– Нет. Я сам могу его назвать, да только к чему это нам… Прощайте. Зайдите на днях. Кстати, если мы подружимся, можно будет узнать адрес того места, где вы всех кормите?

– Бога ради, заходите! – Казимир выглядел и обрадованным, и смущенным.

– Это я к тому, чтобы и поесть, и одновременно посмотреть на красивых роковых женщин. Да! Еще вот что. Если вы захотите здесь найти красавицу, идите сразу в дом развлечений Хамида.

Казимир, немного оторопев от такого приглашения, медленно спускался по лестнице и опять остановился у картины.

– Неужели настоящий Брейгель? – спросил он, указав рукой, и только тут заметил, что все еще держит бокал. Вино выплеснулось от резкого движения и залило брюки. Китаец кивал головой и смотрел на стекающие по сильным пальцам поляка капли хереса. Казимир отпил и отдал бокал слуге.

Внизу он медленно вытер руку платком, взял шляпу.

– Благодарю вас, – сказал старый поляк китайцу, у него не шли из головы слова про публичный дом, сказанные напоследок адвокатом. – Отличный херес…

Адвокат Дэвид Капа позвал слугу.

– Я выйду из дома, – сказал он, потирая руки в радостном возбуждении. – Мне нужны вчерашние газеты, а потом – плащ, трость и шляпа…

Китаец кивнул, он все не уходил, смотрел, как адвокат отошел в угол комнаты к маленькому шахматному столику и переставляет фигуры.

– Старый поляк вполне может иметь внуков, правда, с сомнительной родословной, если бандит Самосвал найдет ее первый и сделает с ней то, что хочет. В публичном доме Хамида не держат беременных девочек…

Потом адвокат повернулся и заговорил, звонко выкрикивая звуки, по-китайски, слуга дернулся и побежал выполнять приказания.

Через полчаса адвокат прочел, что по линии Интерпола разыскивается офицер милиции, инспектор Московского уголовного розыска Ева Курганова, белая, темноволосая, предположительно ранена, некоторые следы в Москве ведут к турецкой антиправительственной группировке «Самах».

Молодая красивая женщина смотрела с фотографии с вызовом, чуть улыбаясь.

Дэвид Капа толчком указательного пальца уронил одну фигурку, фигурка покатилась.

– Для начала, – сказал адвокат, – я узнаю, есть ли тут кто лежачий.

Федя стоял на огромном белом балконе с колоннами и кормил чаек. Чайки орали и бросались на крошки, чуть сложив крылья. Они ни одной крошке не дали утонуть.

Федя кормил чаек уже третий день.

Запах моря и резкие крики опротивели ему до тошноты, до безрассудного желания перебить посуду и поставить фингал жене.

Посуда была чужая. Дорогой фарфор с позолотой, металлические резные тарелки, супник и салатник с изображением жанровых сцен из жизни императрицы Екатерины, инкрустированный серебром и бирюзой хрусталь бокалов. Хамид бы не понял… А жена сбежала в неизвестном направлении с хилым интеллигентом, снимающим кровавые фильмы ужасов, изготовителем редкой садистской порнографии Стасом Покрышкиным…

«Дай тебе бог, жена, чтобы все синяки у тебя в жизни были такими же воображаемыми, как этот…»

Федя разглядывал Стамбул внизу, в легкой утренней дымке, когда день еще не определился, солнце не решило окончательно, жарить напропалую или подремать в тонкой пелене облаков.

Пахло сухой чужой землей, немного пряностями и дорогими духами от строгой, по-европейски одетой женщины Лизы – секретарши Хамида.

Лиза стояла рядом и ненавидела Федю так же лениво и малообъяснимо, как Федя ненавидел запах моря и крики чаек.

Федя по запаху определил, что Лиза подошла бесшумно и близко и стоит сзади.

– Что скажешь, стрекоза? – Федя обернулся и облокотился на ограждение балкона, разглядывая сухую, с идеальной осанкой Лизу.

Платиновые волосы уложены в прическу, собравшую безупречно все волоски. Лицо с тонкой пергаментной кожей удивляло необыкновенной синевой глаз. Минимум косметики. Полное отсутствие груди, ноги от колен и ниже стройные, с удивительно тонкими щиколотками, продолжались изящными открытыми туфлями на очень высоких каблуках. И только руки выдавали тайну Лизы, развенчивая неопределенность ее возраста. Руки были морщинистые, с множеством колец, но не просто перстней, а длинных золотых и платиновых напальчников от среднего сустава к ладони.

