Второй вариант модернизации в смысле индустриализации и технологий, по сути, является более узким случаем первого. Он имел место специфической ситуации развития капитализма в XVIII–XIX веке в Европе и США, а в России – в XIX веке. Остальные страны (в основном колонии) постепенно перенимали этот опыт. Нельзя не заметить, что в основе такого подхода – «цивилизаторская» миссия предпринимателей–организаторов производства в Европе и США сначала по отношению к своему населению, а потом Запада в целом по отношению к другим народам. Отсюда и требования к людям: они ценятся исходя из того, насколько вписываются в эту систему. В случае с дикарями проблем нет: как только они убеждаются, что их верования не работают, например, шаман не в состоянии вызвать дождь, а современная система орошения решает их проблему, они становятся сторонниками модернизации.

У нас совсем другая ситуация. Советский Союз, да и царская Россия с конца XIX века были мощными индустриальными державами. Развитие науки и техники едва ли уступало западному, а в некоторых случаях и опережало. Никаких традиционных «верований и мифологий» не было и в помине. СССР, наверное, даже в большей степени, чем западный мир, основывал своё могущество именно на индустриализме, на технике, на рациональности. Именно на этом зиждилась уверенность превосходства советского образа жизни в будущем – на экономическом и техническом превосходстве социализма, прежде всего благодаря концентрации ресурсов и централизованному планированию.

Постсоветский развал в течение 20 лет хоть и привёл к общей деградации, но тем не менее является откатом в рамках той же самой научно-технической и экономической парадигмы. У нас лишь появилось ощущение неудачи и отставания, но на том же самом пути, что и у других так называемых развитых и цивилизованных стран. В головах возникла сумятица.

Вывод: нужно преодолеть, изменить нынешнее состояние умов. Только при этом условии у нас вообще могут появиться люди, способные осуществлять перемены (а не модернизацию).

Первым делом – «прочистить мозги». Причём не столько населению, сколько так называемым элитным группам. Речь идёт не только об изменении их представлений об экономике, обществе, приоритетах, новом восприятии мира, но и о кардинальном изменении мотивации и ценностей. Причём неизвестно, что надо поменять раньше.

Некоторые экономисты хотят свести проблему человеческого капитала к недостатку квалифицированных кадров, дефициту инженеров, к плохому профессионально-техническому образованию. Но это следствие, а не причина. Причин же несколько.

1. Состояние «элиты»

В России отсутствует политический класс – та небольшая прослойка высших лиц из политики, бизнеса, госаппарата, СМИ, науки, искусства, которая может являться субъектом долгосрочных перемен и вообще проектирования будущего. Целеполагание у высших лиц, а значит, и на более низких уровнях самое примитивное – нам бы день простоять да ночь продержаться.

Очевидно, что в России сегодня даже самые важные судьбоносные решения являются результатом сиюминутной рыночной конъюнктуры. Очень много говорят о проблеме управления, то есть менеджмента, и никогда о проблемах лидерства, что удивительно. А ведь в любой современной бизнес-школе именно курс лидерства – главный, поскольку менеджмент слишком узок, не учитывает мотивацию, идеи, ценности. По классическому определению, менеджер – это тот, кто делает всё правильно. А лидер – тот, кто знает, что надо делать. Менеджер – это бюрократ со всеми вытекающими следствиями. Не важно, работает он в государственном или частном секторе. Лидерство же включает эмоциональное воздействие, поскольку лидер должен вдохновлять, вести людей за собой, пользоваться доверием, обладать интуицией, способностью рисковать.

2. Качество экономических агентов

Проще назвать этот пункт так: деньги есть, но они не у тех людей. Важнейший вопрос экономики: у кого деньги (и власть)? Если основные инвестиционные решения и финансовые потоки контролируют кретины, то ничто не поможет. Строго говоря, основной закон экономики – сделать так, чтобы от глупых людей деньги переходили к умным. То есть забрать у одних и передать другим, как это ни печально звучит.

