В свою очередь, и к нам подоспела помощь. Один за другим, держа револьверы наготове, наши пять агентов ворвались в переднюю.

Горячая перестрелка завязалась между двумя сторонами.

Между тем, Холмс и Карцев продолжали кататься по земле.

— Так это ты, проклятый шпион! — ревел Карцев, стараясь схватить за горло Холмса.

— Наконец-то мы с тобой сведем счеты! — хрипел в свою очередь Холмс, едва выбиваясь из рук Карцева.

На его счастье бандит выронил револьвер при падении.

Между тем, вместе с агентами мы бросились на трех остальных противников, храбро державшихся на своей позиции и не отступавших ни на шаг, продолжая давать выстрел за выстрелом.

Двое из агентов уже упали жертвою их убийственного огня. Одна из их пуль пробила мне рукав, оцарапав слегка руку.

Проклятья и ругань градом сыпались уст разбойников.

Но вот, наконец, один из них пал. Затем другой из них вдруг выронил револьвер, схватившись за плечо.

Дав последовательно два выстрела, третий бандит бросился было бежать, но, получив пулю в спину, упал навзничь около своих товарищей.

Мы бросились к Холмсу.

Карцев, оказавшийся вдвое сильнее Холмса, брал верх. Ему удалось схватить противника за горло и теперь он душил его изо всей силы. В одну минуту мы все вшестером накинулись на него и в один миг связали, не обращая внимания на страшные угрозы и проклятья, которые он посылал по нашему адресу.

Через час мы были уже в полицейском управлении, куда доставили оставшегося невредимым Карцева и одного из раненых его товарищей. Двое других были убиты наповал.

— Имею честь представить вам вождя бандитов, — произнес Холмс, указывая полицеймейстеру на связанного Карцева. — Надеюсь, вы примете все меры для того, чтобы негодяй не миновал давно заслуженной им петли. Я же лично свел с ним свои счеты и отхожу в сторону.

И, выслушав многочисленные благодарности от полицеймейстера, Холмс вместе со мной вышел на улицу.

Был конец мая.

Погода в Москве, наконец, установилась, мы вздохнули свободнее. Признаюсь, быть в Москве во время периодических дождей в начале весны, — это нечто ужасное!..

Город и без дождей отличается грязью, а во время дождей становится в некоторых местах положительно непроходимым, в особенности в дачных окраинах, куда публика ездит, якобы, для «освежения воздухом».

Пользуясь погодой, мы решили вместе с Шерлоком Холмсом сделать маленькую прогулку по Волге.

Сборы наши были недолги и через полсуток мы перемахнули из Москвы в Рыбинск, откуда предполагали спуститься до Астрахани, останавливаясь по одному дню в больших приволжских городах. Достать каюту на одном из пароходов Общества «по Волге» было делом нетрудным.

Пароходы шли один за другим и, не успели мы хорошенько разобраться, как раздался второй гудок, потом рявкнул третий, и пароход плавно отвалил от пристани. Время было под вечер…

Широкая Волга, блестящая и нарядная, так и сверкала под лучами заходящего солнца.

Стоя на носу, мы, Шерлок Холмс и я, восторженно глядели на поверхность этой великой реки, несущей свои волны почти на четыре тысячи верст.

— Какое богатство, какое богатство обладать такой рекой!.. — восторженно шептал Холмс. — И как должен быть невежествен тот народ, который не сумел создать из нее, в продолжение стольких веков, ничего нужного!..

Он усмехнулся горькой улыбкой.

— Да, дорогой Ватсон, — снова заговорил он, — мы, англичане, показали бы русским, что значит владеть такой рекой! У нас землечерпательные машины не стояли бы в ремонте тогда, когда на заброшенных перекатах мелкие суда садятся на мель, а бедные бурлаки не тянули бы, подобно скотам, на лямках тяжелые барки…

Он вдохновлялся по мере того, как говорил.

