как древний дед папиросой,

которому две затяжки до гробовой доски.

Там работа стала Мечтой, но бесполезен поиск:

Заводы разрушены, пыхтит один комбинат.

Там у каждого, как в раю, белоснежная совесть,

поскольку её нечем марать.

Нет даже спирта, чтоб подмутить рассудок.

Но с каждым днём становится веселей:

девки удрали в столицу пополнять ряды проституток.

Парни, как патриоты, превратились в бомжей,

ибо милиция не спит и даже не дремлет:

выселяют за неуплату. Постановление: страшный суд.

Чем так жить, уж лучше ворованной дрелью

просверлить себе горло, но сограждане не поймут.

Потому что в стаде каждый должен знать своё место.

Потому что стадом надёжнее двигаться в сторону небытия.

Потому что небытие - жених, а стадо - его невеста.

И на брачное ложе со всеми шагаю и я.

* * *

Жизнь - это, в общем, такая хурма:

говорят, сочна, хоть и на вид бетон.

Не успеешь продрать глаза, а вокруг уже тьма,

и даже не можешь вспомнить, какой был сон.

Выключатель[?] какой же был он на цвет,

и где он был вообще? вспоминаешь, шаря впотьмах.

Надежда - это стержень: надеешься на электрический свет,

потому что помнишь, говорили: сочна хурма.

Но выключателя нет. Тогда остаётся дверь.

Но ты отграничен сплошной стеной.

Бьёшь в стену. Рычишь, как зверь.

Была бы водка - на неделю ушёл бы в запой.

Главное: не сдаваться, не сидеть, ручонки сложа,

вот и шаришь по стенам, чтоб их занять:

когда руки заняты, тогда душа

может и в отсутствие моря погоды ждать.

Думаешь, потому что не вечна тьма,

надо лишь пережить, как прескверный сон,

ведь помнишь, говорили: сочна хурма.

Но вокруг только один бетон.

* * *

Дело моё не труба, не флейта, не саксофон.

Дело моё не труба, не гаечный ключ, не молоток.

Дело моё старый дисковый телефон.

Говорю, вроде кто слушает, раз не идёт гудок.

Раз не идёт гудок - значит, кто-то с другого конца

провода слушает, что говорю ему.

Мои слова действуют, как на цветок - пыльца,

на слушающих. Я разношу пыльцу.

Дело моё - старый дисковый телефон,

а ты слушай, тот, который с другого конца

провода: дело твоё - гаечный ключ или саксофон,

поэтому мне не надо знать твоего лица.

Напрягай уши, впитывай слов пыльцу.

Каждое слово на золота вес.

Каждое слово моё будет тебе к лицу;

будешь красив, как бес,

говорю это, трубку сжимая в худых руках,

говорю, сколько не помню уже.

Раз гудок не идёт - значит, голос мой в чьих-то ушах.

Мне велели уши глаголом жечь.

Мне сказали, что надо в трубку вот так слова,

что там кто-то слушает с другой стороны.

Мне сказали, и в это верит моя голова.

И я говорю. Жаль, в ответ слова не слышны.

Осенние бега за Прустом

КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ

Кира САПГИР

Во Франции осень - сезон литературных премий. Ставки забегов были сделаны уже в октябре. Имя литературным премиям во Франции легион (весьма почётный) - их тут около 2000. Причина подобного "изобилия" очевидна: создал собственную премию - заставил заговорить о себе. Вот и поговорим.

Знакомые незнакомцы

С этого года жюри многих премий возвращаются к изначальной концепции - награждать "знакомых незнакомцев". 27 октября таким "широко известным в узких кругах" лауреатом стал 52-летний Сорж Шаландон, получивший за свой роман "Возвращение в Киллибег" премию Французской академии. Эта литературная награда - одна из почётнейших во Франции. Лауреатов одаривают кругленькой суммой в 50 000 евро.

Действие романа Шаландона разворачивается в Северной Ирландии, где автор долгое время был корреспондентом газеты "Либерасьон" - слал репортажи с "фронта военных действий" IRA (Ирландской республиканской армии). Роман представляет собой исповедь Тайрона Меана, волею судеб оказавшегося двойным агентом. В старом шпионе уживается борец, искренне преданный "ирландскому делу", и предатель, который верой и правдой служит британской разведке. Как говорит в романе один из героев: "Подонок может быть при этом и отличным парнем".

Далее по календарю следует "Гонкур" - самая престижная и старейшая награда во Франции. Её присуждает с 1902 года Гонкуровская академия, учреждённая в 1896 году по завещанию Эдмона де Гонкура в память брата и соавтора Жюля. В академию входит десяток самых известных литераторов Франции. Каждый член Гонкуровской академии имеет только один голос и может отдать его только за одну книгу. Президент академии имеет два голоса. Размер премии символичен - 10 евро. Однако не в деньгах счастье. Гонкур приносит славу, а с нею хорошие продажи и, соответственно, хорошие деньги. В разные годы лауреатами Гонкуровской премии были Марсель Пруст, Андре Мальро, Луи Арагон, Анри Труайя.

В этом году в гонках на получение Гонкура, как казалось, лидировал Эммануэль Каррер за повествование "Лимонов" (см. "ЛГ" № 44). Но "выигрышный" герой не удержал автора на дистанции. 2 ноября в парижском ресторане "Друан" Гонкура присудили Алексису Женни за дебютный роман "Французское искусство войны". 48-летний профессор биологии из Лиона даже не считает себя профи. Свой 700-страничный роман о колониальных войнах Франции в ХХ веке - от Индокитая до Алжира - он попросту отослал по почте в единственное издательство - "Галлимар". Роман был издан с первой попытки и сразу показал высокий рейтинг: ещё до вручения Гонкура было продано 65 000 экземпляров книги, а теперь издатели рассчитывают на все 300 000.