Механизм может быть разным: фондовый рынок, спекуляции или сталинские репрессии. С точки зрения экономики и то и другое – лишь способы перераспределения и концентрации ресурсов.

У нас с этим очень плохо. Деньги есть в основном у коррумпированных чиновников и работников правоохранительных органов. Они просто в силу особенностей своей психики и менталитета не в состоянии, даже если бы захотели, понять сколько-нибудь сложный бизнес. Да им это и не надо. Поскольку, как говорила героиня Островского в «Женитьбе Бальзаминова»: «За умом не гонись, лишь бы счастье было. С деньгами-то мы и без ума проживём».

Обычно такой человек покупает машины, недвижимость, предметы роскоши. Других инвестиций он не делает. Если денег очень много, он будет вкладывать их в бизнес, но опять-таки понятный ему, простейший, тот, что можно легко потрогать, пощупать, проконтролировать. Фундаментально это действует во всём мире. Например, рынки недвижимости или золота и других «простых» активов переоценены почти всегда, так как очень много людей стараются вложить деньги в то, что понимают. Часто так и возникают пузыри.

Кстати, и вывод капитала из России в значительной степени обусловлен этим фактором, а не только страхом, что рано или поздно «всё отберут». Недвижимость за границей – это очень понятно, хотя вовсе не всегда выгодно. Действует своего рода иерархия сложности.

Однако не надо думать, что вред приносят только чиновники и силовики. Бизнесмены – это тоже отнюдь не панацея.

Во-первых, бизнесом называется любая активность человека. Если человек не сидит на месте, а пытается что-то продать, купить, предложить, он уже бизнесмен. Не важно, достигнет он успеха или нет. Бóльшая часть такого рода активности – это пустая трата времени и сил. Когда бываешь в США, становится ясно, что любой таксист там – бизнесмен. Как-то пытается крутиться. Американцы вообще не особо умный народ, но при этом очень активный. Если учесть, что лишь десятая часть общества хочет заниматься своим делом, а ещё меньше имеет при этом основания, останется один процент креативных и серьёзных людей.

Во-вторых, даже бизнесмены по призванию не всегда являются моральными лидерами. Чаще наоборот. Они почти никогда не задумываются о государственных и национальных интересах.

В-третьих, если брать Россию, у нас за последнее десятилетие возникло ещё более уродливое явление – предприниматели-прихлебатели. Или вообще «ряженые»: родственники начальников, знакомые, знакомые знакомых, подставные люди, которым бросают крошки с барского стола в виде так называемой помощи малому бизнесу и других форм.

Вряд ли эти «предприниматели» смогут даже при желании сделать что-нибудь эффективное, прибыльное и креативное. Для того чтобы ходить по кабинетам и клянчить, нужны совсем иные качества, нужно уметь «просить», «договариваться». А насто­ящий предприниматель по своей сути – гордый и уверенный в себе человек. Так что у нас теория Шумпетера полностью опровергнута. Напомню, что, по Шумпетеру, предприниматель должен открыть что-то новое: новый продукт, новый рынок сбыта, новый способ производства, новый источник сырья или новую организационную схему деятельности. Ясно, что это не про Россию. У нас он должен почаще падать на колени перед начальником.

3. Нарушенные пропорции обмена

Аристотель отмечал: «Обмен возник из потребностей разросшейся семьи, члены которой первоначально сообща владели и пользовались вещами. Пропорция обмена должна быть такой, чтобы она могла поддерживать отношения в сообществе. Руководящим принципом должны быть не интересы индивидов, а интересы общества. Умения людей различного статуса должны обмениваться по норме, пропорциональной статусу каждого. Продукт труда строителя должен обмениваться на многократно умноженный продукт труда сапожника. Иначе взаимность нарушилась бы и сообщество не сохранилось бы».