Этот, как будто, тоже сообразил, что теперь уже бесполезно делать низкий заход и пытаться кого-то убить. Он прошел метрах в пятидесяти над путниками, и рев его звучал как оскорбительный вызов. Еще один врубил зажигание, только еще отделившись от троса, и не смог отказать себе в удовольствии пролететь над отрядом на той же высоте. Это оказалось грубой ошибкой, так как Робин тут же получила достаточно крупную мишень в радиусе обстрела, массу времени, чтобы прицелиться, и три попытки, чтобы попасть. Второй и третий выстрелы почти слились воедино. Крис наблюдал за роскошным зрелищем, когда стремительную живую машину прихватила парочка разрывных пуль. Бомбадуль представлял из себя конический цилиндр с жесткими стреловидными крыльями и раздвоенным хвостом. Не иначе как большая черная акула небес — сплошная жадная пасть, да еще и звуковые эффекты.

Какой-то миг казалось, что чудищу ничего не сделалось от выстрелов Робин. Затем тварь начала кровоточить огнем, что, казалось, рассыпался по всему небу. Все окрестности залило тускло-оранжевое свечение. Крис поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть взрыв, — но почти не услышал его из-за дикого победного вопля Робин Девятипалой.

— Хрен тебе твои бомбадули! — заверещала девушка.

Все наблюдали, как тварь по дуге взмывает вверх, а сотом начинает свое предсмертное падение. Раздалось почти ультразвуковое причитание — перед самым падением бомбадуля по ту сторону Офиона.

Когда прошло десять минут, а о тварях больше не было ни слуху ни духу, Сирокко подползла к Габи и предложила пробежаться к лодкам. Крис был обеими руками за — на реке тоже было не сладко, но все же лучше, чем ногтями цепляться за этот жалкий клочок земли.

— Звучит разумно, — согласилась Габи. — Значит, план, ребята, такой. По сигналу люди седлают титанид, и те во весь дух скачут к лодкам. Скакать следует, глядя назад, — и смотреть во все глаза. Люди же должны смотреть во все стороны и быть готовыми мгновенно рухнуть на землю, поскольку больше двух-трех секунд бомбадули нам не предоставят.

— Кажется, тебе придется подыскать другой транспорт, — тихо вымолвил Псалтерион.

— Что? Тебе совсем плохо? Что-нибудь с ногой.

— Думаю, хуже.

— Рокки, дай же мне, наконец, лампаду. Ага, спасибо… — Она замерла, а потом в ужасе вскрикнула и выронила лампаду. В тусклом свете Крис увидел, что руки ее чуть не по локоть в крови.

— Что же он с тобой сделал? — простонала Габи. Потом опустилась к распростертому телу и попыталась его повернуть. Сирокко срочно подозвала Фанфару, а Робин и Валье приказала встать на страже. Только потом повернулась она к раненой титаниде.

И тут Крис понял, что липкая грязь на лице и руках смешана с кровью Псалтериона. Потрясенный, он отодвинулся немного в сторону, но по-прежнему оставался сидеть в грязи. От титаниды натекли целые реки крови, а сам Псалтерион лежал в небольшом ее озерце.

— Не надо, не надо, — попросил он, когда Габи с Фанфарой попытались его повернуть. Фанфара повиновалась, но Габи приказала ей действовать дальше. Однако вместо этого титанидская целительница приложила свою голову к голове Псалтериона и ненадолго прислушалась.

— Бесполезно, — заключила она. — Его смерть пришла.

— Нет, не может быть. Не может он умереть.

— Он еще не умер. Спой прощальную песнь, пока он слышит.

Крис отошел в сторону и опустился на корточки рядом с Робин. Девушка молча на него взглянула, затем продолжила внимательно наблюдать за ночным небом.. Крис с дрожью вспомнил те минуты, когда уже был уверен, что эпизод вот-вот начнется. Собственно и начался — только не тот.

Какое-то время не слышалось ничего, кроме пения Фанфары и Габи. В сладкозвучном голосе Фанфары не было скорби. Крис хотел бы понять почему. Габи особой певуньей никогда не была, но это не имело значения. Она задыхалась от слез, но пела. А под конец были слышны только звуки ее рыданий.

Сирокко настояла на том, чтобы тело перевернули. Необходимо осмотреть рану, сказала она, чтобы понять, как это случилось, и узнать больше о бомбадулях. Габи спорить не стала, но сама держалась в сторонке.

Когда подняли ноги и стали переворачивать, целый бушель темной влаги вылился в грязь. Крис отбежал в сторону и рухнул на четвереньки. Желудок его еще долго выворачивало даже после того, как он полностью опустел.

Потом он узнал, что рана прошла по всем телу Псалтериона и едва совсем не отсекла его торс от нижнего туловища. Решено было, что правое крыло твари резануло его через считанные секунды после того, как Крис сбросил Габи на землю. Резало крыло так аккуратно, будто на конце у него была бритва.

Псалтериона перенесли на берег реки — к месту, защищенному от атаки несколькими деревьями. Державшийся в сторонке вместе с Робин, Крис видел, как Габи опустилась на колени и отрезала прядь ярко-оранжевых волос, а потом завязала их в надежный узел. Без лишних церемоний трое титанид перекатили труп к воде и длинными шестами столкнули его в поток. Псалтерион превратился в смутную темную фигуру, покачивающуюся на нежной ряби. Крис смотрел, как он постепенно исчезает из вида.

Отряд еще десять оборотов оставался на месте, не желая встретиться с трупом Псалтериона. Никто ничем особенным не занимался. Разговоров тоже почти не было. Титаниды, правда, шили и напевали негромкие песни. Когда Крис попросил Сирокко перевести ему эти песни, та ответила, что все они про Псалтериона.

— В основном это не очень грустные песни, — добавила Фея. — Никто из этих троих не был к Псалтериону особенно близок. Но даже самые близкие друзья не стали бы оплакивать его так, как это делаем мы. Помни, для них его уже нет. Он больше не существует. Но он все-таки существовал и если ему в каком-то смысле предстоит жить и дальше, то только в песнях. Вот они и поют про то, кем он для них был. Они поют о том, что он делал и что делало его добрым другом. Собственно, это не слишком отличается от того, как поступаем мы, — если не считать полного отсутствия представлений о жизни после смерти. Из-за этого, полагаю, эти песни особенно для них важны.