— Я купаюсь, а потом не смываю ее пять дней, — поясняет она.
Обедаем мы вместе с местным историком. Из обсуждения относительно недавних событий следует, что солнечная приморская Одесса не избежала горестей, обрушившихся на западные регионы СССР. Румыны оккупировали Одессу во время войны, Гитлер обещал их вождю Антонеску большие участки побережья Черного моря. Для устрашения населения они сожгли 20 000 местных жителей в Арсенале, а еще 5000 повесили на деревьях вокруг города. Сегодня основной проблемой региона является сильное промышленное загрязнение.
Затем я отправляюсь на пляж Аркадия, один из самых знаменитых в Одессе, и обнаруживаю, что на нем абсолютно нет свободного места, и — как в водах Днепра в Киеве — здесь довольно людей, готовых любой ценой охладить свои телеса в жаркий день, не обращая внимания на возможную опасность для здоровья.
Мы обедаем в гостинице «Красная». Огромные дамы с обнаженной грудью поддерживают балкон с балюстрадой над входом, бледно-зеленый и белый фасад напоминает богато украшенный торт. Внутри похожий на сарай обеденный зал, неизбежные закуски и слабенький оркестр с толстой солисткой в золотом платье. Вполне возможно, что дни свои эта особа посвящает постановке грязевых клизм, но по вечерам она умерщвляет песни «Битлз».
Устраиваем вечеринку на балконе моего номера, чтобы отпраздновать успешное продвижение до Черного моря. Ложусь я поздно, а когда встаю, обнаруживаю на нижней простыне едва различимый черный осадок.
День 40: От Одессы до Стамбула
Уже 12:48 на цифровых часах в главном пассажирском терминале Одесского порта. После дня отдыха вся команда снова в пути, мы отплываем в Стамбул. В данный момент мы пребываем в преисподней таможни и иммиграционной службы и ждем событий. Хозяева попытались осветить сухую бюрократическую пустошь, в которой мы находимся, бодрыми туристическими постерами на стене — зубастыми скалами, лыжными склонами, народными танцами и детками, резвящимися на пляже. Удовольствия и развлечения изображенных на плакатах мест совсем не по карману большинству советских людей, однако они представляют собой одну из наиболее симпатичных сторон народа этой страны, обладающего способностью при малейшей возможности устроить себе побег из окружающего мрака. Мы наблюдали очереди за бензином и пустые магазины, неопрятные города и деревни и жесткую физиономию привилегий, но были свидетелями и мгновенного восхищения загородными местами (как в поезде до Киева), видели полные народа пляжи, а еще сегодня утром отдыхающие попросили меня на Потемкинской лестнице снять их семейство. Советский Союз никогда не бывает таким, каким кажется. Мы ели в гостиницах черствый безвкусный хлеб, но здесь, в Одессе, обнаружили за углом магазинчик, в котором выпекают свежие багеты. Мы видели пакет с фруктами стоимостью в 20 процентов недельной зарплаты и… сады, стонущие под тяжестью урожая. Мы встречали обращенные к нам каменные лица, и вместе с тем нас нигде так крепко не обнимали.
Отпущенные таможней на волю, мы получаем последнюю возможность пообедать в СССР. Хорошая новость заключается в том, что в терминале есть ресторанчик под открытым небом, каковой мы старательно разыскивали последние две недели. Плохая же говорит, что он расположен на полуразрушенной бетонной террасе, которую как бы начали сносить, но не успели довести дело до конца. Снабжение стандартное, то есть скверное — закуски в двадцать четвертый раз, хрящеватый гамбургер, увенчанный жареным яйцом, и кофе из щербатых чашек с отбитыми ручками. Подобное испытание заставляет всей душой устремиться в Стамбул, однако нам предстоит тридцатишестичасовое путешествие, и, как ни верти, выходит, что еще целые сутки с половиной мы проведем на территории Советского Союза. Наш корабль «Юность» зарегистрирован в Одессе и построен в Болгарии. Ему тридцать лет, длина 280 футов, водоизмещение 1000 т. Корабль лишь недавно переделали из учебного под пассажирский, и он совершает паромные рейсы в Турцию каждые пять дней. Альтернативы нет.
