Авторы методики настоятельно рекомендуют отказаться от завтрака, так как на голодный желудок куда лучше думается. А в это утро стоит подумать о многом. Вспомните, например, о том, что не далее как год назад «эта скотина» изменила вам с уроженкой ближнего Подмосковья, кислой, как позапрошлогодняя свекла, и примитивной, как ножка от тумбочки. Если «скотина» вам еще не изменяла, подумайте о том, что это может произойти в обозримом будущем, ведь до ближайшего Подмосковья по-прежнему недалеко, а овощная база там работает круглосуточно.

Проявляйте фантазию – паскудные мысли с пустого места не появляются. Если все проделано должным образом, то к моменту появления благоверного на кухне вы будете абсолютно готовы не только к пустяковому скандалу, но и к десантированию на Новую Землю без консервов и парашюта.

Этап третий. ХОЧЕШЬ, Я УБЬЮ СОСЕДЕЙ?

На этом этапе следует оставить родственников в покое (вдруг еще пригодятся) и переключить внимание на внешний социум в лице соседей. Делается чрезвычайно просто: есть у каждого, на контакт идут более чем охотно и всегда чем-то не устраивают. Остается только вспомнить, чем именно, – и в путь. Самое время сказать Маше с пятого этажа, что если она не заткнет своего Тузика, то ты подыщешь ему импресарио с ближайшей живодерни. Также не стоит церемониться с многодетной Людой: говоря, что ей давно пора пересмотреть свое отношение к абортам, ты не хамишь, а печешься о демографической ситуации в стране. В пришедшего за очередным чириком Василия с девятого этажа можешь аккуратненько запустить тапкой с криком: «Нехера по чужим квартирам шастать, рожа твоя спитая!» Если он и обидится, то ненадолго.

Кстати, может случиться так, что с соседями проблем не возникнет. Маловероятно, но ничтожная возможность присутствует всегда. В этой ситуации автор рекомендует применить распространенный и любимый народом прием «Ты, Ной, не ной». Суть: выворачиваешь в доме краны на полную и ждешь результата.

Удачного дня!

Все-таки некоторые женщины рождены для того, чтобы стать жертвами. Видимо, сама идея «приношения себя во имя Кого-Либо»так глубоко впиталась в их кожу, что жизнь без показательного дара кажется им пустой и лишенной смысла безделицей.

Он завтракает и не знает, что в яичнице притаились ее почки. Он пьет кисель, не подозревая, что стальной привкус вовсе не от вишни. Он ест пирог, не догадываясь, что это запеченная сердечная мышца…

Впрочем, когда-нибудь он вырастет, потому что хорошо приготовленный женский организм – чрезвычайно питательная и богатая микроэлементами пища. И не важно, что он будет каннибалом. В конце концов, у нее нет другой кулинарной книги.

Она в больнице. Ей семнадцать. Позавчера – полостная операция. Ходит крючком, а чаще вообще лежит. Он приезжает к ней в обед с бутылкой пива. Пиво выпивает за то время, пока она, скукожившись, шаркает до столовой, чтобы принести ему больничные щи. Он никогда не обувает бахилы, и поэтому после его ухода она берется за тряпку, виновато улыбаясь соседкам по палате. «Принеси мне легких сигарет», – просит на лестнице. «Кури, чего есть», – небрежно бросает он и уходит. Она медленно, держась за стену, поднимается наверх – такой противный этот наркоз!

Ночью она спустится сюда опять, снимет колпачок с синего маркера и, выбрав подходящее место на стене, напишет: «Мишенька, я тебя люблю. Очень». Имя займет свою позицию среди десятка других, и пазл соберется.

Она дома. Ей двадцать пять, замужем, маленький ребенок. Сегодня – 8 Марта. Он, кажется, перебрал с утра, и ей немного стыдно перед гостями. Она хочет побыстрее сесть за стол, чтобы «немного стыдно» поскорее сгладилось и исчезло. Как только она придвигает стул с краешку, раздается: «Принеси ликер». Она уходит на кухню за ликером, для того чтобы по возвращении услышать «захвати салат». Салат захвачен, но недостает вилок, да и фужеры почему-то разные. Лезет на полку за фужерами, и в этот момент начинает плакать ребенок. «Описался», – говорит он ей, всучает малыша в правую руку (левой по-прежнему держит фужер) и уходит. Несколько секунд она стоит неподвижно, с ребенком в правой руке и хрусталем в левой.

