Ева выпрямилась.

– Можно посмотреть?

– Нельзя.

– Из Рязани – это когда волосы желтые, а лицо в веснушках? – Ева почувствовала, как ее тело ожило и привычно напряглось, словно в предчувствии знакомой трудной работы.

– Вроде того. И еще три года музыкальной школы.

– Я буду завтра танцевать. Я провожу этого… Федю. Только можно самой выбрать одежду?

– Ну-ну, – озадаченно проронила Лиза.

– Как зовут этого мальчика? С медальоном?

– Илия. Хочешь его?

– Да, – сказала Ева.

Далила устало смахнула волосы с лица. Она села на траву, рассматривая огромный белый дом и стараясь хотя бы немного объяснить себе логику архитектора. Дом был совершенно асимметричен и нелеп. Может быть, его надо рассматривать с вертолета?

Зигизмунд разговаривал с двумя женщинами– полицейскими. Пышнотелые, с крепкими длинными ногами, турецкие женщины лениво жевали резинку, кивали головами, смотрели по очереди бумажку горбуна – вид на жительство, а потом честно поделили небольшие деньги. Горбун жестами показал Далиле, что надо уходить. Далила посмотрела на ворота. К ним, кланяясь и улыбаясь, подходил смешной толстяк в длинном халате. Он поговорил с Зигизмундом, поклонился еще несколько раз и профессионально раздел взглядом Далилу. Далила показала язык.

Они брели по узким улицам, прижимаясь к шершавым стенам, когда мимо проезжали потные велосипедисты или кто-то тащил тележку.

– Тебя хотят купить… – сказал Зигизмунд, остановившись передохнуть и утирая пот. – Ветер поднимается… Скоро зима, а у меня нет пальто…

– Мама, мама, ну что мы будем делать, когда настанут злые холода?! – закричала вдруг песню Далила, запрокинув голову. – У меня нет теплого платочка, у тебя нет теплого пальта!

На круглые камни упало несколько монет.

– А я не папина, да и не мамина! – орала Далила, веселясь. – Я на улице росла, меня курица снесла! – она разрезала визгливой скрипкой застоявшийся воздух улицы.

Сквозь пыльные окна на них смотрели плохо различимые люди. Мужчина в майке и семейных трусах вышел на крошечный балкон. Далила играла, притопывая ногой, Зика тянул ее, испуганно схватив сзади за джинсовую безрукавку.

– И кому это надо так орать? – крикнули ей с балкона, обрадовав одесским выговором. – Хочешь покушать, поднимайся, только без урода!

Далила влетела в комнату над пекарней злая и потная. Она бросила скрипку на кровать и стала раздеваться, не обращая внимания на двух стариков.

Казимир стоял с биноклем у окна, Зика обессиленно сел на пол сразу у двери.

Голая Далила пустила холодную воду из душа над крохотной стоячей ванной. Задвинула грязный полиэтилен занавески.

– Сколько мы будем изображать бременских музыкантов?! Нет ее там! – крикнула она сквозь шум воды.

Горбун расслабленно вытянул ноги.

– Устал я, Казя. Староват для таких авантюр. Все сижу и думаю, что сейчас пальнут или схватят эту… брандахлыстку. И я больше не могу слышать эту скрипку. Это невозможно. Она еще и поет! Откуда столько силы у женщины, прости меня господи.

Казимир молчал, затаив дыхание. Он увидел на балконе Еву.

– Детка… – позвал он, – иди глянь, что-то у меня с глазами плохо. Как в тумане.

Далила подошла мокрая, тяжело дыша. Она взяла бинокль, и Казимир вздрогнул от прикосновения ее холодной ладони.

Зигизмунд с блаженным спокойствием на лице рассматривал голую женскую грудь с розовыми, приподнимающимися в такт дыханию сосками.

Казимир опустил глаза и видел только красивый сильный живот и капли воды, стекающие у пупка.

Далила, задержав дыхание, нашла биноклем балкон и две грустные фигурки на нем. Ева сидела на коврике с мальчиком-подростком, и ее лицо можно было рассмотреть, только когда они переставали разговаривать и поднимали головы или когда Ева поправляла волосы, проводя тыльной стороной ладони от щеки вверх.

Ева держала руки мальчика в своих руках и смотрела в безучастные глаза цвета густого шоколада.