Как сказал Хамид, он сам смутно помнит, что лет десять назад пил за ее то ли семидесяти-, то ли шестидесятилетие.

– Вы, Федор Иванович, удивительно скучны и ленивы, что на это можно сказать.

Сказать на это действительно было нечего. Федя эти три дня провел на редкость бездарно. Сначала они с Хамидом пили и вспоминали прошлое. Хамид уверял, что его люди легко и просто найдут в Турции любую красивую русскую женщину.

Потом Хамид завелся и лично ринулся на поиски. Два дня Федя его не видел. Сегодня ночью Хамид разбудил Федю. Он был злой. Он не нашел Еву.

– В Стамбуле убили немецкого посла и двоих русских, молодых и богатых, это все, что я откопал.

– Ты что, искал немецкого посла? Тебя попросили найти женщину, просто женщину. Хамид, я тебя не узнаю.

– Просто женщину, да? А почему, когда я начинаю о ней расспрашивать, мне говорят, что ничего не знают, но вот кто-то пришил посла?! Я иду дальше, копаюсь в этой грязи с послом, опять начинаю расспрашивать, мне сообщают, что да, есть такая красивая и опасная, вот тут недавно прикончили двух русских, зарвались мальчики. Чего это ты, Хамид, говорят, так интересуешься опасными девочками, ты что, хочешь организовать в своем борделе шоу?

– Что еще за шоу? – Федя спросонья тупо таращился на Хамида.

– Я тоже так спросил, что такое за шоу, мне интересно стало. Мне объяснили, что я могу, конечно, поиметь эту девочку у себя, но перед каждой встречей с клиентом она будет стрелять по яблоку на его голове, возбуждая его этим до крайней степени. Хочешь такую горячую девочку, Хамид, спросили меня, от клиентов отбоя не будет! Что я должен на это сказать? Вот именно. Ничего. Я и промолчал.

– Кто тебе говорил про стрельбу? – Федя с трудом выбрался из множества подушек и искал выпивку. – Кто это говорил, тот что-то про нее знает!

– Федя, тут все что-то про кого-то знают. Понимаешь, Федя. Приходишь к любому человеку, пока ты не задал свой вопрос, он не знает, чего ты хочешь, но как только ты сказал, все! Сразу все все знают, понимаешь? Не понимаешь.

– Если кто-то что-то знает, заплати и расспроси!

– А вот тут все не так просто. Платишь. Молчит. Еще платишь. Вздыхает и говорит, что, так и быть, поделится особо секретной информацией. И посылает тебя к другому. Догадайся, что там происходит?

– И что там происходит?

– Спрашиваешь. Он все знает. Платишь. Молчит. Еще платишь, вздыхает и посылает к следующему!

– А по зубам? – с интересом спросил Федя.

– Это совсем не интересно, это суд, адвокаты, снова платишь, потом миришься с ним, он вздыхает и говорит, что мало что знает, а вот есть один человек, который знает все!

– Ну и бардак тут у вас, – Федя вздохнул. – Давай мне телефон, я буду звонить.

– Федя, сейчас полчетвертого утра.

– Самое время, чтобы мой секретарь понял, насколько это важно.

Федя говорил недолго, в конце поинтересовался, не появилась ли жена Наталья.

Хамид ушел мыться в небольшом бассейне, который он называл «корытом». Маленькая заспанная китаянка играла ему на дудочке. Она сидела на краю бассейна голая, желтое тело завораживало взгляд – теплая статуэтка на холодной голубой плитке. Федю бросала в дрожь заунывная мелодия. Словно длинные и холодные пальцы трогали обнаженные нервы, не причиняя боли, но лишая покоя.

Федя вздохнул, глянув на часы. Секретарь не сможет ничего узнать, пока не откроются официальные учреждения. Это будет не раньше девяти.

– Федя, – расслабленно позвал Хамид, чуть двигаясь в горячих под напором снизу струях. – Что ты так убиваешься из-за бабы, Федя?! У меня есть мальчик, красивый, как ангел. Да не плюйся ты, я все понимаю, я предлагаю, чтобы он тебе почитал. Ты сам увидишь, это не объяснить.