— Нет,— ответила она,— это не просто так. Иисус Христос сказал, что нет большей заповеди, чем эта, вместе со следующей: “Возлюби ближнего своего, как самого себя”.

Его сердце мучил жгучий вопрос, и бабушка Кломп знала это.

О, как трудно и как больно было задавать этот вопрос.

— Если Салли... Если он... То что стало с ним? — прошептал Фрек.

Бабушка Кломп долго думала, прежде чем ответить.

— Есть вопросы, которые Бог никому не открывает, Фрек.— Ее старческие глаза выражали глубокое сочувствие.

— Но мы можем надеяться, и у нас есть для этого хорошее основание. Господь Бог святой и великий, высоко превознесенный над нами. Но в Иисусе Христе Он низко склонился к нам, и мы можем Его познать в Его благости и милости. Нет воли Бога в том, чтобы люди погибали, но Он хочет, чтобы все спаслись. Он сделал все для того, чтобы это стало возможным. Но кто будет среди спасенных, знает один только Бог. Потому что Он один знает сердца. Мы не знаем. Мы можем только предполагать. И мы знаем только то, что находится в нашем сердце. И если в сердце появилось желание познать Господа Бога, то мы знаем, что Бог дает нам это. Тогда мы также можем не сомневаться в том, что мы Его дети.

Она взяла его за руку.

— Ты должен предоставить Салли Богу, мальчик,— сказала она тихо,— Мы все эти годы молились о нем... Теперь ты должен смириться.

— Они его отравили газом,— сказал Фрек глухо.

— Откуда ты это знаешь? — спросила бабушка Кломп.

Фрек пожал плечами.

— Я не знаю. У меня такое чувство.

— Дядя Герман не осмелился тебе это рассказать сам. Он сделал все, чтобы узнать, что случилось с Салли...

— Отравили газом и сожгли,— в отчаянии зарыдал Фрек.

Старая женщина плакала вместе с ним.

Мысленно она просила у Бога мудрости, чтобы сказать слово утешения этому мальчику, которого так любила и в жизни которого Бог перед ее глазами совершил такое большое чудо. Какие потрясения он уже пережил в своей короткой жизни!

— Людей можно отравить газом и сжечь, но они никогда не исчезают, Фрек. Я вспоминаю книгу Иова. Ты должен как-нибудь прочитать ее в Библии. Иов был праведным и справедливым человеком, который во всем поступал по воле Бога. А теперь я тебе что-то прочитаю о нем.

Бабушка Кломп взяла свою Библию, поискала и начала читать: “И родились у него семь сыновей и три дочери. Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов, пятьсот пар волов и пятьсот ослиц”.

Она взглянула на Фрека.

— Потом случилось что-то ужасное. Господь допустил, чтобы сатана попытался лишить Иова его упования на Бога. Сатана сделал так, что Иов потерял все: своих овец, верблюдов, волов, ослиц — все. Самое страшное было то, что все его дети погибли одновременно во время ужасного несчастья. У Иова ничего не осталось, и в довершение всего сатана поразил его болезнью. Даже его жена решила, что он лучше бы оставил этого Бога, Который такое допускает. А это и является целью сатаны! Чтобы нас так ожесточить в нашем горе, чтобы мы и слышать больше не хотели о Господе. Друзья Иова тоже не поддержали его. Они думали, что он втайне совершил большой грех и что теперь Бог его так сильно наказал. Но это была неправда, и от этого его страдания становились только мучительнее. Но хотя Иов ничего не мог понять и хотя его горе было почти что непосильным, он все равно остался верным Богу.

И мы читаем, что именно в страданиях он стал лучше понимать Бога и доверять Ему больше прежнего, как праведно он до этого ни жил. Но теперь я тебе прочитаю конец истории Иова. После страданий, в которых проявилось его терпение, Бог его утешил.