— Эта река была бы рекой счастья и гордости народной, а не рекой, состоящей наполовину из слез. Мы не позволили бы ей затоплять ежегодно сотни селений, мы взяли бы ее в ежовые рукавицы, и она несла бы свои волны на радость народа, оплодотворяя широкие поля и бесконечные пастбища… Смотрите, какая красота!

Да, Волга была действительно красива…

Весенний разлив уже спал и успокоенная река, как ни в чем не бывало, катила вдаль свои воды, забыв о тысячах жертв, которых стерли недавно волны ее с лица земли.

Когда совершенно стемнело, лесистые берега бросили свое отражение в стальную поверхность реки и стало казаться, что два ряда деревьев стоят в воде — один подымаясь из нее, а другой — спускаясь в нее вершинами.

Встречные пароходы, иллюминованные разноцветными сигнальными огнями, казались сказочными великанами, опоясанными двойным рядом светящихся четырехугольников, и при приближении к нам неистово ревели, словно стараясь запугать нас.

Наш пароход тоже подымал такой же неистовый рев, и мы шумно расходились, словно два неприятельских снаряда, не встретивших в своем полете друг друга, вспугивая проснувшихся диких уток, спокойно дремавших в прибрежных камышах.

Звезды, беспорядочной гигантской горстью брошенные на небе, сонно мерцали и отражались в широкой воде…

И Волга, словно зачарованная, плавно и едва заметно колыхалась, словно укутываясь лениво в одеяло перед тем, как заснуть на ночь…

Почти до рассвета простояли мы на палубе и лишь когда петух, забытый в клетке буфетчиком и не прирезан-ный случайно вчера, заорал вдруг спросонок, мы, словно сговорившись, оторвались от своих дум и молча направились в каюту.

На следующий день, часов около семи утра, мы прибыли в Кострому и высадились с парохода.

Издали город производил хорошее впечатление, но при ближайшем осмотре оказался хотя и чистеньким, но вовсе уж не таким красивым.

В номерах Лазарева, куда мы сначала попали, нас встретило такое зловоние, от которого на Холмса напал столбняк.

— Ну, дорогой Ватсон, — воскликнул он, приходя в себя, — такое зловоние можно устроить только на конкурсе антисанитарных условий! Поэтому я склонен думать, что в городе Костроме управа обзавелась антисанитарной комиссией в видах скорейшего призыва холеры или чумы на жителей, не записывающихся до сих пор в «Союз русского народа»!..

Не понимая, в чем состоит этот оригинальный «Союз», я попросил Шерлока Холмса объяснить мне это подробнее.

— Гм!.. Видите ли, дорогой Ватсон, я не могу еще сам понять конечных целей этого «Союза», — произнес он задумчиво. — Мне говорили, что главари этого «Союза» видят весь корень зла в цивилизации, и поэтому хотят возвратить человечество к первообразу, то есть к временам одичалых, вернее, диких времен. В этом я отчасти убедился и здесь, так как, если вы заметили, чайная «Союза» помещается как раз рядом со зверинцем, на базарной площади.

— В самом деле изумительно! — пробормотал я растерянно. — Это, вероятно, одна из изуверских сект…

— Правительство смотрит на них сквозь пальцы, ну… как на юродивых, юродству которых здоровые люди не последуют, — ответил Холмс насмешливо. — Несколько наших ученых недавно были командированы правительством в Россию для изучения «союзников», как весьма ценных в истории человечества индивидов и, вероятно, им удастся добыть несколько черепов для европейских музеев и для антропологических исследований.

Походив немного по городу, мы нашли, наконец, прекрасный номер в гостинице «Старый Двор» и, приказав подать самовар, стали пить чай, посмеиваясь от души над странными жителями Костромы, не знающими даже главных улиц своего города.

Было, вероятно, часа четыре дня, когда кто-то постучал к нам в дверь.

— Войдите! — крикнул Холмс.

Дверь отворилась и в комнату вошел толстый господин, лет пятидесяти пяти, одетый в дорогую, тонкого сукна, русскую поддевку и высокие лакированные сапоги. Борода у него была тщательно выбрита, усы слегка топорщились, а огромная лысина так и сияла.