Илия сказал, что он говорит с Хамидом по-русски и по-таджикски, потому что жил в Таджикистане, Хамид привез его оттуда.

– Когда ты жил там? – Они сидели на балконе на маленьких цветных подушках. – Где твои родители?

– Я жил там очень давно, когда был маленький, родители продали меня Хамиду, я был не против, потому что Хамид пообещал мне вечную жизнь.

– Бред, – сказала Ева, нахмурившись.

– Нет, это правда, я всегда буду такой, как сейчас, я сам выбрал себе этот возраст, я дорос до него и больше не буду расти.

– Сколько же тебе лет?

– Не знаю, какая разница, однажды мы с Хамидом были в Египте, я видел, как строили пирамиды.

– Ты действительно в это веришь?

– Я могу попасть в любое место и в любое время! И привести туда кого угодно.

– Ты что, можешь усыпить кого угодно? – Ева взяла Илию за подбородок и постаралась поймать его зрачки.

– Это не сон, это исполнение желаний. Я умею это делать с любым человеком. Но у тебя болит бок и не дает тебе увидеть мечту.

– Когда Хамид тебя покупал, он знал, что ты умеешь это делать?

– Не знаю… Наверное, он понял… Он хотел мне сделать больно… как это… он хотел войти в меня, тогда я нашел его глаза и сделал все, что он хотел, но не наяву. Я показал ему в нем самом все, что он хотел…

– Откуда ты можешь знать, чего хочет взрослый мужчина?

– Да я не знаю этого! Я просто нахожу в нем самом то самое место, которое это знает, и усиливаю его! Я – король наслаждений!

– Слушай, король… Если ты такой старый и такой умный, какое твое любимое наслаждение?

– Делать все это! Ты веришь тому, что я говорю?

– Да, – Ева осмотрела спокойное море и другой берег залива.

– Мне никто не верит, и я еще ни разу не был с женщиной. Мне это неинтересно. Как только я чего-то хочу с женщиной, мне сразу же кажется, что она впадает в транс и делает не то, что хочет сама. Как бы это объяснить?

– Да я понимаю, тебе не нужна женщина, ты делаешь сам себе удовольствие собственными внутренностями. И тебе начинает казаться, что женщина просто повторяет то, что ты ей приказываешь.

– Да. Ничего нового. Неинтересно. Я и про тебя все знаю, хотя, наверное, из-за боли ты не подчиняешься мне. Это очень привлекательно.

– Что ты про меня знаешь?

– Зачем это говорить? Ты мне не поверишь, но я знаю даже то, что ты сама не знаешь.

– Я верю тебе, ты должен чувствовать, когда тебе верят, а когда нет!

Илия задумчиво посмотрел вниз на воду сквозь столбики балкона.

– Ты испытываешь бога, – сказал он наконец тихо. – Еще ты любишь женщину.

– О нет, только не это! – Ева схватила свои волосы и закрыла глаза. – Один раз я пришла к гадалке, это было ужасно, она сказала!.. Такая странная тетка, она сказала, что я закончу свою жизнь в публичном доме, меня посадят в железный ящик и бросят в море. Как тебе это объяснить… Я работала в серьезном учреждении, ловила преступников. Москва, разные проблемы. И тут эта гадалка с таким идиотским предсказанием. И теперь я – здесь!.. Ладно, не будем об этом! Что делать, если ты чувствуешь, что кто-то совсем рядом пишет твою жизнь, а последние страницы тебе уже рассказали?!

– Это просто. Нужно исполнить чье-то неисполнимое желание. Вот я, например, никогда не видел снега. То есть я его видел, снег лежал высоко в горах, в ясный день он светился и блестел, но я его не пробовал… И я почему-то думаю, что никогда не попробую. Пообещай мне снег, и все в порядке.

– Что в порядке?

– То предсказание, которое тебя испугало, не сбудется.

– Как я могу это обещать? Ладно, обещаю.

– Нет, не так. Смотри на мой медальон и захоти!

– Илия, перестань, ты меня не загипнотизируешь, и это не потому, что мне больно. Я сильней тебя!

– Смотри на медальон и думай про снег!

– Ладно. Твой медальон меня раздражает, я закрою глаза, хорошо? Вот я на даче… я маленькая… выпал снег, и меня одевают.

– Мне не нужны твои воспоминания. Можешь открыть глаза. Мне нужны только твои желания.