И мы читаем: “И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние; и было у него четырнадцать тысяч мелкого скота, шесть тысяч верблюдов, тысяча пар волов и тысяча ослиц”. Это означает, что Бог все вернул ему в двойной мере. После испытания у него всего было ровно в два раза больше, чем до него! А теперь слушай внимательно, Фрек!

Написано: “И было у него семь сыновей и три дочери”. Это столько же детей, сколько забрала у него смерть! Почему он не получил в два раза больше детей? Потому что первые семь сыновей и три дочери не исчезли! Для Иова — да, но не для Бога!

Человек никогда не пропадает бесследно, Фрек. Бог хранит людей. Верующие и неверующие имеют свое назначение. Хотя очень разное, и ты это знаешь. Мы так часто молились о Салли и о его родных. Ты каждый день предавал своего друга в руки Божии, не так ли? Фрек, теперь нам нужно верить, что нет лучших рук, чем руки нашего Господа. Это те руки, которые показывают нам, как дорого Он заплатил за нашу свободу и как сильно Он нас любит... Это пронзенные руки, Фрек.

Он взглянул ввысь, на звезды. Небо ясное, видно много звезд. Они отражались в темной воде пруда, лежащего перед ним.

Фрек уже долго бродил по парку. Просто так, без цели.

Здесь они часто играли, Салли и он. Казалось, что это было уже так давно.

Парк теперь вновь был доступен для евреев. Им опять разрешалось сидеть на скамейках. Запрещающих табличек больше не было. Но и евреев тоже...

Там, где билось сердце Амстердама, сейчас зияла дыра.

Фрек почувствовал боль от этого.

Издали до него доносилась музыка. Праздник освобождения. Мир уже немало праздновал. Будет ли этот последним?

Его пальцы играли шнурком свистка, который висел на его шее.

Уже пора идти домой. По дороге он купит в киоске два красивых букета цветов. Если продавца уже не будет, то он сделает это завтра. Один для мамы, а другой для бабушки Кломп.

У Салли нет могилы, иначе он позаботился бы и о ней.

Салли...

Недостижим.

Он только в мыслях мог еще приветствовать его...

Видимо, это ветер играл верхушками деревьев, но ему почудилось, будто он услышал, что очень далеко кто-то произносит: “Шма Израиль”...

Или это было совсем рядом?..

Носил ли он это в себе?..

Хранил ли он это в своей памяти?..

Внезапно Фрек приставил свисток к губам. Звук стал нарастать: он свистел изо всех сил, которые были в нем. Это до глубины души потрясло бы маму Салли.

Как в видении, он увидел всю семью вместе, одетую, как на праздник. Ясно он увидел добродушное лицо отца Салли. Детей... И самого Салли.

Салли!.. Его большой друг.

Печальный взгляд красивых глаз...

У Фрека закружилась голова.

В висках стучало, но он продолжал свистеть.

В его дыхании выражался крик его сердца...

Салли, что они с тобой сделали!?

Был ли кто-нибудь с тобой в последние мгновения, когда тебя лишили всякой надежды при приближении смерти?

Могли ли твои сухие губы еще произносить “Шму” так, как ты намеревался?

Мог ли ты возвысить свой голос, или его слабый звук потонул в отчаянных возгласах облака свидетелей, которые вместе с тобой перешли в вечность, гонимые сатанинским ненавистником евреев?

Салли!

У него перехватило дыхание, и резкий звук оборвался. Больше он не мог. Он задыхался. С трудом переводя дыхание, он взглянул вверх, на далекое небо.

Он должен смириться. Смириться!

Все предоставить Богу. И доверять Ему.

Верить, надеяться и любить.

Отца и мать.

И бабушку Кломп.

И...

Давно пора было идти домой.

Он в последний раз свистел своему другу Салли.

В последний раз...

Он немного поколебался и посмотрел на гладкий пруд.

Потом он снял шнурок с шеи и сильным броском швырнул свисток в зеркальную воду.