Постепенно Сирокко поправлялась. Но каждое утро по-прежнему становилось для нее кошмаром. Поскольку спала она больше остальных, то и пробуждений, с которыми приходилось бороться, у нее бывало больше. И по пробуждении она была страшна как смерть. Руки тряслись, глаза блуждали — будто искали помощь и не находили. Сон был немногим лучше. Не раз Габи слышала, как ее старая подруга рыдает в ночи.
Но справиться с этим могла только сама Сирокко. А Габи тем временем занималась лишь корректировкой маршрута. Высадились они у северного изгиба Длинного залива. Прежде, когда Габи пересекала Нокс, она всегда направлялась в Змеиный залив — сужающийся клинышек, который вел к устью Офиона. Два этих залива разделяла скалистая коса. По земле до реки было всего километров пять. Вдоль берега же — по меньшей мере километров двадцать пять. Габи не слишком хорошо знала эту местность и не могла припомнить, тянется пляж на всем пути вокруг косы или нет. Не помнила она, и есть ли проход меж скалистых утесов на севере. А тут еще эта буря. Ветер может доставить путникам много неприятностей, если они решат следовать вдоль берега. А по земле придется вязнуть на скользких тропах, пробираясь сквозь густую тьму леса.
Габи прождала пять часов, надеясь, что буря утихнет, потом посоветовалась с Сирокко — та, как выяснилось, знала не больше Габи, — и наконец приказала сворачивать лагерь. Псалтериону суждено было прокладывать путь по земле.
Габи так и не узнала, был ли это лучший выбор, но во всяком случае оказался он неплохим. В нескольких местах пришлось тщательно выбирать маршрут. И все же в основном местность была не такой пересеченной, какой казалась. Отряд вышел на южный берег Змеиного залива. Берега там как такового и не было — залив сильно напоминал норвежские фьорды — но оттуда Габи уже знала путь. В этом самом месте Кружногейское шоссе вновь примыкало к Офиону после крюка по Северной Рее и скалистым перевалам западных гор Немезиды.
По какой-то неясной причине на этом 30-километровом участке творение Габи сохранилось лучше, чем где-либо еще на всей Гее. Большая часть асфальта растрескалась и покорежилась, какую-то часть вообще смыло, но все же отрезками по 50 — 100 метров отряд мог идти по твердой дороге, почти не изменившейся с тех пор, как ее со своими рабочими бригадами проложила Габи. Дорожное полотно было в этой области особенно твердым и устойчивым. Габи в свое время пришлось порядочно подзаняться здесь взрывными работами. И все же она была уверена, что регулярные дожди давно смыли плоды ее трудов.
Но, тем не менее, вот она, ее дорога. Вьется мимо семи массивных насосов, что выстроились вдоль ущелья. Насосы Габи назвала Врач, Везун, Чих, Ворчун, Соня, Дурень и Рохля — и уже не собиралась за это извиняться. Ничего тут было не поделать; запасы имен из греческой мифологии Габи к тому времени истощила. Пожалуй, наиболее подходящими представлялись Чих и Ворчун. Все насосы производили жуткий грохот. Кроме того, название «Дурень» можно было воспринимать как общее для всех.
Буря стала слабеть как раз, когда отряд приблизился к высшей точке насосной системы. Собственно, это была вообще самая высокая точка на Офионе. С уровня Нокса — высочайшего из десяти морей Геи — Семь Гномов поднимали воду еще на 4000 метров. Место это называлось Реин Перевал. С него открывался вид на горную стену Немезидиной Гряды: неровные зубья, подсвеченные изобильной зеленью и голубизной Крия — голубизной его северных озер и зеленью южных равнин, что изгибались позади гор. На перевал все еще падал неустанный дождь, но к востоку небо уже прояснилось. Габи решила, что пора мастерить каноэ. Отряд поплывет по реке и постарается достичь сухой земли, не вставая лагерем.
Снова Габи развеселил Крис. Он во все глаза наблюдал, как титаниды выбирают подходящие для каноэ деревья и после нескольких точных ударов топора собирают обильный урожай в виде реек и досок для настила. Парень изумленно качал головой при виде того, как все точно подходит для каркаса, на который оставалось только натянуть оболочку — ту самую, что сохранилась от первоначального флота в Гиперионе.
Габи неожиданно для себя поняла, что все еще наблюдает за Крисом, когда титаниды принялись нагружать лодки. Она удивлялась самой себе, но признавалась, что она во многих отношениях находит Криса неотразимым. Его почти ребяческое любопытство и неизменная готовность внимательно слушать, как она или Сирокко рассказывают о разнообразных чудесах Геи, вызывали у Габи грусть и даже зависть. Когда-то и она была такой. Внимание Криса контрастировало с недостатком интереса у Робин, которая обычно слушала собеседника лишь до той секунды, когда убеждалась, что лично к ней сказанное отношения не имеет. Габи предположила, что такой Робин сделала ее нелегкая жизнь. Но ведь и у Криса жизнь сложилась не легче. Это, в частности, выражалось в его грустных, негромких сетованиях. Он был скорее застенчив — но не настолько, чтобы совсем сливаться с фоном. Когда Крис бывал уверен, что его действительно слушают, он становился прекрасным рассказчиком.
А еще Габи чувствовала к Крису физическое влечение. И это было примечательно; ведь ее последний роман с мужчиной закончился лет двадцать с лишним назад. Когда Крис улыбался, ей было хорошо. Когда же объектом улыбки становилась она, Габи, ей было скверно. Слегка асимметричное лицо Криса было безусловно симпатичным; атлетический торс дополняли красивые ноги. Небольшой валик жира на поясе уже почти растворился; еще несколько недель лишений окончательно превратили бы его в стройного, узкобедрого мужчину. Именно в такого, какие нравились Габи. Но и сейчас ей уже хотелось поворошить его волосы. А потом, пожалуй, и сунуть руку ему в штаны — прикинуть, как там обстоят дела.
Но только не в этом походе. Не теперь — когда за ним хвостом ходит Валья, когда Сирокко держится на привязи только из-за последствий своего перепоя и когда — Габи уже начала это подозревать — когда даже Робин начинает проявлять интерес к скрещиванию представителей различных цивилизаций.
У Криса достаточно проблем и без Габи Мерсье — особенно если она попытается как-то вписать его в то несчастье, которое она сотворила из своей личной жизни. И Габи знала, что, быть может, крупнейшая проблема Криса — та, о которой он пока и не подозревает. Звалась эта проблема Сирокко Джонс. И Габи намеревалась сделать все возможное, чтобы его от нее оградить.