Поздно вечером приходит время распрощаться с русскими водителями, переводчиками и устроителями, ставшими нашими друзьями. Они с великим мастерством руководили нашим продвижением через лабиринт официальной обструкции, и тем, что мы сумели отснять все, что намеревались, и путешествовали куда хотели и как хотели, наша команда обязана лично им. Володя кажется утомленным, и, хотя в прощальных взмахах рук ощущается облегчение, мне кажется, что в них присутствует и сожаление, не потому что мы уезжаем, но потому что мы так легко отделались. При всей усталости, порожденной пересечением Советского Союза, вид их лиц, пока «Юность» медленно отходит от причала, заставляет меня ощутить, какой я везучий.
Нос корабля разворачивается, указав на мгновение на 192 каменные ступеньки, получившие название Потемкинских после драматической сцены, отснятой на них Эйзенштейном в фильме «Броненосец «Потемкин»», величественно поднимающиеся от порта к обсаженной деревьями эспланаде. Лестница, ведущая в СССР. А затем мы отворачиваемся от этого теплого, не притязающего на величие города и медленно отходим от громадных причалов, мимо катеров на подводных крыльях, носящихся по гавани, мимо серых боевых крейсеров и громадного советского сухогруза. Пока корабль неторопливо идет на юго-запад вдоль низких, растворяющихся в дымке холмов Причерноморья, я предаюсь одному из великих наслаждений дальнего плавания — исследую новый для себя корабль. Кабины с общими удобствами тесны и неуютны. Главная палуба имеет вполне приятный вид, на набранной из досок палубе находится изрядное количество вместительных и отличных шезлонгов со скамеечками для ног. Над кормой корабля — некое подобие сляпанного на скорую руку навеса, собранного из выкрашенных бурой краской листов волнистой пластмассы. Внутри небольшой бар с дешевыми вращающимися стульями, крытыми красным нейлоном. В нем нет ничего действительно полезного, то есть пива и вина, только шампанское, водка и бренди по немыслимой цене в твердой валюте, однако, с точки зрения возгораемости, трудно представить себе нечто более опасное.
Роджер решил, что состояние туалета настолько скверно, что нам следует отснять его. И в тот момент, когда мы появляемся из уборной наружу со всем осветительным и прочим оборудованием, мимо проходит корабельный эконом, аккуратный лысый человек по имени Феликс, наделяя нас очень странным взором. К несчастью, съемку приходится повторить. И снова снаружи мы наталкиваемся на Феликса. На сей раз он положительно встревожен. Но… к обеду уборные уже начищены до блеска.
Феликс — та еще личность. Одетый в блистающие белизной белые брюки и куртку, он не только объявляет об обеде, но и физически направляет потенциальных клиентов в ресторан. И чем дольше ты медлишь, тем настойчивее становится его внимание. Являющихся самыми последними буквально выталкивают к столу.
День заканчивается на палубе: в руке виски с водой, над головой звезды, которым не мешают светить городские огни.
День 41: От Одессы до Стамбула
На палубе в 7:45. К ужасу моему, там оказывается Феликс в состоянии припадка. Полуобнаженный, вращая глазами, он судорожно машет руками перед собой. Не сразу я понимаю, что он делает утреннюю зарядку. Он улыбается в мою сторону, гротескно искривив рот, практически разрезавший его лицо пополам. К счастью, гримаса оказывается очередным упражнением.
Я начинаю сомневаться в том, подлинно ли мы находимся на советском корабле. По радиосети передают Питера Габриэла[14], в меню завтрака значится овсянка. Среди пассажиров числится восемнадцатилетняя девушка из Илюш[15], путешествующая вместе с братом, который целый год учился в Москве. Они только что возвратились из поездки на сибирское озеро Байкал, глубочайшее в мире и до сих пор чудесным образом сохраняющее чистоту. Их описания красоты, чистоты и покоя, царящего в тех краях, полны соблазна для моих ушей.