Через час на лестнице она скажет мне: «Он обычно не такой. Ну, ты понимаешь…» Скажет и обидится, потому что я промолчу.

Через день на улице она купит ему рубашку в клеточку. Он даже не обратит внимания.

Она в метро. Ей тридцать два. Забирала его из школы. В ее руках ранец, пакет со сменкой и сумка с продуктами. Точно усталая гора нависает над своим сидящим чадом. Его грязные ботинки чертят на ее брючинах пыльные полосы. «Ничего, приду домой, почищу», – думает она и плечом отпихивает стоящую рядом девицу – сейчас ведь такой страшный грипп!

Когда она освободится от ноши в прихожей, на руке останутся глубокие борозды от пластиковых ручек. Выдавливая крем на ладони, она станет размышлять о том, что приготовить на ужин.

Она в морге. Ей семьдесят шесть. Вскрывая ее, патологоанатом давится бутербродом.

Внутри пусто.

Он снимает очки, вновь водружает их на нос, но это никоим образом не помогает.

Зияющая пустота режет глаз своей неправильностью, и он, удивленно почесывая затылок, зашивает ее темными нитками…

Сижу я, Катечкина, как-то дома, ковыряю плавленый сыр столовой ложкой и чрезвычайно расстраиваюсь от несовершенства бытия. Бытие и правда до боли несовершенное вырисовывается: глажка, стирка, мытье полов и прочие похабные вещи. Больше всего я ненавижу пол. Его сколько ни мой, все равно грязный. Такое чувство, что, как только я достаю половую тряпку, у котов сразу же сфинктер расслабляется. Условный рефлекс, блин. А что вы думаете? Вот мои знакомые хорька держали. Выпускали его из клетки, только когда он кучу наваляет, потому что хорек – животное страшно кусачее и при нем почистить клетку не было никакой возможности. Так вот, через месяц этих мытарств зверь понял, что после дефекации его ждет долгожданная свобода, и стал срать постоянно. Так, говорят, и гадил по семнадцать раз на день. Правда, сдох через пару месяцев. Перестарался, бедолажный.

Так о чем бишь я? Об уборке.

Как известно, перед тем, как вымыть пол, неплохо было бы его пропылесосить. Тут как в рекламе «ну ты могла бы, если б захотела». Понятно, что жгучего желания избавить пол от пыли я не испытывала никогда в жизни. Ну не люблю я пылесосить, и все тут. Надо сказать, что моя нелюбовь к пылесосам – штука не врожденная, но приобретенная.

Год назад звонит мне свекор и интересуется, не хочу ли я, дескать, разжиться моющим пылесосом. Этот вопрос сразу же пробудил во мне все низменное, и я писклявым голоском недефлорированной технички детского сада заявила, что, безусловно, от пылесоса не откажусь. Тут бы, дуре, и задуматься, с какого перепугу люди желают избавиться от дорогостоящей техники… Но нет! Низменное бурлило и просило выхода…

Аппарат прибыл через три дня. Отменный чугуниевый пылесосик размером с собачью будку и четырехсотстраничной инструкцией по эксплуатации на десяти языках.

«А ручник у него где?» – кисло поинтересовалась я, когда супруг втаскивал страшилище в дом.

Мы долго изучали инструкцию и нашли массу презабавных моментов, вплоть до кнопки катапультирования, но вот как заставить эту дрянь мыть пол, так и не догнали. Посему на семейном совете было решено, что функция «моющий» с пылесоса снимается и он будет использоваться как обыкновенный.

С этого дня наша жизнь превратилась в ад.

Для того чтобы пропылесосить пол, скажем, в коридоре, мне требовалось звать супруга и просить его принести пылесос в коридор. Причем даже после того, как пылесос был доставлен до места действия, зона уборки ограничивалась длиной трубы со шлангом. Сдвинуть аппарат с места мне было не под силу. Более того, эта мечта домохозяйки так ужасающе гудела, что коты тут же ломились на шторы и пару раз навернулись вместе с карнизом.